Когда я стал заместителем директора по коммерческо-финансовой работе и транспорту, моим подчиненным стал начальник автохозяйственного цеха СП.Харсеев, с которым мы уже давно дружили, точнее даже дружили семьями, поскольку нас свели жены, работавшие вместе.
А Сергей по жизни очень мягкий человек, порой его стесняешься о чем-то попросить, поскольку не знаешь, действительно ли он свободен, чтобы помочь тебе, или бросит свои дела ради твоих?
И вот начали мы с ним вместе работать. Какие я распоряжения ни даю, он никогда их не оспаривает. Меня это насторожило.
— Серега, а почему ты никогда не оспариваешь то, что я говорю?
— Так ведь ты же начальник!
— Ну и что? Я же пока ни бельмеса не соображаю в твоих делах, а распоряжения давать приходится. А если я своими распоряжениями сорву тебе перевозки более важные, чем те, которые поручаю? Наделаем делов, потом вместе не расхлебаемся. Если я чего не так сказал, ты меня сразу останавливай! За мой авторитет не бойся — он у меня сейчас такой, что ему ничего не повредит, тем более не повредит ему твое компетентное мнение, даже сказанное при остальных подчиненных.
Тут, понимаете ли, вот какое дело. Начальник нужен и для того, чтобы принять решение по возникающим проблемам. Но, во-первых, подчиненный видит эту проблему, хотя и не так полно, как начальник, но зато гораздо подробнее со своей стороны. Естественно, что и у него возникает решение на эту же тему, и это решение может быть лучше вашего. Во-вторых, ни вам, ни вашим подчиненным неохота делать ненужную работу, а тем более, вредную но вы работу, вашего подчиненного делать не будете, а он будет, вы можете не увидеть, где в вашем распоряжении скрыта ненужная и вредная работа, а он немедленно, примерив ваше решение на себя, это видит. Если вы не дадите ему высказаться, скажем, запугаете, то вы будете делать свое дело очень дорогим и неэффективным способом. Запугивать подчиненных, не давать им критиковать ваши решения, это то, что называется «себе дороже».
Конечно, когда тебе подчиненные постоянно тыкают, что ты не прав, это не очень большой кайф, но что делать — надо терпеть. И чем меньше вы будете дергаться по этому поводу, тем быстрее это прекратится, поскольку только таким способом вы максимально быстро освоите дело.
Я пишу о случаях, когда приходится решение принимать быстро и самому. Но на производстве обычно есть время посовещаться о мало-мальски сложных проблемах. Тут проще, тут подчиненные критикуют ваше решение в форме советов, а это не так обидно. (Вообще-то, умный подчиненный и так предпочтет не критиковать вас на людях, а постарается поговорить с глазу на глаз, особенно, если вы уже приняли решение). Но совещание — это не собрание, здесь нет принципа большинства. Примите вы собственное решение или присоединитесь к чьему-то, но это всегда должно быть только ваше решение, а не решение коллектива. Они советчики — и только. Вы несете ответственность, следовательно, ваша обязанность принять решение.
Заметьте, я говорю об обязанности, а не о праве, о праве и разговора нет — оно всегда с вами. Принимая собственное решение, вы исполняете свои обязанности начальника и, следовательно, оправдываете свое предназначение в глазах подчиненных. Даже если они все будут считать какое-то ваше решение глупым, то вы будете в их глазах всего лишь глупым, но начальником — в этом вам никто не откажет. (Кстати, если ваше «глупое» решение окажется эффективным, то вы завоюете у подчиненных особое уважение). Но если вы будете уклоняться от принятия собственного решения, если будете перекладывать его на подчиненных («я присоединяюсь к мнению большинства») или на вышестоящего начальника («так директор приказал»), то в их глазах, да и в глазах начальства вы станете никем, пустым местом. Вы не будете делать свою работу — вы бездельник.
В итоге то, что подчиненные вас критикуют, это все вам на пользу, но решения им давайте только свои и от своего имени, безотносительно того, чьи идеи лежат в основе этого решения — ваши, подчиненных или начальников.
Но я сильно отвлекся, поскольку начал о том, что для начальника вообще, а для заводского инженера тем более, нет ничего ценнее хорошего подчиненного.
Вот еще случай аналогичный предыдущему.
