Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Таким он и остался в памяти: энергичным, ищущим, стремящимся разобраться досконально в каждом вопросе, вызывающим к себе симпатию и уважение манерой поведения, внешним видом испанского благородного идальго, похожего на Дон-Кихота.

 

КУБА. 2000 год

 

И вот я снова хожу по Гаване. На самом берегу океана по-прежнему два высотных здания выделяются среди двух-, трехэтажных особняков. В одном из них — общежитии студентов Гаванского университета — я жил в 1964 — 65 годах. На окружающих улицах, как и 35 лет назад, можно увидеть медленно проез­жающие “бьюики” и “кадиллаки”. Кубинская столица по-прежнему приветлива и жизне­радостна. По ее улицам можно гулять безбоязненно в любое время дня и ночи.

Ha улицах Гаваны не увидишь (как в Москве или в других городах) нищих, бомжей и “новых” кубинцев. На Кубе сохранились бесплатные медицина и образование.

Удивительно, как смогла устоять блокадная Гавана, когда под натиском всемирного капитала рухнули Москва, Берлин, Варшава. “Прорабы пере­стройки” потребовали прекратить помощь Кубе. Ельцинский режим “перекрыл краны”. Страна осталась без горючего, вся техника, полученная из СССР — без запчастей. Россия, нарушив договора, перестала покупать сахар. Амери­канцы ужесточили блокаду. Но Куба не погибла. Она выстояла, пройдя тяжелейшие испытания.

Фидель Кастро, тонкий и гибкий политик, предвидел такой поворот. Куба приспособилась к новым условиям, нашла новых торговых партнеров. В 1994 году было остановлено падение производства. Началась стабилизация, и год за годом стали расти темпы. К 2000 году все потери были ликвидированы. По приросту экономических показателей Куба вышла на одно из первых мест среди латиноамериканских стран.

Пока в России политические вертухаи твердят о неизбежности “нового мирового порядка”, Куба остается отличным примером того, что альтернатива есть. На ее примере демонстрируется подлинная демократия и  народо-властие.

 

 

Кирилл Титов • Предел власти (Наш современник N2 2004)

Кирилл  Титов

Предел власти

 

Проблема отношений Народа и Власти — одна из ключевых и наиболее драматичных в русской истории, особенно в новейшее время. Насколько Власть национальна, народна, ведет ли она Россию тернистым путем Спасения (может быть, иной раз не желая того сама) или же толкает страну в пропасть? Над этими вопросами русские люди задумывались и накануне 1917 года, и после него. Задумываются и в наши, тоже по-своему “револю­ционные” дни.

Совсем недавно в издательстве “Алгоритм” вышла книга Сергея Николае­вича Семанова “Кронштадтский мятеж”. Ее автор — известный русский историк, публицист, один из наиболее ярких деятелей русского национально- патриотического движения в СССР в 1960 — 1980-е годы. На примере событий 1921 года он рассматривает механизм действия и взаимовлияние двух вышеназванных сил в русской пореволюционной истории.

Книга — уже не первое обращение историка к данной теме. Еще в 1973 году академическое издательство “Наука” опубликовало монографию С. Н. Сема­нова с характерным для того времени названием “Ликвидация антисоветского кронштадтского мятежа”. Теме “кронштадтского мятежа” (а также крестьян­ских восстаний того же периода — “тамбовского” и “западносибирского”), по мнению историка, крупно не повезло в советской историографии. И дело здесь не просто в “неудобности” данной темы. После выхода “Краткого курса” лет сорок довлела схема: 1918 — 1920 гг. — “период гражданской войны”; 1921 г. и далее — “период мирного строительства”. Как назло, кронштадтский мятеж произошел позже указанного в схеме срока, а во второй период гром пушек над Финским заливом никак не вписывался: ничего себе “мирное строительство”!

В 1973 году монография С. Н. Семанова оказалась первой специальной работой на эту тему в советской историографии. Впрочем, и через тридцать лет, когда автор представил на суд читателей свою новую работу, положение в изучении русской  Революции и первых послереволюционных лет мало изменилось. Можно смело утверждать, что осмысление Революции и последовавшего затем процесса нашему обществу дается с большим трудом. Правда, будем справедливы, в самое последнее время на этом пути сделано немало, и книга С. Н. Семанова в списке важнейших публикаций на эту тему займет достойное место.

