— Устал, — ответил я. — Даже я иногда устаю.

Сестра молча посмотрела мне в лицо. Я выпил последний глоток пива, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

— Это ты из-за нас устал? — спросила она.

— Нет, — ответил я, не открывая глаз.

— Слишком устал, чтобы поговорить? — спросила она тихо.

Я приподнялся и посмотрел на нее. Затем покачал головой.

— Слушай, я сегодня тебе ведь гадостей наговорила? Про тебя, про твою жизнь…

— Да нет, — сказал я.

— Честно?

— Все, что ты сказала, правильно. Тебе не о чем беспокоиться. А с чего это тебе вдруг на ум пришло?

— После того как он уехал, я ждала здесь тебя и вдруг подумала: может, что-то лишнее сказала.

Я вытащил из холодильника две банки пива, включил стереосистему и на минимальной громкости поставил запись трио Ричи Байраха. Эту запись я всегда слушаю, когда пьяным возвращаюсь ночью домой.

— Наверное, ты сейчас немного сбита с толку, — сказал я. — Ведь в жизни грядут перемены. Так же как при изменении давления. Даже я по-своему сбит с толку.

Сестра кивнула.

— Я срываюсь на тебе?

— Все на ком-нибудь срываются, — сказал я. — Но если ты срываешься, выбрав меня, то ты не ошиблась в выборе. Поэтому тебе не о чем беспокоиться.

— Мне иногда так страшно. Что будет дальше? — сказала сестра.

— Если смотреть только на положительные стороны и думать только о хорошем, ничего страшного в этом нет. Думать будешь, когда произойдет что-нибудь неприятное, — повторил я те же слова, которые сказал Ватанабэ Нобору.

— А что, если не все пойдет гладко?

— Если не пойдет, тогда и будешь думать.

Сестра хихикнула.

— Ты как был, так и остался чудаком, — сказала она.

— Слушай, а можно я тебя кое о чем спрошу? — сказал я, потянув за кольцо банки.

— Можно.

— Сколько у тебя было мужчин до него?

Она немного замялась, а затем выставила два пальца:

— Двое.

— Один твой ровесник, другой мужчина постарше?

— Откуда ты знаешь?

— Это шаблон, — сказал я и отхлебнул пива. — Я не просто дурака валяю все эти годы. Кое-что и я в жизни понимаю.

— То есть я «стандартная»?

— Здравая.

— А сколько у тебя было женщин?

— Двадцать шесть, — сказал я. — Недавно решил подсчитать. Вспомнить могу двадцать шесть. Вероятно, еще человек десять припомнить не могу. Я же не веду дневник.

— А зачем спать с таким количеством женщин?

— Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, в какой-то момент нужно остановиться, но я пока не знаю как.

Мы молчали некоторое время, размышляя каждый о своем. Издалека донесся рев мотоцикла, но это не мог быть Ватанабэ Нобору. Ведь уже час ночи.

— Что ты о нем думаешь? — спросила она.

— О Ватанабэ Нобору?

— Да.

— Ну, неплохой мужик. Хотя и не в моем вкусе, и пристрастия в одежде у него странные, — честно ответил я, немного подумав. — Но когда хотя бы один в семье такой, это вовсе не плохо.

— Я тоже так думаю. Я люблю тебя, но если бы все люди на свете были как ты, мир укатился бы неизвестно куда.

— Наверняка, — сказал я.

Затем мы допили пиво и разошлись по комнатам. Простыня была новая и свежая, без единой складки. Я улегся на кровать и посмотрел на месяц между занавесок. Куда мы идем, подумал я. Однако я слишком устал, чтобы глубоко об этом задумываться. Закрыв глаза, я почувствовал, как сон, словно темная сетка, бесшумно накрывает мою голову.

Спустя полгода после расставания с близняшками я увидел их фотографию в журнале.

На фотографии они были одеты с настоящим шиком, хотя я привык их видеть в дешевых спортивных кофтах с номерами 208 и 209, которые они носили, когда жили со мной. На одной было вязаное платье, на другой жакет из грубого хлопка. Они отрастили волосы, а на глазах был легкий макияж.