Пьяница
Я был начальником ЦЗЛ, завод постепенно наращивал мощность, росло количество анализов, которые должна была выполнить химлаборатория, кроме этого, двигался и научно-технический прогресс. Мы стали получать приборы для новых, быстрых методов анализа, но они оказались достаточно сложными электронными системами. Кроме того, как и все неотработанное, они быстро выходили из строя. Наши электрики, специалисты лаборатории КИП их ковыряли, иногда возвращали к жизни, но чаще всего приходилось заказывать автомашину и вести приборы в Павлодар в специализированную мастерскую. Там их держали месяц-два, после чего они работали немного и снова чахли, и снова надо было везти в Павлодар. Задерживалось производство анализов, на селекторных совещаниях ОТК жаловался на меня, что из-за отсутствия анализов они не отгружают ферросплавы и затоваривают склады готовой продукцией. В свою очередь я жаловался на своего друга начальника АХЦ Харсеева, что Сергей Павлович не дает мне машину, чтобы отвезти приборы в Павлодар на ремонт, и т. д. и т. п. Никакого выхода из этого тупика не просматривалось, оставалось уповать на то, что наша промышленность в конце концов отработает эти приборы и они перестанут так быстро терять точность и выходить из строя.
И тут начальник химлаборатории Евгений Петрович Тишкин предлагает мне добиться восстановления в штате ЦЗЛ должности инженера-электромеханика и принять на нее Барановского. Насчет должности идея была правильной и нужной, но Барановский вызывал у меня глубокие сомнения.
Николая Семеновича Барановского я знал чуть ли не с первых шагов на заводе, поскольку тогда он работал, по-моему, начальником лаборатории КИП и мне приходилось просить у него помощи с приборным оформлением задумываемых мною экспериментов. Но потом он спился, его перевели на работу электриком, по работе мы почти не встречались, а в городе я его видел, как правило, сильно поддатым. Но это еще полбеды.
Он был популярной личностью. Весь завод со смехом пересказывал его фантастические рассказы о войне (он действительно был участником Великой Отечественной) и послевоенные «были». Эти рассказы были фантастичны до нелепости, ну, к примеру, передавали его рассказ, как ему, якобы, поручили везти первую советскую атомную бомбу из Арзамаса на Семипалатинский полигон. Он, якобы, ехал с удобствами в спальном вагоне, а чемоданчик с бомбой положил на верхнюю полку, ночью его украли и далее следовал рассказ, как Николай Семенович отыскал вора и отобрал у того атомную бомбу. Или как Берия приехал арестовать отца Барановского, и как они с отцом отстреливались от Берии из пулемета «Максим». Причем свидетели уверяли, что проверяли Барановского, пытаясь уличить во лжи, и просили спустя некоторое время повторить рассказ, и он повторял его слово в слово. А это может быть только тогда, когда это вранье для вруна становится реальностью, когда он как бы это действительно пережил и то, что, якобы, видел, запомнил во всех мельчайших деталях. Деталей, кстати, он всегда выдавал очень много и очень красочных, в связи с чем его рассказы с удовольствием слушали.
В моем понимании Николай Семенович был не просто пьяница, но уже и неадекватный. Но зато вполне адекватным был Тишкин, выпускник химфака МГУ (уже это в нашей глуши удивляло — мы у себя вообще никогда не видели выпускников московских вузов), прекрасный знаток химии, умнейший мужик, державший в хорошем, работоспособном состоянии коллектив из более, чем сотни женщин. Петрович (я его называл в основном так) лично хорошо знал Барановского и был уверен, что это именно тот, кого нам сильно не хватает. Пришлось положиться на мнение Петровича, добиться должности и принять Барановского.
В это время у меня дома перестал показывать картинку телевизор, а если кто помнит, то тогда телевизионные передачи еще можно было смотреть. Жена вызвала мастеров из телеателье, они час с ним возились и объявили, что понять, что с ним произошло, можно только при помощи осциллографа, а он у них в ателье, поэтому нам нужно привезти телевизор в ателье, и они там с ним займутся. Машины у меня еще не было, тащить телевизор на горбу не хотелось, я позвонил Петровичу и попросил, чтобы он приехал на работу на своих «Жигулях», а в обед мы с ним смотаемся в телеателье.