Главная мысль исследования заключается в том, что “брожение на Бал­тий­­ском флоте, вылившееся в открытый мятеж, стало частью обще­народ­ного восстания против “военного коммунизма”. В отечественной историогра­фи­ческой традиции за этим термином прочно укрепилось клише — “так называемый”. Подразумевалось, что политика “военного коммунизма” прово­дилась партией исключительно как вынужденная мера, как ответ на происки врагов. Однако Семанов убедительно доказывает, обращаясь к первоисточ­нику — В. И. Ленину, что это была попытка осуществить “непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению”. В мае 1918 года в РСФСР вводится “продовольственная диктатура”. В сентябре того же года безработным запрещается отказываться от любой предложенной им работы. А 11 января 1919 года вводится печально знаменитая “продразверстка”. В апреле 1919-го фабрично-заводским рабочим запрещается “самовольный” переход на новую работу. Апофеозом этой политики стало создание трудовых армий в начале 1920 года. “Плоды” “военного коммунизма” не заставили себя ждать: “продовольственный”, “топливный голод”, переход хозяйства к натуральному обмену, падение производства и трудовой дисциплины — все проблемы, порожденные революцией и войной, были доведены до последней крайности.

Главными проводниками этой политики были деятели, подобные Троц­кому, которые презирали русский народ и стремились использовать его как “пушечное мясо” в грядущей “перманентной революции”. Ведь, согласно Троцкому, Россия неспособна к самостоятельному развитию, никакой культу­ры русский народ не создал, а российский пролетариат безнадежно отстал и поэтому неспособен к созданию социалистического общества. “Военный коммунизм” не знал иных способов гражданских действий, кроме насильст­венных”, — пишет Семанов. Отсюда “продотряды”, “заградотряды”, милита­ри­зация транспорта и промышленности.

Впрочем, различные “идеологи” могли строить любые угодные им теории. История же, в особенности русская, как мы уже не раз убеждались, подчи­няется имманентным законам и логике. Крестьянство ответило на политику “военного коммунизма” мощным стихийным сопротивлением. Здесь уместно вспомнить и “антоновщину”, и западносибирское крестьянское восстание, и, конечно, Махно. В крупных промышленных городах, в первую очередь в Петрограде, разрасталось забастовочное движение, получившее в официаль­ной печати того времени название “волынки”. Таким был ответ русского пролетариата. По мнению С. Н. Семанова, “российские индуст­риаль­ные рабочие получили от Октябрьской революции — в ее первые годы — невероятно худшую судьбу: ну, может, и лучше дворянства, но вряд ли хуже русского священства”. Результатом стала всеобщая стачка в Петрограде в феврале 1921 года. Положение было настолько серьезным, что исполком Петросовета объявил о введении в городе военного положения 24 февраля 1921 года.

Кронштадт не могли не затронуть общероссийские события. “Матросы и солдаты Балтики, состоявшие преимущественно из крестьян, в известной мере отражали настроения той широкой социальной стихии. Брожение в Кронштадте нарастало, отражая, как в зеркале, общее кризисное состояние в стране”, — свидетельствует С. Н. Семанов. Основываясь на изучении источников, в первую очередь жалоб, поданных в бюро политического отдела Балтийского флота, автор резюмирует: “Основное недовольство матросов и красноармейцев вызывает, прежде всего, продразверстка”. Особенно сильно возмущались те, кто побывал в отпусках в родных деревнях.

И все-таки между возмущением и восстанием лежит зачастую непрео­долимая пропасть, особенно если учесть, что события разворачивались на Балтфлоте — “колыбели революции”. Роль катализатора, как считает С. Н. Се­ма­нов, сыграла именно петроградская забастовка. “Волынка” на петроград­ских заводах послужила на острове Котлин толчком для всех недовольных моряков и гражданских лиц. В Петроград потянулись самочинные делегации из состава экипажей, кораблей и частей, дислоцированных в Кронштадте. Вернувшись, некоторые из этих делегатов распускали преувеличенные слухи о “расстрелах” рабочих, о всеобщей забастовке в Москве и Петрограде и т. п.”.

46
{"b":"135108","o":1}