Латония почувствовала, что вот-вот расплачется: воспоминания о родителях причиняли ей невыносимую боль. Она отвернулась от лорда и направилась к двери, но на пороге на мгновение остановилась и произнесла:

— Я прошу прощения… Я могу только извиниться за то, что сделала… за всю ложь, которую я вам наговорила. Я знаю, что мама была бы… потрясена моим обманом, но иначе… Тони не смогла бы остаться с маркизом. Возможно, когда вы еще раз об этом подумаете, вы сможете… простить ее… и меня.

Слезы хлынули у нее из глаз и побежали по щекам. Не желая, чтобы лорд Бранскомб видел их, Латония выбежала из комнаты и укрылась у себя в спальне.

Уснуть ей удалось лишь незадолго до того, как кто-то постучал в дверь.

— Что? — спросила она.

— Лорд саиб уезжает через час, мэм-саиб, — ответил слуга.

— Я буду готова, — быстро проговорила Латония.

Она встала и быстро оделась, однако, выйдя на веранду, где должен был быть сервирован завтрак, обнаружила, что лорда Бранскомба уже нет. Латония решила, что он, должно быть, завтракает с кем-то из офицеров, и отчасти была этому даже рада. Ей совсем не хотелось видеть его после вчерашнего объяснения.

Она подумала, что рано или поздно должна была столкнуться с кем-нибудь из прошлого Тони, хотя и трудно было предположить, что это окажется именно Эндрю Ауддингтон. Теперь она понимала, почему лорд Бранскомб был так зол на Тони за эту историю — ведь Ауддингтон служил в его полку.

«Что бы там его светлость ни думал, — сказала себе Латония, — я все равно считаю, что Эндрю Ауддингтон вел себя как слабовольный и бесхарактерный человек».

Впрочем, она знала, что не следует говорить этого лорду, и со страхом ждала его возвращения, боясь, что он опять примется перечислять грехи Тони. Что касается того выхода из создавшейся ситуации, который предложил лорд Бранскомб, Латония при всем желании не могла воспринять его всерьез.

«Он просто пытался меня запугать», — говорила она себе.

В то же время Латония понимала, что, если обман раскроется, пострадает не только она. Лорда Бранскомба сурово осудят за то, что, будучи представителем вице-короля, он возил с собой молодую женщину, представляя ее как свою родственницу, в то время как между ними не было никакого родства.

«Я должна вернуться домой… уехать из Индии… не откладывая!» — с внезапным волнением подумала Латония, решив сказать об этом лорду Бранскомбу сразу же, как он вернется.

Денег на билет у нее было достаточно, но она не имела понятия, как добраться отсюда до Бомбея, и понимала, что в одиночку ей такого путешествия не совершить. С каждой минутой её тревога росла: лорд Бранскомб умел представить любое дело куда более сложным, чем на самом деле. Когда же он наконец вернулся, Латонии не представилось возможности поговорить с ним наедине. Он пришел с двумя старшими офицерами, и карета, которая должна была отвезти их на железнодорожную станцию, была уже готова. У Латонии хватило времени только забрать зонтик, перчатки и сумочку. В карете она села рядом с лордом Бранскомбом, а офицеры — напротив.

Когда они добрались до станции, их личный вагон уже был прицеплен к составу. Латония была несказанно удивлена тому, что кондуктор спросил разрешения у лорда Бранскомба, перед тем как просигналить машинисту отправление.

Оставшись в купе один на один с лордом, Латония посмотрела на него с опаской. Он был мрачнее обычного и то и дело сердито поджимал губы. Впрочем, он ничего не сказал — просто вручил ей газету, одну из тех, что были оставлены здесь специально для них. Это была английская «Тайме» трехнедельной давности. Поняв, что лорд не желает с ней разговаривать, она послушно уткнулась в газету, хотя ей и трудно было сосредоточиться на политических трудностях Англии или отчете о приеме в Виндзоре, данном королевой в честь прибывших в страну лиц иностранных королевских семей.

Через три четверти часа поезд замедлил движение и остановился, к удивлению Латонии, на очень маленькой станции. Она уже привыкла к огромным толпам зевак, но на платформе было всего два или три человека да несколько любопытных детишек из деревушки сразу за станцией.

