Валерия Борисовна Мартьянова (Харьков, Украина) — солистка Харьковской филармонии — за активное участие в культурной программе, направленной на развитие интеграционных связей Беларуси, России, Украины.

Василина Александровна Орлова — за книгу прозы “Вчера”.

Николай Владимирович Переяслов — за книгу стихов “Соловей с простуженным горлом”.

Геннадий Петрович Петров (Сквиренко) (Атланта, США) — за популяри­зацию произведений современных русских писателей в русско­язычных диаспорах дальнего зарубежья.

Александр Николаевич Провоторов — за цикл скульптурных работ “Русские полководцы”.

Сюрприз вечера — премьера музыкальной эмблемы конкурса. Создал ее замечательный композитор популярной музыки, народный артист СССР Евгений Дога, записал на кассету и с бесценным автографом передал кассету в дар Дирекции премии. На листе нотного стана рукой маэстро начертаны вступительные такты музыки и признательная надпись: “Великому Виктору Розову — от Евгения Доги. Один из ритмов нашей эпохи”.

Музыкальная эмблема розовской премии прозвучала на церемонии пять раз. Ордена Петра Великого 1-й степени удостоен академик РАН Евгений Петрович Челышев ; народный художник России Геннадий Иванович Правоторов награжден орденом Петра Великого 2-й степени; Председатель совета Российского гуманитарного научного фонда, член-корреспондент РАН Юрий Леонидович Воротников стал лауреатом премии имени Михаила Ломоносова с вручением золотой медали. Также премией имени Михаила Ломоносова и золотой медалью награждены председатель Московского городского комитета профсоюза работников культуры Надежда Тихоновна Чапарова и председатель Попечительского совета фонда “Хрустальная роза Виктора Розова“, председатель коллегии адвокатов г. Москвы “Бизнес­Инюр­коллегия” Елена Всеволодовна Богородицкая .

P. S. Когда набирался этот номер, пришло печальное известие о смерти Виктора Сергеевича Розова. Отныне эта премия нашего выдающегося писателя стала мемориальной.

АНДРЕЙ  БАЖЕНОВ

“РУССКИЙ  УМ,  ДОСТИГШИЙ 

ПОЛНОГО СОВЕРШЕНСТВА…”

Крылов – консерватор вечного

Западные ветры, засквозившие через прорубленное Петром “окно”, стали рассеивать на российской почве семена чуждых русскому сознанию теорий, учений, верований. На рубеже XVIII—XIX веков в российском обществе настолько явно обозначились итоги вредных и губительных иноземных влияний, что перед умными и образованными русскими людьми, которым удалось не утерять кровного и духовного родства со своим народом, встал вопрос о возможности или невозможности сохранения России как русского государства.

Революционный пожар в Европе, наполеоновские войны, многочисленная эмиграция с Запада, либеральное половодье в начале царствования Александра I… Как и во все смутные времена, в русской России того времени таинственным образом появились и проявились в истории национальные гении, которые сосредоточивали в себе народный дух, характер, одарён­ность. Они призваны были выполнить некую пророческую, мессианскую функцию. Им даны были сила и мужество взвалить на себя бремя народного отцовства, пастырства. Их трезвый гениальный ум позволял уже в юности понять свое предназначение и поставить перед собой ясную цель, а великий талант помогал достичь этой цели – пройти свой путь до конца. Деятельность, творчество таких людей, сам масштаб их личности в истории давали народу надежду на спасение, объединяли, выводя русских людей из вечных духовных скитаний, пробуждая народное самосознание. Таковым в начале ХIX века был Пушкин. Таковым был Крылов.

Кто не знает дедушку Крылова? Все знают. Само собой разумеется… Но из-за этого “само собой”, из-за столь широкой популярности баснописца, из-за всеобщего буквально знакомства с двумя-тремя его баснями ещё в раннем детстве для большинства русских, к сожалению, истинное знание его творчества подменяется некоей иллюзией знания. “Крылов?... “Стрекоза и муравей”… Конечно, знаю!”

