А. К.: Когда Вы шли на выборы ректора, Вы произнесли очень верные, на мой взгляд, слова: “Университет потеряет свою суть, если в нем будет принижена роль гуманитарного образования”. Действительно, гуманитарное воспитание лежит в основе общественной, гражданской позиции человека. Однако ныне из школьных и вузовских программ изгоняются и гуманитарные дисциплины, и гуманистические принципы, неотрывные от самого понятия образования.

В. С.: Я крайне обеспокоен этой тенденцией. Как можно урезать часы, отведенные на изучение истории, литературы? Урок литературы — да это же ни с чем не сравнимое средство воспитания! Ученик учится сопереживанию другим людям, учится думать, как бы он поступил на месте персонажей. Это своего рода лаборатория, в которой он может развиться как человек, как гражданин.

Образование несет отпечаток своего времени. В 50—60-е годы, когда необходимо было решить атомную, затем космическую проблему, нужны были прежде всего физики, математики. Сейчас в наше переломное время нужны прежде всего граждане. Люди, любящие свое Отечество. Те, кто не уедет за длинным долларом в чужие края. Патриотизм — в соединении с гуманизмом — это незаменимый вклад гуманитарной составляющей полноценного образования.

А вообще в ответ на давние споры о физиках и лириках я бы сказал, что образование — это система. И дальнейшее развитие гуманитарных наук, той особой их университетской сущности, которая всегда была стержнем жизни Московского Университета, столь же важно, как и естественнонаучная компонента. В гуманитарной сфере МГУ может гордиться немалыми достижениями. Вот философский факультет предлагает новые работы всемирно известного писателя, социолога, философа профессора А. А. Зиновьева “На пути к сверхобществу”, “Очерки комплексной логики” и “Глобальное сверхобщество и Россия”. В них излагается оригинальная социологическая концепция, в которой обобщается и развивается теория реального коммунизма, анализируются теория западничества, современные тенденции развития человечества.

В монографии доцента В. Я. Пащенко “Идеология евразийства” предпринят анализ этого мощного пласта русской культуры. По мнению автора, синтетическая идеология евразийства может и должна сыграть важную роль в развитии нашей страны, в выходе из тяжелейшего кризиса, в котором она оказалась на рубеже тысячелетия.

А. К.: Сегодня на правительственном уровне обсуждается реформа образования. Если говорить о поднятии статуса учителя, преподавателя вуза, о достойной оплате их труда, — необходимость реформы сомнения не вызывает. Боюсь, однако, что дело не ограничивается решением этих насущных вопросов. Более того, они находятся на периферии концепции реформы. Суть изменений — в сломе традиционной системы образования. Ее вестернизации. Но, скажите, какой смысл переиначивать на западный лад нашу систему образования, изучать которую до сих пор приезжают со всего мира, в том числе с Запада?

В. С.: Конечно же, необходимо поднять авторитет учителя, преподавателя вуза. И не только авторитет — оплату их труда. Я, как президент Союза ректоров России, в выступлениях, в дискуссиях на Госсовете, во время моих встреч с В. В. Путиным предлагал конкретные меры на этот счет. Многие из предложений удалось включить в недавно принятый Госсоветом документ, определяющий образовательную политику России. Там впервые за последние годы прямо говорится о том, что образование — это приоритет государства, и оно обязуется оказывать поддержку школе, в том числе и высшей.

Будем надеяться, что этап нигилистического отношения к образованию, отказа государства от обязательств в этой области завершен или, во всяком случае, близок к завершению. Ведь именно к отказу финансировать образование сводились наиболее разрекламированные проекты реформ последних лет. Были попытки приватизации государственной сферы образования. Под лозунгами преодоления “государственной монополии” готовилась передача учебных заведений в частные руки. Но, во-первых, у нас и так наряду с пятьюстами государственными действует несколько сотен частных вузов. Во-вторых, и за рубежом (а нас ориентируют именно на зарубежный опыт) не было практики разгосударствления вузов. Единственный пример — Бразилия, но и там трудно говорить об успехе этой акции. В странах Европы опираются на государственные системы высшего образования — 98 процентов вузов субсидируются государством.

