Он по-прежнему испытывал некоторое внутреннее неудобство, поскольку, согласно закону, правонарушители из Торра должны были содержаться в тюрьме до тех пор, пока в Эксетере не состоится выездная сессия суда присяжных. И только потому, что он вроде бы пообещал Хьюберту Уолтеру польстить самолюбию шерифа, Джон намеревался передать преступников в руки де Ревелля. Он утешал себя тем, что какая бы судебная процедура ни была к ним применена, их все равно наверняка повесят.

Они достигли гавани и отправились инспектировать груз. Бочонки с вином и ящики с сушеными фруктами, общим числом около сорока, были сложены в сарае под соломенной крышей, поблизости от причала ниже по течению от Экс-айленда. Как портовый город Эксетер намного уступал Топшему в объеме грузооборота: он был расположен выше по реке, где глубина была настолько незначительной, что даже во время самого высокого прилива в гавань могли заходить только небольшие суда. Поэтому большая часть товаров теперь поступала из Топшема, где их перегружали с океанских судов на речные баржи.

Гвину удалось убедить несколько десятков местных жителей выступить в качестве присяжных, хотя строго говоря, их следовало набрать в Торре и в его окрестностях, то есть там, где произошло кораблекрушение. Другие заинтересованные стороны были представлены Джозефом из Топшема и Эриком Пико, которые оставались единственными получателями груза, находившегося на борту злополучного корабля.

Процедура завершилась быстро и без осложнений. Гвин загнал озадаченных и смущенных присяжных в сарай. Они встали рядом с вышеозначенными товарами, которые были сложены с одной стороны просторного помещения, тогда как оставшуюся его часть занимали тюки шерсти, камвольной ткани и мешки с зерном, ожидающие отправки из Экса. Чуть в стороне от простолюдинов стояли Джозеф и Эрик со счетными палочками в руках. Ни тот, ни другой не умели читать или писать, но зато оба привыкли вести точный учет своих товаров с помощью палочек с насечками, точно так же как управляющий поместьем подсчитывал на палочках все произведенные в его поместье товары. Для дальнейшей проверки здесь присутствовали старый Леонард, клерк из Топшема, у которого имелась письменная опись товаров, подлежащих доставке из Нормандии. Не теряя времени даром, де Вулф сразу перешел к делу.

— Все остатки кораблекрушения на море в водах Англии принадлежат королю Ричарду, — заявил он громким голосом. — Остов судна, в том случае, если он представляет какую-либо ценность, и, разумеется, все спасенные приспособления и товары должны быть описаны и оценены. Потом коронер и его жюри принимают решение, как с ними следует поступить. По закону ценности должны быть переданы в королевскую казну, лорду-канцлеру казначейства.

Он суровым взглядом обвел ничего не выражающие лица присяжных, большинство из которых проживало в близлежащем Бретэйне и на улочках вокруг церкви Всех Святых. Растерянные и смущенные, они ждали, чтобы им сказали, что делать дальше.

— Судно было полностью уничтожено штормом, так что говорить о нем больше не стоит. Однако основную часть груза вынесло на берег, и вот она лежит перед вами. — Джон махнул рукой в сторону штабеля бочек, и присяжные послушно повернули головы, чтобы обозреть их. — Все, что нам остается сделать, это доказать происхождение судна, и, хотя весь экипаж погиб, это можно легко сделать. — Он вежливо пригласил Джозефа выйти вперед. Гвин приволок из угла расщепленную доску с борта судна и продемонстрировал собравшимся грубо вырезанные на ней буквы.

— Джозеф из Топшема, вы узнаете эту обшивную доску?

Тот кивнул, и его седая борода качнулась вместе с ним.

— Признаю. Она с моего собственного судна «Морская Мэри», которое шло из Барфлера в Нормандии в Топшем.

— А это действительно часть того груза, который оно перевозило? — спросил Джон, снова сделав указующий жест пальцем.

— Действительно. Часть его — это мои собственные товары, импортируемые из Англии. Остальное принадлежит находящемуся здесь Эрику Пико.

— Что представлял собой груз целиком?

