Валентайн уже повернулся, чтобы выйти из подсобных помещений «Макдоналдса», когда его чуткий слух уловил хриплый квакающий зов:

— Человек… подожди.

Прежде Валентайн ни разу не слышал, чтобы гроги разговаривали по-английски. Удивленный, он вернулся к морозилке.

— Это… сделал… ты? — спросил грог, указывая на повязки вокруг головы и груди. Голос у него был низкий, дребезжащий, как будто камни катились под горку.

— Да, — кивнул Валентайн.

— А еда… питье… тоже ты? — Он попытался сесть, но безуспешно. Зато ему удалось поднять свою косматую голову. Он поднял заостренные, как у летучей мыши, уши, их кончики вытянулись в сторону Валентайна. — Почему?

Вместо ответа Валентайн пожал плечами, но тут ему пришло в голову, что грог может и не знать, что означает этот жест.

— Ты очень храбро сражался. Считай, что я отдал тебе дань за это. Ты меня понимаешь?

Грог задумался, прикрыв глаза.

— Нет.

— Я хочу сказать, что считаю тебя смелым, настоящим бойцом. И вот решил помочь.

Грог издал глубокий, скрипучий, похожий на смех звук.

— Нет… человек. Твои… слова… я… понял. Но… твою… цель… нет.

— В этом мы похожи. А теперь я тебя оставлю. Надеюсь, все будет в порядке.

— Спасибо… тебе. Но теперь… я у тебя… в долгу…

— Нет.

Существо перевернулось на живот. Опираясь на мускулистые руки, грог отжался от пола и подтянул сначала одну, потом другую ногу к животу размером с крышку люка. Он с трудом поднялся на ноги, помогая себе рукой, как ребенок, отталкивающийся, чтобы сдвинуть с места салазки. Его качнуло в сторону двери, и Валентайн бросился поддержать раненого, забыв, что вес грога легко может раздавить его в лепешку. Но грог протянул свою пятифутовую лапу и оперся о стену.

— Нет! — произнес он, переведя дух. — Я должен… отплатить тебе. Пожалуйста… задержись… еще на день.

«Это становится все интереснее», — подумал Валентайн.

— Ладно, — сказал он. — Один день.

— Познакомимся… как это… принято… у людей… Я — Ан-Ха… Крольф… Мергрумнеорнем.

Так, во всяком случае, расслышал Валентайн. Он запомнил первую часть имени, наполовину усвоил вторую, но что касается последней, то она звучала как нагромождение согласных, таких же неразборчивых, как звук передачи его старого пикапа.

— А меня зовут Дэвид Валентайн, Ан-Ха.

Он постарался как можно тщательнее выговорить имя грога, очень похожее на возглас «Ага!».

— Валентайн — это название твоего клана? — спросил грог, поглубже вздохнув.

— Можно и так сказать. Но это очень маленький клан. По сути дела, я в нем один.

— Дэвид — это твое личное имя?

— Мы говорим просто имя.

— Спасибо тебе, мой Дэвид, — важно произнес Ан-Ха, прижав левую руку к груди, ладонью наружу, и поклонился, уши его при этом опустились.

— Рад был познакомиться с тобой, Ан-Ха, — ответил Валентайн.

Все его знания о повадках грогов сводились к тому, какую часть человеческого тела они предпочитали съесть в первую очередь. Но он протянул грогу руку. Тот либо понял этот жест, либо уже знал этот людской обычай: он торжественно обхватил руку Валентайна своей кожистой ладонью и потряс ее.

— Это ведь не значит, что мы теперь женаты или что-то в этом роде? — Лицо грога расплылось в улыбке.

Он запрокинул голову, разинул похожий на раскрытую кошелку рот, как птенец, ожидающий корма. И рассмеялся. Это напомнило Валентайну ржание его недавнего знакомца мула.

— Хочу надеяться, что нет.

Валентайн провел с Ан-Ха даже на один день больше, чем тот просил.

Ан-Ха быстро восстанавливал силы. Валентайн диву давался мощному строению грога. Хотя он держался вертикально, как человек, и ноги у него были длиннее, чем у его серых родичей, когда Ан-Ха хотел двигаться быстрее, он пускал в ход три, а то и все четыре конечности. Очень скоро Валентайн узнал, что если на равнине он может обогнать грога, то, дойди дело до спуска или подъема по склону, особенно поросшему деревьями или заваленному камнями, Ан-Ха мог прыгать и подтягиваться на своих мощных руках с ловкостью, сравнимой разве что с движениями Кота.

