Джон яростно взглянул на своего шурина.

— Давай отложим наш спор до тех пор, дока мы не сможем изложить его Хьюберту Уолтеру, хорошо? Сейчас у нас с тобой есть более неотложные дела.

Они стояли в главном зале дома, перед дверями маленькой комнаты, которой пользовалась Кристина. Дверь отворилась, и на пороге показалась сестра Мадж. Она поманила к себе коронера, который вошел внутрь, прикрыв за собой дверь.

Монахиня из монастыря Святой Катерины в Полслоу была внушительной женщиной: высокая и сухопарая, с решительным костистым лицом, которое совершенно не соответствовало ее занятию, коим являлась забота о страждущих. Она была старшей из девяти монахинь, живших там по монастырским законам, и, несмотря на строгий вид, была истинным кладезем доброты и сострадания. Хотя в монастыре она выполняла обязанности лазаретной сестры, то есть имела дело с всякими ранами и травмами, репутацию она составила себе в качестве повивальной бабки. К ее услугам часто прибегали женщины в Эксетере и его окрестностях, особенно в случае трудных родов. Сейчас она отвела коронера в угол комнаты и негромко заговорила с ним:

— Похоже, мало сомнений в том, что ее изнасиловали, сэр Джон. Я еще не приступала к интимному осмотру, но какие доказательства вам нужны для отправления официальных процедур?

Джон посмотрел на кровать, а потом плотно захлопнул дверь перед лицом у шерифа, который пытался подслушивать.

— Мы должны расспросить ее о том, что произошло, и не узнала ли она того человека, который сотворил с ней этот ужас. Но я также должен иметь доказательства того, что ее изнасиловали. Вы должны подтвердить, что у нее из интимного места идет кровь. Таков закон.

Монахиня, в своем черном одеянии Ордена бенедиктинцев и с белой накидкой на голове, серьезно кивнула.

— Какое-то время она будет ненавидеть всех без исключения мужчин — вероятно, даже своего отца, — так что будет лучше, если вы станете держаться от нее подальше, а ее поручите заботам тетки и моим. Я сообщу вам о том, что мне удастся выяснить.

Джон знал, что сама сестра Мадж давно забыла об интимных особенностях женского организма, но все равно взмолился:

— Мне нужно иметь хоть какие-нибудь доказательства осквернения девушки, например порванная или заляпанная кровью одежда.

— Я посмотрю, что у нас есть, — ответила монахиня, подтолкнула его к выходу и закрыла дверь у него за спиной.

В холле чувство гостеприимности пересилило у Генри Риффорда даже его гнев, и он кивком подозвал шерифа и коронера к огромному камину, чтобы те могли согреться, пока он принесет им вина и бокалы французского стекла. Все трое молча потягивали вино, имитируя нормальную обстановку, пока отец Кристины неожиданно не обмяк и, рухнув на скамью, принялся тихо всхлипывать, обхватив голову руками. Джон и Ричард де Ревелль стояли в замешательстве, не зная, что сделать или что сказать, пока коронер наконец не подошел к торговцу кожами и не положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить.

Риффорд поднял осунувшееся лицо.

— Если бы только ее мать была жива — в такой момент ей нужна мать. Моя сестра — добрая женщина, но она безмозглая старая дура. Позволить девочке одной отправиться в такую ночь, черт бы ее побрал!

— Могу я попросить свою супругу прийти и посидеть с ней? — спросил Джон, уверенный, что Матильда, несмотря на многие свои недостатки, не откажется помочь отчаявшейся семье.

Ричард почувствовал себя обязанным ответить на предложение шурина.

— Моя жена, Элеанор, тоже, без сомнения, была бы рада помочь, Генри, но она в нашем поместье в Ревелстоуке, за много миль отсюда.

Городской старшина вытер глаза и пробормотал слова благодарности, соглашаясь с тем, что еще одна взрослая женщина окажется весьма кстати после того, как монахиня уйдет. Позвали слугу и отправили его с сообщением на Мартин-лейн, к Матильде.

