Уже в 90-е годы наиболее проницательные экономисты, такие как профессор М.Суходольский из университета Оттавы (Канада), сделали обоснованный вывод: “Силы организованных спекулянтов на валютных рынках намного превосходят силы эмиссионных институтов” [5] 5 . Это новый феномен, последствия которого чрезвычайно важны не только для экономики, но и для геополитики. Мировой финансовый олигархат способен быстро мобилизовывать и направлять к выбранной жертве сотни тысяч пираний — более мелких спекулянтов, в чьих руках сосредоточена критическая масса капиталов. Олигархи способны привлекать к операциям центральные банки, в том числе ФРС в США и крупнейшие банки в лондонском Сити. Аналогия с войнами вполне уместна. Только ведут ее не с помощью армии и флота, а с помощью целенаправленных притоков и оттоков огромных сумм денег. Учитывая их влияние на геополитику, можно их назвать геофинансами. Европейский Союз ввел новые мировые деньги — евро — не в последнюю очередь для того, чтобы вывести свои страны из-под удара геофинансов. О том же мечтают Япония и Китай, соревнуясь за лидерство в Азии. Японское правительство заявляло неоднократно о намерении ввести единую для стран ЮВА валюту, создать региональный азиатский валютный фонд. Ей мешают совместно Китай и США. Сотрудничая с евро, эта новая валюта могла бы остановить зеленый вездеход — доллар. Сфера для манипуляции геофинансами сузилась бы, глобализация по-американски уступила бы место регионализации.

Именно в этом сокровенный смысл финансовых баталий. Финансовой олигархии, оседлавшей США, не нужен многополюсный мир, не нужны три ключевые валюты, не нужны различные модели развития. Финансовая олигархия намерена остановить возникновение относительно самостоя-тельных крупных экономических регионов. Тенденция к этому становится преобладающей, о чем свидетельствует исследование группы американских ученых из Калифорнийского университета [6] 6 . Сорос, являясь рупором банкирских кланов, выступает против регулирования экономики нацио­нальными государствами, но за жесткое глобальное регулирование всего мирового хозяйства: “Без него, — пишет он, — финансовый и политический кризис приведут уже в скором времени к дезинтеграции глобального капитализма”. Сталкиваются две мощные тенденции: глобализация и регионализация, стратегии однополюсного и многополюсного миров. Россия оказывается на обочине обоих путей. Либерализм в “отдельно взятой стране” едва ли возможен. Экономическую самостоятельность можно сохранить, лишь умело защищаясь от ударов геофинансов. Только окрепнув, Россия сможет стать центром притяжения окружающих ее стран и совместно с ними обустраивать свой экономический регион. Опираясь лишь на газ и нефть, этого нельзя достичь. Нужна наука, нужно образование, наукоемкие производства.

Ловушка свободной международной торговли

Свобода торговли — фритрейдерство — вводилась принудительно мор­скими державами. Одним из первых бросков американского империализма был поход капитана Пэри в 1857 г. к берегам Японии. Бравый моряк нацелил пушки своего фрегата на японцев и под прикрытием орудийных стволов потребовал свободы торговли, политики открытых дверей. Так начиналась современная экономика бомбометания. Свобода торговли в наши дни стала, как отмечалось, альфой и омегой неолиберального мирового порядка. Широко рекламируемая ее взаимовыгодность рассчитана на простаков. Это удобный для торговых морских держав миф.

Возьмем учебники или словари по экономике, изданные, скажем, в Англии, в стране — родоначальнице политэкономии и самой доктрины свобод­ной торговли. Еще в 60–70-е годы ХХ века эта доктрина рассмат­ри­валась как “архаичный принцип”. Свобода торговли считалась “нежелательной, ибо губит младенческую национальную промышленность” [7] 7 . Спустя 20 лет неолиберальная школа стала утверждать прямо противоположное. “Бесспорные статистические данные, — утверждает один из документов ВТО, — свидетель­ствуют о положительной связи между либерализацией торговли и экономи­ческим ростом” [8] 8 . Либералы подают это как истину, не требующую доказа­тельств, как аксиому.

Однако ни история экономики, ни современный опыт не подтверждают, что свобода торговли ведет к ускоренному экономическому росту и преодолению отсталости. Спор не окончен. И надо признать, что есть доводы и за и против. Но современная практика мирового хозяйства дает все больше оснований для утверждения, что свобода торговли в конечном итоге закрепляет отставание, насаждает неравноправие, эксплуатацию, однобокое развитие и зависимость слабых экономик от тех стран и корпораций, которые вырвались вперед в научно-техническом развитии и заняли выгодные позиции в международном разделении труда.

Одним из фундаментальных исследований на эту тему стал труд женев­ского экономиста Поля Бейроха “Мифы и парадоксы экономической истории” [9] 9 . Выводы его стали сенсацией, потому что потрясли основы доктрины свободной торговли: в период с 1800 по 1990 гг., т.е. в течение всей капиталистической эпохи, высокоразвитые страны обеспечивали ускорение своего экономического роста главным образом посредством протекционизма. Свободу торговли они навязывали другим. В итоге те превращались в отсталые страны. Индия — один из очевидных примеров, считает П. Бейрох. США наилучшие экономические результаты показывали именно тогда, когда они проводили политику протекционизма. Они стали требовать свободы торговли, только когда встали на ноги, когда создали национальный экономический комплекс, укрепили образование, подгото­вили научные кадры. “Невидимая рука рынка” — это миф: при монополизации у этой руки должен быть железный кулак. Свобода торговли выгодна только тем, кто торгует наукоемкой и капиталоемкой продукцией. Все знают, что отсталым странам не догнать Америку и Европу в развитии четвертого и решающего фактора производства — науки и менеджмента, если не прибегнуть на какой-то период времени к разумному протекционизму. В современных условиях ключом к успеху и в личной карьере и в конкуренции становится интеллектуальный капитал и образование. Да, именно образование! Возможно, самым большим уроном от реформ в России 90-х годов является разгром науки и образования. Они были первоклассными по самым высоким стандартам. Чтобы восстановить их, потребуется беспре­цедентная концент­рация сил.

Свободная торговля у либералов стала “священной коровой”. Между тем торговля, даже внутренняя, имеет экономические пределы. Об этом писали многие выдающиеся мыслители. Джон Мейнард Кейнс, самый влиятельный экономист ХХ века, явно скептически относился к чрезмерному международ­ному разделению труда и к безграничной свободе торговли: “Я симпатизирую скорее тем, кто хочет сделать как можно меньшим переплетение экономик различных наций, а не тем, кто хочет увеличивать их взаимозависимость. Идеи, знания, искусство, гостеприимство, путешествия по своей природе интернациональны. Но товаров должно быть как можно больше нацио­нального производства. А главное и, прежде всего, финансы должны быть национальными” [10] 10 . Кейнс настаивал на этом еще до появления таких мощных новых факторов, как подорожание энергоресурсов, угроза их исчерпания и, главное, угроза экологических катастроф. С тех пор необходимость производить как можно больше товаров и услуг на месте потребления многократно возросла и становится императивом. Экономист и философ Лев Тихомиров еще в начале ХХ века настаивал, что не только нации, но и более мелкие общности людей — области, волости, общины — должны сами удовлетворять свои потребности, производя все основное на месте. Л. Тихо­миров отмечал две существенные особенности России, которые неблаго­приятны для внешней торговли: удаленность от морских путей и суровый климат. Они делают большую часть российской продукции неконкуренто­способной. Себестоимость нефти из Сибири, например, в несколько раз выше, чем из Кувейта. Морской транспорт многократно дешевле железно­дорожного и т. д.