В школьной программе с баснями Крылова поверхностно знакомятся в начальных и средних классах. И он вроде бы всем понятен. “Рассказ” каждой его басни внятен и прост, мораль ясна. И в дальнейшем углублённом изучении его творчества и его биографии, вроде бы, и нужды нет. В этом виноват отчасти и сам Крылов, который всякую мораль свою, всякое откровение прятал под маской легкой аллегории, а свое истинное – серьёзное, мощное, пророческое “я”, как и всю свою биографию, тщательно (и, наверное, неспроста!) скрывал за созданной им самим анекдотичной “крыловской” легендой. Отчасти в слабом знании и недооценке Крылова как писателя и мыслителя виноваты всё те же “лень и нелюбопытство” русских, о которых писал Пушкин в “Путешествии в Арзрум” по поводу Грибоедова. А по поводу Крылова Пушкин заметил: “Крылов знает главные европейские языки и, сверх того, он, как Альфиери, пятидесяти лет выучился древнегреческому. В других землях таковая характеристическая черта известного человека была бы прославлена во всех журналах; но мы в биографиях славных писателей наших довольствуемся означением года их рождения и подробностями послужного списка, да сами же потом и жалуемся на неведение иностранцев о всём, что до нас касается…”. Факты из интереснейшей биографии Крылова и его семьи Пушкин упоминает в “Истории Пугачёва”, и, как полагали некоторые исследователи, черты капитана Крылова предопределили впоследствии образ капитана Миронова в “Капитанской дочке”.

Попутно можно заметить, что образ Фенюшки – “экономки” Крылова, возникающей в воображении при знакомстве с мемуарами современников, уж очень напоминает Феничку – “экономку” Николая Петровича из “Отцов и детей” Тургенева, а знаменитый (знаковый!) халат “ленивца” Крылова сразу же начинает ассоциироваться со знаменитым халатом гончаровского Обломова… А какое бессчётное число раз по разным поводам цитировались его басни!.. Многое сходится на имени Ивана Андреевича Крылова и в русской литературе, и в русской жизни в целом.

Кто же он на самом деле, дедушка Крылов, этот скромнейший в жизни человек, не оставивший нам ни единой автобиографической строчки, автор, полностью растворившийся в собственных произведениях? Почему, например, он именно дедушка ?.. В чём его загадка, тайна, если таковая есть?..

Крылова-баснописца – Крылова зрелого – никак нельзя причислить ни к либералам, ни уж тем более к революционерам. И дело не только в показательно-примерном его благонамерении по отношению к властям. Внешне по-обломовски ленивый, не любивший менять своих привычек и пристрастий (к русским кушаньям и русскому языку, например), он всю жизнь просидел, по сути, на одном месте и, как и Пушкин, ни разу не выезжал за границу:

…Кто с пользою отечеству трудится,

Тот с ним легко не разлучится;

А кто полезным быть способности лишён,

Чужая сторона тому всегда приятна:

Не бывши гражданин, там мене презрен он…

                                            (Пчела и Мухи)

Современники отмечали “патриотизм Крылова” и “русскую душу его, неко­лебимую в своих правилах и думах, не изменившуюся в течение почти семидесятилетней жизни ни от каких посторонних влияний и прививок иноземных… Конечно же, Крылов – типичный консерватор.

Но консерватизм может пониматься по-разному. Консервативное сознание может абсолютизировать, а затем пытаться “законсервировать”, допустим, некоторый период исторического земного бытия народа, который воспринимается как век народного благоденствия. Такое пристрастие к прошлому имеет своё значение. Человек – существо историческое, и без памяти прошлого неясны бывают пути в будущее. Национальный костюм, язык, ритуал… всё это укрепляет культурно-этническую общность народа и украшает народную жизнь… Можно стремиться “законсервировать” и тот или иной “старый” социальный порядок, который кажется наиболее приемлемым для процветания собственного сословия или всего общества. И подобное стремление может возникать только потому, что у “консерватора” при том порядке было беззаботное детство, весёлая счастливая юность или удачно сложилась служебная карьера. (Помните, как Фамусов из “Горя от ума” ностальгировал по “веку минувшему”?)