Эдуард Скобелев • Если славяне выступят... (Наш современник N3 2003)
Эдуард Скобелев
Если славяне выступят...
I
Идеи славянской взаимопомощи родились не вчера. Этим идеям уже почти 200 лет, и поскольку сущность мировых махинаций практически не изменилась, мы находим кругом действия все тех же сил, обнаруживаем все ту же “аргументацию”.
Ну вот хотя бы этот пассаж из Ф. М. Достоевского (см. “Дневник писателя за 1877 год”): “Некоторые умные люди проклинают теперь у нас славянский вопрос и на словах и печатно: “Дались, дескать, нам эти славяне и все эти фантазии об объединении славян! И кто нам навалил этих славян на шею, и для чего: на вечную распрю с Европой и теперь, и в будущем! Да будут же прокляты славянофилы!..”
Узнаёте “умных людей”? Могу назвать пофамильно их представителей в нынешней Государственной думе. Одни “умники” из СПС чего стоят! “Славянофилы”, по их словам, это почти то же, что “фашисты” и “террористы”, а вот, дескать, те, которые веками протаскивали и протащили “западничество”, от которого вся трудовая Россия ныне в агонии, это “всё в интересах нашего прогресса”...
Достоевский предвидел пагубу “прогрессистов”. Он понимал, кто и почему противится “славянской идее”. И бесстрашно клеймил “биржевиков”, “всех вообще теперешних русских, которым, кроме своего кармана, нет никакой в России заботы... Они кричат теперь хором о торговом застое, о биржевом кризисе, о падении рубля...”
Бичуя нечисть всякого рода, русский гений подчеркивал, что “чем богаче духовно нация, тем она и материально богаче”, что нация должна жить настоящею живою жизнью, а не быть “гальванизированным трупом в руках жидов и биржевиков”.
Кстати, во времена Достоевского действовали все те же “факторы” — тогда это были турки в Болгарии, а теперь “чеченские сепаратисты”, ведущие боевые действия против российской армии, и приемы “воздействия на российское сознание” были те же самые: “Когда наши ... к вечеру воротились на прежнее место, то нашли своих раненых солдат и офицеров обкраденными, голыми, с отрезанными носами, ушами, губами, с вырезанными животами и, наконец, обгорелыми в сожженных турками скирдах соломы и хлеба...”
Великий писатель вспоминает и о конфетках, которыми благородные “дамы света” одаривали пленных турок, как ныне уныло однообразный И. Рыбкин одаривал улыбками масхадовского представителя в Дании.
Русский пророк обрисовал еще один важнейший аспект всей проблемы, и он столь же актуален сегодня, как и те, о которых я упомянул.
В том же “Дневнике” за ноябрь 1877 года он пишет: “Не будет у России... таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только Россия их освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!.. Начнут же они по освобождении свою новую жизнь именно с того, что выпросят себе у Европы... ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту
от России
это и сделают... Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии...”
Слова эти читать мне мучительно стыдно, потому что все это подтвердилось, и бескорыстие русских добровольцев, сражавшихся и в те давние времена, и в недавнее время на Балканах, так и не было признано за великий подвиг... Равно как не считается подвигом во имя всего мира кровавая борьба России в Чечне — за чеченский народ, против его погубителей...
“Мало того, — добавляет Федор Михайлович, — даже о турках (теперь чеченцах. —
Э. С.
) станут говорить с большим уважением, чем о России. Может быть, целое столетие, или еще больше, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее. О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить для них Россия всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве... Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чисто славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации...”
Все это было и есть: и то, что “освобожденные славяне до потери личности своей заразятся европейскими формами” и должны будут пережить длинный период европеизма, прежде чем постигнут чего-либо о своем славянском значении и “особом славянском призвании в среде человечества”, и то, что станут поучать Россию...
Но это мелочи по сравнению с главным пророчеством великого ума и великой души, пророчеством, которое сопряжено с обнажающей суть, неизреченною тайной, постичь которую, может быть, и есть самое главное не только в славянстве, но и во всей современной культуре.
Ф. М. Достоевский обрисовывает цель всех этих событий: “Чтобы жить высшею жизнью... воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом... Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим “интересам”, то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут. А выше целей нет, как те, которые поставит перед собой Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению в великое целое. Тогда только скажет всеславянство свое новое целительное слово человечеству... Выше таких целей не бывает никаких на свете. Стало быть, и “выгоднее” ничего не может быть для России, как иметь всегда перед собой эти цели, все более и более уяснять их себе самой и все более и более возвышаться духом в этой вечной, неустанной и доблестной работе своей для человечества...”
Это сказано в XIX веке, сегодня — XXI. И перемены произошли такие масштабные, что только диву даешься. Однако перед светом русского гения даже эти перемены представляются более количественными, нежели качественными.
Ф. М. Достоевский без бахвальства и кичливости, но с глубокой тоской говорил о том, что русский дух, над “отсталостью” которого смеется Европа, уже давно прошел тот путь, по которому Европа еще и не собирается идти: “Один еще не начинает и думать, а другой уже дошел до запертой двери”.
Достоевский объясняет духовную отсталость Европы (Запада) “слепым преклонением перед формулой”, иначе говоря — излишним рационализмом, суеверным поклонением рекламируемым идеям, то есть виртуальности, о которой сегодня говорят с восторгом, не подозревая, что это саркома духа...
“Нечего нам там учиться общественным идеалам, у нас свои есть”
(выделено мною. —
Э. С.
).
Немцовски или хакамадски нацеленный господинчик может наброситься на Достоевского: мол, это от национализма, от непонимания богатств европейской и мировой культуры!..
Осажу господинчика и всех прочих: “Мои идеалы либеральнее ваших, я смело говорю это”. И дальше: “Перейдем теперь к общественным идеям. Их
нет
вовсе”.
То есть Достоевский все общественные идеи и институции относит к нравственным понятиям, и только. И это действительно так и есть...
II
Вопрос о славянской солидарности в прошлые века возникал неоднократно, преимущественно по инициативе выдающихся деятелей России. Теперь же, после развала СССР, и впрямь
наступили критические времена для доктрины всеславянской взаимной поддержки
. Это произошло в силу мировой победы нового Интернационала, который сумел коварно закрепиться на Западе уже не в форме “всемирной диктатуры пролетариата”, а в форме всемирного масонского государства, ради окончательного построения которого и был разрушен Советский Союз: махинации не удались изнутри, теперь их осуществляют извне, опираясь на мощнейшую тайную организацию, которая за последние два века трижды опоясала весь мир.