Когда он ушел, на пороге появились еще двое мужчин, которые встретились здесь волей случая. Одним был Ральф Морин, констебль Рогмонта, назначенный самим королем, поскольку замок Эксетера принадлежал короне. Ральф, крупный, похожий на викинга мужчина, с седыми волосами и раздвоенной бородой, командовал гарнизоном и официально являлся заместителем шерифа в вопросах обороны города. Вторым оказался Хью де Релага, еще один старшина, полный, в обычных обстоятельствах жизнерадостный мужчина, в одежде обладавший вкусом павлина. Как и архидиакон, он был хорошим другом Джона де Вулфа, еще одним сторонником фракции, сохранившей верность королю Ричарду и находившейся в стойкой оппозиции к ренегатам, поддержавшим его брата. Именно они были теми, кого народ Эксетера избрал для совместного управления городом, хотя сейчас пошли разговоры о введении должности мэра, недавно принятой в Лондоне и Винчестере.

Де Релага направился к своему собрату-старшине и взял его руки в свои, предлагая участие и давая бесполезные советы, тогда как констебль держал отчет перед шерифом и коронером.

— Город закрыт так, что мышь не проскочит, и к каждым воротам для укрепления стражи приставлены солдаты. Никто не сможет выбраться отсюда до рассвета, так что он должен быть где-то здесь.

Ричард проявил нетерпение.

— Это очевидно, Ральф, что он должен быть в городе! Но кого из пяти тысяч населяющих его людей мы ищем?

Джон воздержался от замечания относительно того, что три тысячи женщин и детей можно не брать в расчет. Вместо этого он поинтересовался у Морина, не нашли ли чего-нибудь на территории собора. Седовласый констебль обернулся в его сторону.

— Мне еще не сказали, где именно произошло это гнусное нападение, кроме того, что оно случилось на территории собора. Сержант взял с собой пару человек, чтобы провести обыск, но пока они ничего не нашли, только обычных попрошаек и припозднившихся торговцев. И те, и другие ничего не смогли ему рассказать.

Хотя это была освященная территория, принадлежащая собору и не подлежащая юрисдикции города, она не пользовалась ни любовью, ни популярностью среди горожан. Нравилось это вам или нет, но любого умершего в Эксетере следовало хоронить именно здесь, да еще и взималась недурная плата за эту привилегию. Изрезанное дорожками и канавами для отходов, место было буквально усеяно старыми надгробиями, ямами для могил, кучами земли и отбросами. Это было единственное большое открытое место в Эксетере. Разъездные торговцы продавали тут свои товары, подмастерья играли в мяч, а дети использовали его в качестве игровой площадки. Однако, несмотря на то, что на территории, примыкающей к собору, часто случались драки и хулиганские побоища, Джон не мог припомнить, чтобы она когда-либо становилась местом изнасилования.

— Что будем делать дальше, шериф? — спросил констебль.

— Проклятый малый залег на дно, убрался обратно в свою дыру, из которой выполз. На рассвете обыщите гостиницы и постоялые дворы, смотрите, нет ли у кого крови на одежде или чего-нибудь другого подозрительного. Держите стражу на воротах и обыскивайте любого мужчину, покидающего город.

И снова Джон придержал возражения, готовые сорваться с его языка, едва он услышал эти бесполезные и пустые приказы.

— Пока еще, — заметил он, — мы не знаем, испачкался ли нападающий в крови. Пока что я жду, когда сестра Мадж окончит осмотр.

Риффорд и Хью подошли к ним, и последующие несколько минут были посвящены яростным угрозам, упрекам и беспокойству Риффорда о здоровье своей дочери, физическом и умственном, не отрицалась также почти немыслимая возможность того, что она окажется беременной.

Их прервала сестра Мадж, снова появившаяся в дверях. Коронер подошел к ней, Ричард де Ревелль последовал за ним. Джон не смог придумать причины, по которой тому следовало бы держаться в стороне, ведь он, по сути, был главным лицом, следящим за соблюдением законности в Девоне.

— Она стала вести себя спокойнее, бедняжка, — начала монахиня своим глубоким мужским басом. — Кристина- сильная и чувствительная натура, но ей понадобится много времени, чтобы забыть это происшествие. Хотя, боюсь, она от него так полностью и не оправится.