— Мне кажется, мисс Лингфилд чересчур молода для того, чтобы быть такой, какой вы ее описываете, — усомнился в правдивости слов экономки маркиз.

— Дело тут вовсе не в возрасте, милорд, — ответила экономка. — Просто у некоторых людей огромное сердце и доброты его хватает на всех. У мисс Валеты именно такое сердце.

Маркиз молча развернулся и вошел в дом.

Валета нисколько не удивилась, когда на следующий день после обеда выглянула на улицу из окна гостиной и увидела приближающийся к своему дому фаэтон маркиза. Она невольно залюбовалась впряженными в него крупными красавицами лошадьми, И самим маркизом, несмотря на всю свою ненависть по отношению к нему.

В шляпе с высокой тульей, немного сдвинутой набок, сером габардиновом пиджаке, идеально сидевшем на его фигуре, и панталонах цвета шампанского он представлял собой само олицетворение модности и щеголеватости.

Но этот наряд не смотрелся бы так потрясающе, если бы маркиз не обладал столь примечательными внешними данными — густыми черными волосами, выразительными чертами лица, мускулистыми плечами.

Валета хотела встретить его подчеркнуто сдержанно и официально, поэтому поспешно отскочила от окна, уселась в кресло и принялась ждать момента, когда няня объявит о приходе гостя.

— Маркиз Труна, мисс Валета! — послышалось со стороны двери буквально через несколько минут.

Валета нарочито медленно поднялась с кресла, чувствуя странную дрожь внутри и с удивлением отмечая, что чересчур взволнована.

В тот день, когда маркиз посетил ее впервые, она дала себе слово, что не позволит этому самовлюбленному типу каким-нибудь образом повлиять на нее, а тем более запугать.

«Я не боюсь его! — твердила себе Валета. — И никогда не буду бояться!»

Маркиз вошел в гостиную, и Валета присела в реверансе, приветствуя его;

— Добрый день, ваша светлость!

— Добрый день, Валета.

Называть ее по имени было неслыханной дерзостью с его стороны, но Валета решила не придавать этому слишком большого значения. В данный момент ее волновало множество гораздо более важных вещей, поэтому не следовало заострять внимание на подобных мелочах.

— Позволите мне присесть? — спросил маркиз.

— Конечно, милорд. Могу предложить прохладительные напитки или что-нибудь перекусить.

— Нет-нет, благодарю. Мне интересно, как поживает ваш новый подопечный, — сказал маркиз, опускаясь на стул.

Глаза Валеты засияли. Она села в кресло и воодушевленно воскликнула:

— Я была права! Абсолютно права в своем предположении! Этот ребенок воспитывался в образованной семье и был украден у своих родителей!

— Почему вы так уверены в этом? — поинтересовался маркиз.

Валета таинственно улыбнулась и немного наклонилась вперед.

— Во-первых, потому что Николас отнесся к принятию ванны как к чему-то привычному и естественному.

Она выдержала паузу и продолжила:

— Вам, ваша светлость, вряд ли это кажется убедительным, но я точно знаю, что деревенские дети из семей бедняков кричат от ужаса, если ты вынужден купать их в ванне.

Мне не раз доводилось заниматься этим. А Николас не только с удовольствием позволил помыть себя, но и сказал, когда мы вытащили его из ванны: «Теперь я стал чистеньким!»

— Вам удалось привести его в нормальный вид? — спросил маркиз.

— Не совсем, — ответила Валета, вздыхая. — Сажа въелась ему в кожу, ведь он даже спал на мешках с сажей где-то в доме трубочиста. Там же спят и другие мальчики этого дьявола.

— У него их много?

— Еще три человека. Но все они намного старше Николаса.

— Что вам еще удалось узнать о нем? — полюбопытствовал маркиз.

Странно, но этот разговор был для него весьма увлекательным.

Когда он ехал сегодня к Валете, настраивался на нечто совсем другое. Ему представлялось, что она начнет жаловаться на сорванца, скажет, что им с няней с ним не управиться и не вынести его невежества, его грубой брани, которая укоренилась в нем и вырывается наружу каждый раз, как только он открывает рот.

