Для нас не имеет значения и то, на предприятии какой формы собственности произведена продукция. На государственном, акционерном или частном. Важен результат — поступления в бюджет, в том числе и социальный: чтобы выплачивать пенсии, зарплату и прочее. Мне непонятно отсутствие российского капитала, его неучастие в совместных предприятиях. Мы ждем серьезных российских инвесторов, мы ждем российские компании.
В годы советской власти Молдавия поставляла 400 тысяч тонн мяса в так называемый общесоюзный фонд. Сейчас животноводческие комплексы стоят пустые. Мы могли бы производить мясо, консервы и отправлять это на Север России, туда, где добывают газ, нефть, лес, которые мы получаем. Мы бы расплачивались этими товарами, а так — мы вечные должники... Вот на таких принципах мы могли бы возродить экономический потенциал.
А. К.:
Как Вы видите развитие отношений России и Молдовы?
В. В.
(задумавшись): У меня есть ответ, но я бы не хотел говорить высокопарно. Трезвые, здравомыслящие граждане Молдовы (а их большинство) поняли, что на Западе, кроме красивых витрин, нас ничего не ждет. Мы нужны друг другу: Молдова Украине, России, нам Россия очень нужна! Экономически, политически, стратегически. Свой первый визит как президент я совершил в Россию. И вместе с президентом России подписал — впервые в нашей истории — Соглашение о стратегическом партнерстве и сотрудничестве с Российской Федерацией. Дружба, взаимные гарантии сотрудничества должны быть положены в основу наших отношений.
Не скрою, задавая последний вопрос, я рассчитывал услышать слова о вхождении Молдовы в Союз России и Беларуси. Однако после избрания Воронин предпочитает говорить всего лишь о партнерстве с Россией, в основном экономическом... В связи с чем в российской прессе молдавского президента начали упрекать в непоследовательности и даже неискренности. “Можно ли ему доверять?” — задает вопрос журналист “Независимой газеты” (12.03.2001). Для “Завтра”, похоже, и вопроса нет: ее автор ставит крест на ожиданиях, которым еще недавно предавалась редакция с безоглядностью, присущей этому изданию. Выразительна перекличка газетных заголовков. “Оппозиция, пей молдавские вина!” — призывал Проханов сразу после избрания Воронина. “Молдавские вина — яд для ПМР”, — заявляет его сотрудник три месяца спустя...
Признаюсь, я рад, что Александр Проханов — авторитетнейший идеолог левой оппозиции — в конфликте между партийной солидарностью и патриотическими принципами готов выбрать патриотизм. Однако убежден, что в данном случае до конфликта дело не дошло. Вопрос выбора не стоит, во всяком случае, не стоит так остро. Скорее, здесь следует говорить о том, что после эйфории победы наступают будни, а вместе с ними — отрезвление. Тут не столько вопрос искренности Воронина, сколько проблема экзальтированности журналистов.
В политике опасно ручаться за кого бы то ни было. Хотя Воронин произвел на меня впечатление по-крестьянски цельного человека. Понятно, я мог и ошибиться. Но дело не в этом. На мой взгляд, сегодня н е т о с н о в а н и й подозревать молдавского лидера в нежелании выполнять предвыборные обещания. Аргументы статьи “Молдавские вина — яд для ПМР” (“Завтра”, № 21, 2001) не кажутся мне убедительными. Более того, зачастую претензии автора попросту несерьезны. Воронину, к примеру, ставят в вину заявления о “выполнении всех международных обязательств Молдовы” и о стремлении улучшить отношения с Румынией (обострившиеся после ухода со сцены национал-демократов). Представим, как бы развивались события, если бы молдавский президент продекларировал нечто противоположное! Дескать, не признаем договоров реакционного буржуазного правительства, выходим изо всех международных организаций, а Румынии — что, объявляем войну? Или товарищ из “Завтра” готов позволить Воронину погодить до другого раза...
