Рукопись открывается “титульной страницей”, где посередине листа крупно написано:

“Тихий Дон

Роман

Часть первая

Стр. 85”.

В левом верхнем углу страницы синим карандашом написано: “Кончена переработка 28/ III— 27 г.”.

Эта запись перекликается со следующей страницей рукописи, начи­нающейся так:

Вешенская.

15-го ноября

1926 года

ТИХИЙ ДОН

Роман

В верхнем правом углу — запись цветным карандашом: “Переработать после окончания I и II части”.

Это значит, что рукопись была начата в ноябре 1926 года и, в соответствии с собственной “резолюцией” Шолохова, переработана им после окончания первой и второй частей, не позже 28 марта 1927 года. Однако известно и свидетельство Шолохова о том, что он начинал писать окончательный вариант романа осенью 1926 года. Уже первая страница рукописи документально подтверждает справедливость этих слов писателя.

История рода Мелеховых

Текстологическая работа в той своей части, цель которой — установление авторства (атрибуция) или прояснение проблемы авторства, разоблачение подделок и литературных мистификаций, в силу своих функциональных задач отлична от обычной текстологической работы, связанной с установлением текста и подготовкой его к изданию в академических собраниях сочинений. Здесь особую роль приобретает исследование генезиса текста, истории его замысла, возникновения, а потом уже — последующего развития. Этим же целям служит и конкретно-исторический комментарий, без которого в подобного рода работе не обойтись.

Анализ истории текста романа “Тихий Дон” на материале рукописи первых двух книг может быть дополнен наблюдениями иного рода, также имеющими большое значение для прояснения проблемы авторства.

Для анализа генезиса текста и его развития крайне важны авторские заметки на полях рукописи, которых немало. В большей своей части они носят прогностический характер, то есть содержат в себе пожелания и ука­зания, касающиеся последующего развития действия, которые автор дает самому себе. Автор на много страниц вперед предвидел, определял развитие действия романа, изменения в судьбах своих героев. Ретивые “антишо­лоховеды”, незнакомые с рукописью “Тихого Дона”, априори объявили рукопись плодом рук некоего “переписчика”. Вот почему так важно иссле­довать характер рукописи и авторской правки в ней, включая вставки, добав­ления, маргиналии на полях — с тем, чтобы прояснить, является ли обнару­женная рукопись всего лишь копией чужого текста или же авторским черно­виком романа, рождавшимся в творческих поисках.

С этой точки зрения немалое значение имеет уже тот факт, что главы черновика первой части “Тихого Дона” почти все размечены на полях рукописи по дням их написания.

Вопреки утверждениям “антишолоховедов”, будто ничего не известно о “творческом распорядке” в работе Шолохова над романом “Тихий Дон”, рукопись воссоздает его визуальную картину, которая полностью подтверж­дает те свидетельства автора о ходе работы над романом, которые выска­зывались писателем на протяжении всей его жизни.

Заметки на полях позволили нам установить точные даты начала работы Шолохова над “Тихим Доном”, совпадающие с его неоднократными пись­менными и устными свидетельствами: осень 1925 года — первоначальный подход к работе над “Тихим Доном”, ноябрь 1926 года — начало интенсивной работы над окончательным вариантом романа.

Проставленные на полях даты работы Шолохова над главами первой части романа свидетельствуют, с какой интенсивностью шла эта работа, начавшаяся 8 ноября.

Из чернового варианта текста мы видим, что Шолохов глубоко перераба­тывал историю рода Мелеховых. Почему?

Конечно же, как и во многих других случаях, Шолохов и здесь вел мучи­тельный поиск более точных слов и более выразительных деталей. К примеру, “унаследованный у деда”, “хищный [вислый по-скопчиному] нос”, “острые [узлы] бугры скул [обтянутых шафранной с румянцем кожей]”, превращаются в окончательном тексте в “такой же, как у бати, вислый коршунячий нос”, в “острые плиты скул, обтянутых коричневой румянеющей кожей”; а “в чуть косых прорезях” глаза [“черные, наглые и дикие”] заменены на “в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз”.