— Трубочист жестоко избивал его, — продолжила рассказывать Валета. — На спине и на ногах у него краснеют уродливые следы от ударов кнутом. А глаза все еще такие же красные и опухшие — он плакал, и сажа с ресниц попадала ему в глаза.

Она перевела дыхание.

— Но он с удовольствием отказывается от ругательств, которые слышал от других мальчиков, и уже начинает разговаривать со мной так же, как я с ним. Полагаю, это для него вполне привычно.

— Сколько ему лет, по-вашему? — спросил маркиз, — Не больше шести. Я еще не пыталась расспрашивать его о родителях, но, когда мы посадили его за стол и дали в руки нож и вилку, он спокойно принялся есть ими, еще раз убеждая нас в том, что его отец — джентльмен.

Валета замолчала, но тут же добавила:

— И вот еще что! Увидев на столе серебряную ложку, Николас воскликнул: «У моего папы есть такая же!» Думаю, это тоже говорит о многом.

Она вопросительно уставилась на маркиза, ожидая его реакции.

— То, что вы поведали мне, — заговорил он, — очень занимательно. Признаться, раньше я никогда не верил в эти истории о похищении детей. Наверное, вы желаете, чтобы я заявил на трубочиста в полицию? Если да, то я сделаю это.

Пусть займутся расследованием.

— Я и в самом деле хотела обратиться к вам с такой просьбой, — ответила Валета. — Возможно, полиции и удастся что-нибудь выяснить. Хотя в наше время» нельзя возлагать на нее больших надежд.

— А откуда вы это знаете? — пораженно глядя на собеседницу, спросил маркиз.

Многих жителей Лондона волновали проблемы полицейских: их отвратительная организация и получаемые ими мизерные заработки.

Все это вынуждало блюстителей порядка зачастую поступать нечестно.

Для маркиза это не являлось секретом, ведь большую часть времени он проводил в столице. А откуда было знать о ситуации в Лондоне девушке из деревни?

Валета, заметив его изумление, спокойно объяснила:

— Я читаю газеты каждый день, милорд. А еще мы с папой тщательно изучили результаты двух последних исследований, проведенных специальным комитетом палаты общин.

Маркиз никак не ожидал услышать от нее подобное.

Поэтому на протяжении нескольких мгновений сидел молча, совершенно сбитый с толку.

Лишь некоторые мужчины из его окружения время от времени заглядывали в газеты, публикующие доклады специальных комитетов. А женщины вообще не имели понятия о существовании таковых.

Как будто почувствовав, что она обязана предоставить ему более подробные объяснения, Валета продолжила:

— Отец моей мамы был лондонским епископом, поэтому ее всегда интересовали результаты работы духовенства по улучшению участи бедняков из Сити.

— Я об этом не имел ни малейшего представления, — несколько сконфуженно пробормотал маркиз.

— Папу тоже это увлекло, поэтому я с ранних лет росла в атмосфере сострадания к ущемленным и давно поняла, что обязана не забывать о людях, рожденных не в благополучной семье, как я, а в бедности и голоде.

Она говорила об этом так просто и искренне, что маркиз не мог не верить ей.

Ему представилось вдруг, что ее красивые волосы уложены в модную прическу, что у нее на шее — колье из драгоценных камней, что ее платье сшито по последнему слову моды известнейшим из лондонских портных.

Такое прелестное создание занимается спасением мальчиков-чистильщиков, посещением больных прихожан, изучением комитетских докладов и переживаниями за нищих! — подумал он, и его сердце сжалось.

— Мне кажется, Валета, нам с вами не стоит концентрировать все наше внимание на Николасе. Необходимо позаботиться и о вас. Это тоже крайне важно, — сказал он.

— Прошу вас, не беспокойтесь обо мне! — ответила Валена. — и мне очень хочется поговорить с вами о Николасе.

Маркиз смотрел на нее как на сверхъестественное существо. Ни одна из молодых женщин, которых ему доводилось знавать, не интересовалась чьей-нибудь судьбой больше, чем своей собственной.