Несерьезны и попытки изобразить Кремль в качестве наивного поклонника кандидата коммунистов. “Воодушевленный Кремль поверил в молдавского коммуниста и безоговорочно поддержал победу Воронина”. Неужто забыли о десятилетней борьбе той же кремлевской администрации с коммунистами в самой России? Конечно, Кишинев не Москва, и все же... В том-то и дело, что газета не желает замечать проблемы, которая представляется настолько значимой, что я посвятил ей эту главу.
Готовы ли Путин и команда ультралибералов в правительстве поддержать интеграционный процесс, неразрывно связанный с левой волной?
Не думаю, что ответ очевиден. В сущности здесь же камень преткновения в интеграции с Беларусью. О чем не раз с циничной откровенностью говорили московские “демократы”: как же мы будем объединяться с Беларусью, если Лукашенко — сторонник социализма? Вот если бы подождать... И разве не видно — ждут, до последнего, до неприличия оттягивая создание дееспособных союзных структур. Прежде чем Молдову принимать в Союз, неплохо бы реанимировать связи с Беларусью.
Потому ли Воронин перестал говорить о присоединении к Союзу, или причина в ином — не знаю. Но то, что названная причина достаточно серьезна, бесспорно. Надеюсь, всем памятно решение югославского парламента о вступлении в Союз — и что из этого вышло... Опять-таки, это не означает, что Югославию тогда следовало принимать, рискуя ввязаться в конфликт с объединившимся Западом. К чему, кстати, призывала газета “Завтра” — с той же безоглядностью. Это означает одно: в политике не бывает простых проблем, которые решаются одним махом. Особенно на постсоветском пространстве — запущенном, да к тому же и заминированном...
“Яд для ПМР”, для Приднестровья — это куда серьезнее! Позиция Воронина по отношению к непризнанной республике достаточно жесткая. Вот и в нашей беседе я чувствовал, как накаляется атмосфера, как только речь заходила о лидерах Тирасполя. Принять такую позицию русские патриоты не могут. Понять — должны.
Воронин тоже патриот. Молдовы. К тому же президент Республики. Он о б р е- ч е н добиваться присоединения левого берега к Бессарабии. Упрекать его за это неразумно, по меньшей мере. А вот предложить выход необходимо. Он очевиден:
воссоединение Молдовы и Приднестровья в рамках Союза.
Здесь и гарантии для Приднестровья — более существенные, чем записанные в Конституции Молдовы, которую очередной парламент может в любой момент переписать. Тут и стимул для Кишинева активизировать интеграционный процесс.
Убежден, Кишинев и Тирасполь и сами придут к этому варианту. Любой другой просто нереалистичен: кто же добровольно откажется от суверенитета, завоеванного в боях? Понимание придет, когда ажиотаж после победы на выборах утихнет и наступят рабочие будни. Уже сейчас необходимость будничной работы заставила Воронина и Смирнова сесть за стол переговоров и подписать пакет важнейших соглашений, в частности, снимающих таможенные барьеры между странами и обеспечивающих признание приднестровских документов на правобережье Днестра. За что Воронина — крайности сходятся! — уже критикуют молдавские националисты, обвиняя его в том, что он “берет курс на фактическое признание Приднестровья” (“АиФ”, № 21, 2001).
Торопя молдавского президента с выполнением предвыборных обещаний, опасно забывать, что национал-демократы достаточно сильны. Они представлены в парламенте. Их поддерживают из-за рубежа. К слову, о румынском факторе. Победа коммунистов вызвала взрыв ярости в Бухаресте. “Законы, которые примет в срочном порядке новоизбранный парламент, уже написаны — их только надо перевести с русского, а один из них будет иметь в виду статус российских военных баз на территории Молдовы”, — кликушествует газета “Зиуа”. Ей вторит “Адевэрул”: “Начиная с понедельника 26 февраля, через десять лет после крушения СССР, Румыния может снова иметь на Пруте границу с российским пространством... Наступление Москвы на Запад продолжается, а результаты ощутимы. Пала Украина (?), теперь очередь Молдовы. Но до Румынии очередь не дойдет, потому что Румыния никогда не будет русской” (цит. по: “Независимая газета”. 28.02.2001).
