Сила солому ломит
А куда же власть смотрела? А как в сказке: высоко сижу, далеко гляжу. То в славное прошлое: вся Святая Русь как на ладони. То по сторонам: ишь как границы Российской империи раздались! То в светлое будущее: а там коммунизм не за горами... А в корень зреть не царское дело; завелась крамола? — искоренить, и вся недолга. Царь-плотник Петр Романов черной работой не гнушался: насобачившись владеть топором, собственноручно рубил головы оппозиции, и отнюдь не аллегорически, а в самом что ни на есть прямом смысле. Начало нового дня российской истории — утро стрелецкой казни. Откройте учебник и еще раз полюбуйтесь шедевром Сурикова... Власть прорастает во все поры общества метастазами прямого управления. Административно-хозяйственная система; да, но не только: еще и административно-культурная. Век Просвещения на нашей почве выродился и выразился в трагикомической фигуре Тредиаковского — не то придворного пиита, не то литературного лакея. В персоне Державина счастливо совместились художник и чиновник; но это исключение. Грибоедов сформулировал разрыв, случившийся в России между долгом и свободой: “Служить бы рад, прислуживаться тошно”.
Власть по природе своей есть принуждение. Импульс силы в начальном звене действует непосредственно, как жало приказа. В сложной системе волна воли ослабляется с расстоянием от властного центра. Нужен все более громоздкий механизм ее осуществления. Управленческий аппарат (номенклатура) склонен по мере привыкания к процедуре власти отождествлять себя с ней и присваивать ее в корыстных целях. Коррупция чиновничества такой же естественный процесс, как коррозия металла. Нужна контролирующая подсистема, которая в свою очередь... И т. д. Пока система не рухнет под собственной тяжестью. 1917, 1991, ...? Выход же давно известен и вроде бы прост: большая часть системы должна быть переведена на самообслуживание. Внутри государства существует общество, которое берет на себя часть обязанностей и прав. В этой среде волны, совпадающие с интересами нации и ценностями культуры, усиливаются и достигают как императив всех и каждого (кроме, конечно, антисоциальных элементов). Осознанная необходимость эффективнее внешнего принуждения. Основа общества, гарант его стабильности — средний класс. Которого практически у нас нет и не было. Только угнетатели и угнетенные. Отлученный от закона и обделенный благодатью Раскольников задается роковым вопросом: кто же он — тварь дрожащая или все-таки право имеет? Оскорбленная и униженная властью интеллигенция пошла в народ. По видимости, искупать надуманную вину перед ним, а в сущности подстрекать к мести за свою обиду. Народ сперва никак не мог взять в толк, чего от него нищим барам надоть. Фразеология революции не переводилась на фольклор. Пришлось давать наглядные примеры террора. Прежде чем люмпены встали в топоры, расстарались маргиналы от интеллигенции. Ну уж и заварили кашу...
Конь и лань в одной упряжке
Расхлебывать которую пришлось всем. Но в первую очередь оглоушенным обухом собственного топора. Победа революционной интеллигенции стала полным поражением. Преступление — наказание. Ход событий поставил ее перед альтернативой: или революционность, или интеллигентность. Еще до раскулачивания Советская власть провела раскультуривание. Две стороны медали “За участие”... в национальной катастрофе. Лишь несколько поколений прямого преемства создают коренного крестьянина и истинного интеллигента. Надо начинать сначала...
И не менее злободневная задача — спешно реформировать номенклатуру в профессиональную службу управления. Перспективы государственности зависят от успешности обслуживающей политической системы. Понятие для нас до сих пор пустое. Не случайно некогда политика в разговорном обиходе существовала как синоним некоей обходительности. Во всех смыслах. Кроме прямого. К процедуре осуществления власти сие непосредственного отношения не имело. Если только в качестве прилагательного к определенного рода преступной деятельности. Надо это понятие осваивать заново, по словарю: Политика (гр. рolitike — искусство управления государством) — деятельность общественных классов, партий, группы, определяемая их интересами и целями, а также деятельность органов гос. власти гос. управления, выражающая социально-экономическую природу данного общества.
Напрашиваются два вопроса:
1) какова же природа нашего общества?
2) осознают ли наши классы, партии, группы свои интересы и соотносят ли их с интересами общенациональными?
Ничто не дает основания полагать, что интеллигенция стала наконец ощущать себя как класс, слой или хотя бы группу, имеющую отличные от прочих интересы и преследующую особые цели. В громогласных заявлениях ведущих деятелей культуры вновь и вновь декларируются претензии на духовное водительство всех и вся, а на практике за чечевичную похлебку продается право первородства мысли. В то время как действительный статус интеллигенции — быть в оппозиции власти, но не в антагонистической, а бинарной. На философском языке бинарная оппозиция означает не противостояние, а состояние из двух взаимозависящих компонентов. Например: функциональная асимметрия полушарий головного мозга. Одно ответственно за образ мыслей, другое за логику действий. Разрыв между ними чреват шизофренией, а подчинение одного другому паранойей. Только вместе они создают полноценную систему управления организмом. В смысле же социальном поэт не должен приравнивать свое перо к штыку (к топору), а власти не подобает примерять к литературной статье статью уголовного кодекса.
В сфере культуры происходит легитимизация власти и ее оправдание. В силовом поле власти культура образует цивилизацию. Нельзя им быть в расколе.
Велика Россия, а отступать некуда
Понимание этого к нам еще не пришло. Более того, интеллигенция в массе перестает осуществлять свою прямую функцию: думать. Все больше социологи и культурологи говорят о снижении и трансформации читательской активности образованных слоев; констатируют утрату ими лидерского ощущения, интереса к современности, творческого потенциала. В самом деле — массовой культуре без боя отданы кинематограф, телевидение, концертные залы и книжный рынок (пожалуй, только театр еще держит мизансцену). Свободные художники и частные мыслители берут подряды на обслуживание любой идейной платформы, нимало не заботясь о последствиях. Уровень дискуссий падает до публицистических препирательств. В политических “бистро” готовится на скорую руку всякое мутное варево, а снимешь накипь — на дне все тот же топор. Общими усилиями маятник века качнулся от террора к беспределу. От государственной паранойи к социальной шизофрении.
Какая уж тут национальная идея! Хорошо бы как минимум национальную идентичность возвратить — то есть интуитивное ощущение русского.
Хождения во власть, как и прежние хождения в народ, — блудные похождения интеллигенции, отлынивающей от своего прямого дела: критического подхода ко всем устоявшимся институтам и застоявшимся мифам. А еще страшней хождения теоретика на рынок. Он по предубежденности своей не только старуху-ростовщицу замочить может, но и бизнес ее на себя примет, да такой процент притом выжмет с мужика, неосторожно взявшего ссуду под залог топора, что безыдейные прагматики только руками разведут. Для полемики со взломом сейфов любая остромодная теория может подойти; вот хотя бы теория открытого общества...
Уличенное в преступной несменяемости и политической невменяемости правительство переменилось в лицах и “покраснело”. Тусовка вокруг кормила власти освободилась от наиболее одиозных элементов и циничных процедур. Смена лидеров предвещает зрелость режима: меняются не имиджи, но принципы руководства. В новый век государство входит под знаком собранности — если не земли, то воли. На новом историческом витке на старт заявлена “Россия-2000”: национальная модификация государственно-капиталистической модели с центральной схемой управления. Правда, пока не ясно, какова в этой схеме функция интеллигенции: выработка программных продуктов или переработка информационных отходов?