Внезапно Латонии пришло в голову, что никто не ожидал, что поезд здесь остановится, и впервые после того, как они покинули лагерь, она заговорила с лордом Бранскомбом:

— Почему мы остановились здесь? — спросила она.

— Я объясню вам через несколько минут, — был ответ.

Латония удивилась, но не стала настаивать. В купе вошел слуга со стаканами холодного сока и нарезанной папайей. Латония взяла сок и принялась медленно пить, теряясь в догадках, что все это значит.

Лишь минут через двадцать старший слуга, войдя, негромко сказал лорду Бранскомбу:

— Все готово, лорд саиб.

Лорд отложил газеты и быстро поднялся.

— Идемте, Латония. Его тон испугал девушку.

Выйдя на платформу, Латония увидела грубую, повозку, разительно отличавшуюся от всех, в которых они путешествовали до сих пор. Запряженная молодым жеребцом, повозка быстро помчалась к деревне, сопровождаемая детишками, которые пронзительно вопили и протягивали руки, требуя бакшиш. В такой ситуации было бы глупо задавать вопросы — кроме того, Латонию не покидало неприятное чувство, что лорд все равно ничего ей не скажет.

Вскоре дети отстали, а на задворках деревушки Латония увидела небольшой домик с жестяной крышей. Еще до того, как стал виден крест на двери, она поняла, что это церковь, и, повернувшись к лорду Бранскомбу, горячо воскликнула:

— Прошу вас… мы не должны… этого делать! Это… неправильно!

— Больше нам ничего не остается, — твердо ответил лорд.

Латония готова была протестовать, готова была умолять его, но в этот момент повозка остановилась, а из церкви вышел мужчина. Он был высок, сухопар и одет в черную рясу. С первого взгляда было ясно, что это миссионер.

Лорд Бранскомб вышел из повозки и пожал ему руку. Миссионер сказал:

— Из слов вашего слуги, мистер Комб, я понял, что вы хотите жениться.

— Да, это так, — кивнул лорд Бранскомб. — А это моя будущая жена, мисс Хит.

Священник пожал руку Латонии, а потом повел их обоих в церковь, которая, судя по голым стенам и нехватке свечей, была пресвитерианской. Священник, понимая, что лорд Бранскомб спешит, не стал терять времени и, когда Латония и лорд Бранскомб встали перед ним, начал обряд венчания.

Они вернулись к станции, и поезд пошел дальше на север. Латонии казалось, что все это сон. Она не могла поверить, что только что вышла замуж, и это произошло так странно и просто. Она ничуть не чувствовала себя новобрачной, а лорда Бранс-комба — своим мужем. Единственным доказательством, что венчание ей не приснилось, было золотое обручальное колечко на ее безымянном пальце. Оно было немного великовато, но казалось Латонии тяжелой цепью, которая навеки сковала ее.

Как случилось, что теперь она замужем?

Как случилось, что теперь она — жена человека, который презирает и ненавидит ее, который принудил ее к этому браку потому, что они с Тони его обманули?

«Что я могу сказать? Что я могу сделать?» — в отчаянии спрашивала себя Латония и не находила ответа.

Они достигли места назначения только к вечеру, когда жара уже спала. Латония всю дорогу хотела спросить, куда они едут, но боялась заговорить и лишь смотрела в окно. Проносящиеся мимо бесконечные равнины казались ей символом пустоты ее будущего.

Затем, как-то неожиданно, они прибыли на место и вскоре уже ехали через город. Все вокруг было знакомо: пестрые груды фруктов, бурлящая разноцветная толпа, которую невозмутимо рассекали священные коровы: их никто не смел тронуть. В лавках продавались стеклянные браслеты и яркие сари всех цветов и оттенков.

Вскоре лорд и Латония уже спешивались перед дворцом, стены и башни которого явно скучали по краске. Начался обычный обмен приветствиями, а потом — прием в тронном зале. На сей раз раджа, человек средних лет, показался Латонии менее приятным, чем все предыдущие. Он был не то чтобы груб, но в нем чувствовалась тяга к жестокости, и Латония первым делом подумала, заметил ли это лорд Бранскомб. Впрочем, как и следовало ожидать, лорд был очень вежлив, приветствовал раджу от имени вице-короля и произнес все принятые на Востоке комплименты.