Комсомол — все ступеньки прошел. Партия. Сейчас некоторые отрекаются от своего прошлого. Я видел политиков, которые вырывали и выбрасывали целыми страницами то, что писали всего несколько лет назад: стыдно. А я недавно составлял сборник статей за много лет, и мне не пришлось вычеркнуть ни одного абзаца. Считаю, что человек, прошедший закалку в труде, оставшийся верным себе, может считать жизнь состоявшейся. Тем более что за нами стояли мощь великой советской державы, вершинные достижения русской нации.
А. К.:
Цельная судьба. Но ведь были, наверное, и поворотные моменты.
Г. З.
: Были. В 17 лет я пошел работать. Окончил школу с отличием. Московские родственники зазывали поступать в столичные вузы. Но директор нашей школы попросил поработать учителем. Я и раньше, будучи старшеклассником, когда болели отец или мать, подменял их. И директор удивлялся, что у меня на уроках всегда порядок — ребята с удовольствием занимались...
Я преподавал математику. Потом поступил на физмат Орловского педуниверситета. Кстати, очень сильное учебное заведение: из сотни педвузов СССР он входил в десятку лучших. Мне нравились и общественные науки, но физика и математика — базовые дисциплины, они лежат в основе любой профессии.
Второй переломный момент — армия. Я попал в специальную разведку по борьбе с атомным, химическим и бактериологическим оружием. Производила впечатление и сама обстановка: мы служили в ГДР, международное положение было сложное... Опасная работа, частые тренировки — все это выковывало характер.
Я взял с собой учебник по алгебре и справочник по математике. Командир разрешил их таскать в вещмешке. Многие ребята готовились к демобилизации, ходили на курсы. Меня попросили преподавать математику. И, кстати, из 20 человек демобилизовавшихся почти все поступили в вузы. Я гордился, что мой первый “выпуск” оказался таким успешным.
Еще один поворот. Через три года вернулся на свой факультет. Ректор говорит: “Мне нужен председатель профкома”. Пытаюсь отказываться: “Я же учусь!” А он: “Я подпишу приказ о свободном посещении занятий. Но придется заниматься и отдыхом, и спортивными мероприятиями, и диетпитанием”.
А. К.:
Сколько Вам было?
Г. З.:
22—23 года... Еще один момент. Меня оставили преподавать на кафедре высшей математики. Уже была хорошая основа для диссертации. Но вызвали в райком партии (секретарем был мой партийный “крестный” Хохлов Александр Степанович, умный, интеллигентный человек) и предложили возглавить райком комсомола. Я согласился. Пришел к себе в педуниверситет — ученые мужи на меня насели: а как же математика? Я говорю: “Дал слово, не могу отступать. Единственная просьба — если у меня в райкоме не получится, возьмите назад на кафедру”.
И еще один перелом. Когда меня пригласил вторым секретарем в Орловский горком партии его руководитель Альберт Петрович Иванов. Человек с государственным умом, удивительно энергичный, разносторонне подготовленный. Под его руководством я прошел уникальную школу комплексного развития городского хозяйства. Мы изобрели так называемую “непрерывку” — орловский метод строительства жилья, детсадов, больниц. А еще за пять лет построили театр, дворцы культуры. Тогда, в начале 70-х, к нам приезжали учиться не только со всей страны, но и из-за рубежа. Политбюро обобщило опыт. Я тогда орден получил.
Мы подготовили план развития города на 20 лет. Фактически до сих пор Орел строится по этому плану. Сегодня это современный город с хорошо развитой системой образования. На 350 тысяч жителей 10 вузов! Найдите еще такой! Студенческий город, литературный город. Не зря вы, писатели, провели в нем ваш съезд.
Мы обратились в три проектных института — в Москве, Киеве и Ленинграде. Москвичи предложили многоэтажную застройку наподобие сегодняшнего столичного Митина. А ленинградцы приехали, долго жили, изучали нашу историю и вписали проект в городское пространство на слиянии Оки и Орлика. Помните, еще Рабиндранат Тагор говорил: город на слиянии рек — счастливый. Тогда я увидел город как единый организм. Понял, как он проектируется, как строится, постиг его душу, его уникальную историю, его философию.