Были попытки перестроить высшую школу на западный лад, копируя в основном американскую систему. В частности, предлагалось ввести у нас промежуточную ступень — аналог американской степени ассоцианта прикладных наук, присваиваемой после двух курсов вуза. Речь шла о подготовке в наших университетах и институтах людей в лучшем случае со средним техническим образованием, в худшем — с уровнем ремесленного училища.

Но особенно настойчиво продавливалась идея платного образования. Оно существует и сегодня, однако его хотели сделать чуть ли не всеобщим. Это грозило гибелью российской высшей школе, ведь у нас нет многочисленного класса, способного в полной мере оплачивать обучение своих детей.

Вызывает серьезное беспокойство проект, опубликованный примерно год назад. Предлагалось, в частности, изменить систему приемных экзаменов, свести все к тесту, который никак не раскрывает творческих способностей абитуриента. Позиция Московского Университета такова: да, тест может использоваться как один из элементов отбора, но только как элемент. Без полноценных экзаменов обойтись невозможно.

Возражения вызывают попытки изменения юридического статуса государственных образовательных учреждений. Предлагалось переименовать их в образовательные организации. Казалось бы, повышение статуса. На самом деле — организация может иметь и частных учредителей, организацию можно обанкротить, можно продать. Словом, новое издание все той же идеи приватизации.

А вообще-то принципиальные преобразования требуются, по логике вещей, тогда, когда система приходит в негодность. Мы же имеем сегодня одну из самых достойных систем образования в мире. Это общепризнанный факт. Учиться в наших университетах до сих пор престижно для иностранцев. Нет оснований изображать российские вузы находящимися где-то на самом краю образовательной Ойкумены. Напротив, система образования, созданная в России, свидетельствует об огромных культурно-интеллектуальных, если хотите, генетических потенциях российской нации.

А. К.: Один из важнейших элементов реформы — единый школьный экзамен. В этом году впервые проводился эксперимент по его внедрению. Оправдал ли он себя?

В. С.: Оценивать масштабное начинание по первым результатам всегда трудно. Но приходится признать: пока эти результаты не слишком впечатляют. Считается, будто введение единого экзамена снимет проблему коррупции при приеме в вузы. Но как бы не произошло то, чего опасаются скептики — не опустилась бы коррупция на местный уровень. Из регионов, которые были выбраны для эксперимента, приходит масса писем: тесты становятся известны заранее. То же, кстати, происходило и на обычных выпускных экзаменах. В этом году задачи письменного экзамена по математике за неделю появились на сайте в Интернете... Что же касается единого школьного экзамена, то на Госсовете было принято решение: не спешить внедрять его повсеместно, провести двухгодичный эксперимент, а потом снова вернуться к обсуждению вопроса.

А. К.: Виктор Антонович, Вы много общаетесь со студентами, хорошо знаете их. Каков социальный портрет современного студента? Отличается ли он от учащихся 60—70-х годов?

В. С.: В меру сил я стремлюсь возродить и такую традицию Московского Университета, как особый демократизм, открытость в отношениях между профессорами и студентами. После избрания ректором я не отказался от преподавательской работы — читаю лекции, веду семинар. Кроме того, я регулярно встречаюсь с коллективами факультетов — хожу, когда приглашают, но иногда и сам “напрашиваюсь”. За год проходит до 20 таких встреч. Так что современных студентов я, действительно, знаю не понаслышке. От поколения 60—70-х они, разумеется, отличаются. То поколение было более настроено на учебу, “злее” до учебы, что ли. Был и некий идеализм, вера в достижения и возможности науки. Нынешнее поколение более информировано, более свободно в своих суждениях, смелее в отстаивании собственного мнения.