“Муки слова” здесь очевидны: помимо вычерков и новых слов в тексте, дописанных по верху строки, весь этот развернутый троп взят автором в квадратные скобки, начертанные красным карандашом, а сбоку помечен синей галкой и волнистой красной линией, как не устраивающий его и подлежащий коренной переделке. Что и было сделано. Конечно же, “вислый коршунячий нос” — куда точнее, чем “вислый по-скопчиному нос”, — тем более что современному читателю трудно понять, что значит это слово. Оно происходит от диалектного: “скопа” — разновидность ястреба (по другим данным — из семейства соколиных), то есть действительно указывает на “коршунячий” нос. Или — поиск слова: “острые [узлы] [бугры] плиты скул”. Или вместо “обтянутые шафранной с румянцем кожей” — “обтянутые коричневой румянеющей кожей”. Конечно же, бывают “острыми” и “узлы”, и “бугры” : “плиты скул” — гораздо более точные слова. И в поисках все той же языковой и изобразительной точности “в чуть косых прорезях черные, наглые и дикие глаза” заменяются на: “в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз”.

Эта выразительная портретная характеристика в черновике относится к Ивану [Андреевичу] Семеновичу, который, как сказано в первоначальной рукописи, “унаследовал” свой портрет от “деда” . В беловике (и в книге) эта характеристика переходит к Григорию.

Но кто этот “дед” , у которого отец Григория, имя которого, по перво­начальному варианту — Иван [Андреевич] Семенович, унаследовал свой “вислый нос”, “острые” скулы и “черные, наглые и дикие глаза” ? Приведенный выше отрывок черновой рукописи, перечеркнутый синим карандашом и столь кардинально переработанный Шолоховым для белового варианта, дает на этот вопрос следующий ответ.

Этот отрывок, являющийся началом главы 2А, следует в рукописи за главой 1А, где рассказывается о молодом казаке Прокофии, который привез в станицу из похода жену-турчанку, перед смертью родившую ему сына Пантелея — от него и пошел род Мелеховых — “турков”.

 Как сказано в главе 2А, “еще Пантелей прирезал с полдесятины ста­ничной земли” к усадьбе Мелехова, где главой семьи был Иван [Андреевич] Семенович Мелехов, отец Григория Мелехова.

И хотя Пантелей Прокофьевич уже был в главе 1А заявлен в романе в качестве деда (Ивана [Андреевича] Семеновича, отца Григория Мелехова) и прадеда Григория и Петра Мелеховых, он так же, как и основатель меле­ховского рода Прокофий Мелехов, не действовал, но лишь значился в романе как историческое лицо.

А действовал на всем почти протяжении первой части черновой рукописи романа Иван [Андреевич] Семенович, отец Григория и Петра Мелеховых.

Черновой текст “Тихого Дона” позволяет нам решить спорный вопрос, навязываемый “антишолоховедением”: о какой именно “турецкой кампании”, по окончании которой Прокофий Мелехов с молодой турчанкой вернулся домой, идет в романе речь?

Макаровы в книге “К истокам “Тихого Дона”, приписывая Шолохову незнание исторических реалий, пишут:

“Время разворачивающихся в “Тихом Доне” событий задано автором уже на первой странице романа:

“В последнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену...” (“Октябрь”, 1928, №1, с.78).

Время кампании можно легко определить по возрасту основных персонажей романа. В 1912 г. Григорий Мелехов принимает присягу, а через год уходит на военную службу. Его годом рождения может быть 1893-й или 1894-й. В окончательном тексте романа он моложе старшего брата Петра на 6 лет. Следовательно, Пантелей Прокофьевич, их отец, родившийся вскоре после “турецкой кампании”, мог появиться на свет только после русско-турецкой войны 1853—1856 годов, которая более известна как Крымская война.