Когда к нам за опытом приезжали делегации из других городов, я ставил одно условие: привезите комплексный план развития вашего района или города. У меня собралась, наверное, самая крупная в стране библиотека по комплексному развитию населенных пунктов. И я почувствовал, что сумею обобщить этот во многом уникальный опыт. Написал научную работу и защитил диссертацию.
И еще одна веха — переезд в Москву. Меня дважды приглашали в ЦК на Старую площадь. Первый раз, когда я заканчивал Академию, защитил диссертацию. Предложили работать, но я сказал, что не верю в успех реформаторов, которым за семьдесят.
А. К.:
Это Вы на Старой площади заявили? В каком же году?
Г. З.:
В начале 80-х. Я с огромным уважением отношусь к людям старшего возраста, но в работе считаю чрезвычайно важным сочетание мудрости, зрелости и молодой энергии. Когда такого сочетания нет, может возникнуть склероз, начнет гибнуть еще довольно мощный организм... На меня посмотрели с удивлением, сказали: “Поезжайте домой, больше приглашать не будем”.
А потом, когда пришел Андропов, он попросил представить ему всех перспективных молодых. Тогда-то меня снова позвали в Москву. И я стал работать на Старой площади.
Начинал инструктором в Отделе пропаганды, занимался РСФСР. В мои обязанности входила работа с территориями, подготовка крупных вопросов на Политбюро, а также кадровая работа, проверка деятельности партийных организаций на местах.
Эффективное управление — это прежде всего достоверная и полная информация. Чтобы сегодня ни говорили о ЦК, у этой структуры не отнять главного: в своем ядре она наследовала цели и исторические задачи Государства Российского. Такое наследование исторической памяти, преемственность — вне зависимости от политической окраски руководителей, меняющихся у руля правления, — отличает работу госструктур США, Европы, а теперь и Китая.
После 91-го, разумеется, ни о какой преемственности не может идти речи. Кстати, трагедия распада страны стала еще одним поворотным моментом в моей судьбе.
Я знал страну, всех крупных руководителей — был дружен, знаком. Можно было баш на баш, бартер туда сюда — и жить припеваючи. Но я сделал свой выбор — однажды и навсегда.
А. К.:
А избирательные кампании, отнимающие колоссальное количество энергии, — можно отнести их к переломным моментам?
Г. З.:
Нет, это другое. Хотя Вы правы: выборы выматывают страшно. В 96-м против меня и партии затеяли три крупные акции. В частности, гигантским тиражом выпустили специальную газету “Не дай Бог”. Один номер попал к матери. Я переживал страшно. И еще: пытались повесить на нас репрессии тридцатых и раскулачивание. А я родился в 44-м!
На прошедших выборах против меня и КПРФ провели уже 46 спец-операций. Чего только не было — трудно перечислить и вообразить! Выпустили роскошно изданный альбом. Все фотографии сфальси-фицированы! Я играю в казино — проигрываю “золото партии”. Признаюсь, я в казино ни разу не был. Я пьяный с бандитами. Я страну 10 раз объехал — все знают, сколько пью: чуть больше Горбачева, но в десять раз меньше Ельцина... Альбом разослали всему начальству — до самых отдаленных районов Чукотки. Какие деньги потратили! Выпустили книгу — я и Басаев. Появилось “расследование”: настоящий я коммунист или ненастоящий. Помню плакат — классики марксизма плюс я, Шандыбин и ... Березовский.
А. К.:
С Вашим родовым домом тогда какая-то история была?
Г. З.:
Мы этот дом с отцом построили. Даже печку сами клали — по чертежу академика Александрова. Этакая доменная печь местного значения. Говорят, печник, который нам помогал, стал потом состоятельным человеком: все хотели такую печку. Отца с матерью я давно забрал оттуда. Потом дом выкупила школа — для учителей. А в последние годы там механизаторы жили. Так вот, приехали бритые затылки — купили. Одну семью переселили в райцентр, другую — в Орел. И организовали “музей”. Привезли статую Ленина, отпилили голову, приставили мою. Потрясающее паскудство под прикрытием властей! Из деревни никто не пришел на открытие. Зато было телевидение, московские газеты целый месяц об этом трещали.