Стоя во весь рост, Ан-Ха был выше семи футов. Его руки свисали по бокам, образуя арку из мускулов, которые, как самостоятельные существа, набухали на плечах и перекатывались по спине. У него на руках было по четыре пальца — указательный и средний намного длиннее безымянного, который был направлен резко в сторону, так же как большой палец, с другой стороны ладони. Строение ступней было почти таким же, но только на них было что-то вроде кожаной подошвы, позволявшей лучше карабкаться вверх.

Оба представителя мужских особей своего вида признали друг друга самым уродливым созданием со времен Творения. Ан-Ха счел, что плоское лицо Валентайна — результат врожденного дефекта, и пришел к выводу, что волосы Дэвида, резко контрастирующие с цветом кожи, просто отвратительны по сравнению с его собственными росшими по всему телу светло-рыжими волосами. Валентайн, в свою очередь, решил, что грог — это некая странная помесь короткошерстного медведя и обезьяны. Во взгляде его глубоко посаженных блестящих черных глаз сквозила спокойная мудрость, как у старого бурого медведя. А клыкастая пасть противоречила этому образу, придавая грогу сходство с доисторическим, яростным от голода животным. Нос Ан-Ха был шире, чем у медведя. У него также имелись усы, как у кота, которые торчали в разные стороны и казались скорее украшением, нежели чем-то полезным.

Ан-Ха постоянно что-то жевал, давая Валентайну прекрасную возможность изучить рот грога. Дэвид смотрел, как Ан-Ха ест, с таким же интересом, как когда-то наблюдал за пожирающей крысу гремучей змеей. Рот Ан-Ха разевался, как ковш экскаватора, и он заглатывал целиком большой грейпфрут так же просто, как Валентайн — таблетку аспирина. Передние зубы грога, включая крупные резцы, выступающие из-под его эластичных губ, выдавались вперед, как у лошади, но задние зубы мало чем отличались от человеческих, доказывая его принадлежность к отряду всеядных. Воду грог скорее сосал, а не пил. Несмотря на огромный рот, язык у него был сравнительно небольшой, и он чаще пользовался губами, чтобы пережевывать пищу. Когда Валентайн во время обсуждения за обедом различных способов поедания пиши коснулся языком кончика своего носа, грога вырвало, и он повернулся к Валентайну спиной, чтобы тот не портил ему аппетит.

Валентайн научился распознавать настроение своего нового товарища по положению его ушей. Когда его что-то интересовало, уши поднимались и слегка наклонялись вперед, а их кончики заострялись, придавая грогу некое сходство с чертиком. Когда он обращался с просьбой, даже с такой простой, как, например, передать нож во время еды, уши становились плоскими и повисали по бокам головы. Если он чувствовал усталость, уши полностью опускались, а если боль — они вставали почти горизонтально. А когда они с Валентайном шли по незнакомой местности (это случилось, когда грог впервые выбрался на прогулку), уши, как локаторы, отслеживали их путь, вращаясь во все стороны, как широкое кожаное опахало.

Но самой полезной, облегчающей общение повадкой была привычка Ан-Ха закрывать глаза, когда он хотел сказать «нет». И пока Валентайн не привык к этому, он задавал вопросы по несколько раз, что безмерно раздражало их обоих.

Когда Ан-Ха окреп настолько, что смог пуститься в путь, они продвинулись на одну милю к югу. Между ними не было сказано ни слова о том, чтобы путешествовать вместе, но компания грога казалась Валентайну чем-то само собой разумеющимся. Они тщательно осмотрели дом на лесистом берегу озера и в конце концов обосновались в нем. Соседние дома сгорели, а этот сохранился благодаря толстым кирпичным стенам и черепичной крыше. Свежий воздух и бодрая ходьба, казалось, пошли грогу на пользу, но все же он быстро устал. В озере оказалось полно рыбы, и Валентайн решил, что, пока Ан-Ха окончательно не поправится, им нет нужды далеко отходить от дома.