Ан-Ха приоткрыл один глаз и фыркнул, но спорить не стал.

— Выяснилось, что ты проник на базу, примерно с расстояния в полумилю они услышали взрыв, а на следующий день ты уже был схвачен. Он отправил своего приятеля на разведку, а сам решил просто вломиться через главные ворота и отправиться на твои поиски. Тут я и появилась. Как раз той ночью я проникла в Пещеру и действовала (возьми это себе на заметку, Валентайн) именно как Кошка, а не как человек, решивший, будто он один — целая армия. Я выслушивала, выглядывала и вынюхивала все, что творилось вокруг. Я узнала, что тебя поместили в медицинский подземный центр, расположенный под паровозным депо. Я видела Генерала, когда он возвратился из Омахи с остатками своей армии после того, как Жнецы стали таинственным образом падать замертво прямо во время подавления восстания грогов. Он сказал что-то насчет того, что хочет повидать захваченного в плен человека, и поняла, что ты пока жив. Кроме того, я выяснила, что твой допрос назначен на следующий день. Я вернулась к твоему большому другу и застала вместе с ним около сотни вооруженных до зубов грогов, жаждущих крови «Ломаного креста». А заодно — и твоей. А потом еще и еще крови.

Тут в рассказ вмешался Ан-Ха:

— В конце концов Большой Человек пришел нам на помощь. В продовольствии, которое он отправлял Золотым, работающим у Генерала, он спрятал несколько ружей и гранат. Этого, конечно, было немного, но позволило им выбраться из своего загона.

— Я велела им разнести всю базу в клочья. И после этого уже дело заключалось лишь в том, чтобы вместе с твоим «дядюшкой» попытаться обнаружить вас одновременно с Генералом.

— И что случилось с базой?

— Их огневая мощь была все еще велика, хотя потери огромны. А мы затеяли сразу две спасательные операции: более скромную — ради тебя и более серьезную — по освобождению все еще остававшихся на базе грогов. В общем, я думаю, какое-то время нам не придется беспокоиться насчет «Ломаного креста». У них почти не осталось Жнецов. Может, им и удастся возобновить свою операцию, но на это уйдет время. Их бункер остался нетронутым. Нам не удалось проникнуть в самое их логово. Чтобы взорвать его, понадобятся команды Медведей.

Ан-Ха зевнул, обнажив клыки:

— Ха! Зачем, если за это дело возьмутся Золотые? Уж раз мы хорошие строители, то и разрушать умеем не хуже. Мы и сейчас уже используем мощные механизмы для пирамид, в которых похороним своих умерших. Над бункером «Ломаного креста», само собой.

— Старый конь, — сказал Валентайн. — А я-то думал, что маятник благодарности снова качнулся и он на твоей стороне. А выходит, я опять у тебя в долгу.

Грог дремал, его глаза были закрыты, так что ему пришлось прибегать к человеческой манере выражать несогласие, качая головой.

— Я уже говорил тебе, что между братьями разговор о благодарности неуместен, мой Дэвид. А лично мне всегда хотелось видеть мир шире.

— Нам тоже есть чему у вас поучиться. Этот сердечный корень запросто может расти на любой ферме Озарка. Везде, где только живет человек, есть вода и… удобрения. Так что идея вполне заслуживает внимания.

— Это можно организовать. У меня в мешке есть споры корня, ни один Золотой без них не путешествует.

— Что ты думаешь, Али? Мы ведь отправимся домой?

— Тебе надо еще немного прийти в себя. Почему ты всегда так торопишься?

Валентайн улыбнулся:

— Потому что жизнь коротка. Благодарение Богу. Она удивленно подняла брови и продолжала перебинтовывать его ногу.

Валентайн чувствовал, как сон снова наваливается на него. Он посмотрел на Ан-Ха. И подумал, что было бы, если бы Кошка и грог не встретились. Его больное сознание беспокоило его больше, чем израненное лицо. От чего они спасли его: от быстрой смерти или от бесконечной жизни? Он вспомнил тот узел, который сжался у него в животе, когда он понял, что его жизнь вот-вот оборвется. Разговаривал-то он тогда смело, но это были лишь слова, которые он едва выдохнул от боли. И когда холодное дуло пистолета уткнулось бы ему в затылок, то каким был бы его ответ? И каким стал бы его выбор? «Вопрос для философов», — как сказал Генерал.

Через восемь недель, красочной осенью Озарка, все еще хромающий Валентайн угодил в засаду. Конечно, это было трудно назвать засадой в полном смысле слова, потому что он видел поджидающих их настороженных людей, молодых Волков, очень гордых своей работой оттого, что взяли на мушку пленников. Валентайн, Ан-Ха и Дювалье подняли руки.

— И куда это, к дьяволу, ты, грог, направляешься? — спросил командир ближайшей боевой группы, косясь на них из-под форменной фуражки, надвинутой на кустистые брови.

Валентайн, когда он был Волком, вел бы себя в этой ситуации абсолютно иначе. Он сообщил бы обо всем дальним постам, а сам держался бы в засаде до тех пор, пока дело не приняло угрожающий оборот.

— Мое кодовое имя — Смоки, — объявила Дювалье, выступая вперед. — Это мой партнер по прозвищу Призрак. Номер удостоверения: пятьсот три. Отведите нас к ближайшему посту — у нас донесение чрезвычайной важности для командования Южного округа.

Командир патруля сдвинул назад свою фуражку:

— И что с того? Коты вы или нет, я обязан взять вас под стражу. Разрядите и повесьте на плечо ваше оружие, и поживее. И кто это с вами — пленник? Никогда прежде не видел такого грога. Где вы только взяли такого длинного?

— Это не пленник, — поправил его Валентайн, опираясь на свой посох. — Он мой брат.

— Черт-те что! — процедил сквозь зубы один из Волков. — И о чем только думал его папаша? Я слышал, среди них есть отчаянные. Но не до такой же степени.

Волки отвели от троих задержанных ружья и встали так, чтобы было удобнее конвоировать и указывать путь. Охотники развернулись и зашагали домой.