Оба купца вновь взялись за свои счетные палочки.

— У меня было сорок шесть бочек и шестнадцать ящиков сушеных фруктов, которые я заказал у своих поставщиков из Котентена. Похоже, что уцелела только треть из всего, — сказал Джозеф.

Коронер обернулся к Пико и жестом приказал ему говорить.

— Как и Джозеф, я регулярно импортирую вино через Ла-Манш. Нынешняя поставка составляла… — он снова посмотрел на свои палочки, — шестьдесят бочек, из которых здесь находятся только двадцать две.

Джон потер подбородок.

— Получается, что даже если вам будут возвращены эти товары, вы потеряли более половины своих вложений?

Оба торговца мрачно кивнули в знак согласия.

— Боюсь, нынешней зимой цены на вино и фрукты возрастут, — сказал Джозеф. — Нам нужно как-то возместить потери.

— А что будет, если уцелевшие товары попадут в королевскую казну?

Пико многозначительно закатил глаза.

— Может, это меня и не разорит, но потеря прибыли даже с учетом двадцати двух оставшихся бочонков еще долго не позволит мне снова приобрести полный груз.

Джозеф согласился со своим другом, и Джон повернулся к присяжным.

— Пожалуй, этот вопрос надлежит разрешить наиболее естественным и справедливым путем. Эти двое честных купцов ожидали прибытия своего груза в гавань, когда по воле Божьей ураган бросил их судно вместе с грузом на скалы. Больше половины груза погибло, остальную часть вынесло на берег. По моему мнению, к которому я настоятельно рекомендую вам прислушаться, эти бочонки и ящики всегда были собственностью Джозефа и Эрика. Даже то, что они были украдены деревенскими жителями Торра, не меняет дела — это можно считать незаконным и временным отклонением. — Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. — Все обстояло бы совершенно иначе, если бы на берегу были найдены неизвестные товары с неизвестного судна. Тогда корона вполне законно могла бы предъявить свои права на них. Но нам известен корабль, мы знаем поименно каждого погибшего моряка, и товары были совершенно очевидно опознаны. Как же они могли стать еще чьей-либо собственностью, если никогда не выходили из владения Джозефа и Эрика? — Он обвел пристальным взглядом строй робких и глуповатых присяжных. — Что ты можешь сказать? — требовательно обратился он к огромному мужчине, стоявшему в конце передней шеренги.

Неожиданно назначенный старшина неловко переступил с ноги на ногу и бросил быстрый взгляд на своих соседей и через плечо — на тех, кто стоял сзади. Не дожидаясь ответа, он проговорил:

— Мы согласны, коронер.

Чтобы не дать разгореться дискуссии и не допустить сомнений относительно сказанного, Гвин сбил присяжных в кучу и выпроводил их восвояси, подобно овчарке, пасущей стадо овец. Джозеф с Эриком подошли поблагодарить Джона за его сноровку и ловкость и тоже ушли со склада, предварительно договорившись со сторожем, что заберут товар попозже. Вместе с Джоном и Гвином они дошли до городских ворот, позади за ними трусил секретарь коронера.

Разговор перешел на другие темы.

— Эдгар сказал мне, что он обсуждал ужасные события последней недели с Кристиной, — начал Джозеф. — Морально она уже почти оправилась, слава Богу, ведь она такая жизнерадостная молодая женщина. В разговоре с ней Эдгар предположил, что, может быть, ей все-таки удастся узнать насильника по голосу или по каким-то характерным признакам поведения, если она столкнется с ним лицом к лицу.

Джон позволил себе усомниться в этом.

— Она упорно отрицает, что заметила хоть что-то, что может помочь опознать преступника.

Судовладелец вздохнул.

— Я знаю, и, вероятно, так оно и есть. Но Эдгар отчаянно старается добиться какого-нибудь успеха в этом деле — и ради нее самой, и чтобы отвести от себя подозрения в том, что он пытался убить Фитцосберна.

— Ну, и что же он предлагает? — спросил Джон, когда они зашагали по круто поднимающейся в гору Рэк-лейн к Саутгейт-стрит.