Я сразу понял, что это те самые близняшки. Одна была повернута спиной, другая видна только в профиль, но, открыв страницу, я сразу понял. Точно так же, как узнаешь запись, которую слышал сотни раз, с первых нот, я сразу же понял. Это они.

На фотографии была дискотека, открывшаяся совсем недавно на самой окраине района Роппонги. В журнале шесть страниц занимала специальная подборка под названием «Авангард токийской моды», и на первой странице была помещена фотография близняшек.

Снимали откуда-то сверху широкоугольным объективом, и, если бы не было пояснения, что это дискотека, можно было подумать, что это оригинально спроектированная теплица или аквариум. Все было из стекла. За исключением пола и потолка, и столы, и стены, и украшения — все было стеклянным. И повсюду стояли огромные декоративные растения.

В одной зоне, отделенной стеклянными блоками, люди пили коктейли, в другой танцевали. Все это мне напомнило точную прозрачную модель человеческого тела. Каждая часть функционировала четко, в соответствии со своими законами.

В правом верхнем углу фотографии стоял большой стеклянный стол овальной формы, за ним сидели близнецы. Перед ними были два больших бокала с какими-то тропическими коктейлями и несколько тарелочек с простенькими закусками. Одна из близняшек, взявшись обеими руками за спинку стула, отвернулась и с интересом смотрела на танцпол за стеклянной стеной, другая что-то говорила сидящему рядом мужчине. Если бы на фотографии были не близнецы, она бы представляла собой обычную картину, которую можно увидеть где угодно. Просто две женщины и мужчина выпивают на дискотеке. Дискотека называлась «Стеклянная клетка».

Журнал попал мне в руки совершенно случайно. Я ждал в кафе своего коллегу, времени было достаточно, я взял журнал из корзинки и просто перелистывал страницы. В другой ситуации я не стал бы читать журнал за прошлый месяц.

Под цветной фотографией с близнецами был совершенно обычный текст. В статье писали, что в дискобаре «Стеклянная клетка» звучит самая современная музыка и собирается самая прогрессивная публика. Как следует из названия, все стены в заведении сделаны из стекла, так что оно похоже на стеклянный лабиринт. Здесь подают самые разнообразные коктейли и большое внимание уделяется акустическим эффектам. В дискобаре «фейсконтроль», охрана заворачивает посетителей без «элегантной одежды», а также чисто мужские компании.

Я попросил официантку принести мне еще кофе и спросил, можно ли мне вырвать страницу из журнала. Она сказала, что не знает, поскольку сейчас на месте нет администратора, но ведь никто не обратит внимания на вырванную страницу, добавила она. Поэтому я аккуратно оторвал страницу с помощью пластиковой подставки под меню, сложил вчетверо и убрал во внутренний карман пиджака.

Вернувшись в контору, я увидел, что дверь открыта настежь, а внутри никого нет. На столе были разбросаны бумаги, в раковине навалены грязные чашки и тарелки, стояла полная окурков пепельница. Наша секретарша уже три дня была на больничном.

Ну и ну, подумал я. Еще три дня назад это был чистейший офис без пылинки, а сейчас — будто раздевалка бейсбольной секции в старшей школе.

Я вскипятил воды в чайнике, вымыл одну чашку, приготовил растворимый кофе и, не найдя ложки, перемешал его более или менее чистой ручкой. Кофе был совершенно невкусный, однако все лучше, чем просто пить кипяток.

Усевшись на край стола, я пил кофе, когда в дверях показалась девушка — администратор из соседнего с нашим офисом стоматологического кабинета. Длинноволосая, худенькая, настоящая красавица. Когда я первый раз увидел ее, подумал, что в ней, должно быть, есть ямайская кровь, настолько темная у нее кожа. А когда спросил, оказалось, что она родом с Хоккайдо, из семьи фермеров, разводящих коров. Она и сама не знала, откуда у нее такая темная кожа. А белый рабочий халатик еще больше подчеркивал цвет кожи. Ни дать ни взять, ассистентка Альберта Швейцера.

С нашей секретаршей они были сверстницами, поэтому, когда выдавалась минутка, она приходила к той поболтать, а когда наша секретарша брала выходной, девушка подходила к телефону и записывала, по какому делу звонили. Раздавался звонок, она появилась из соседней двери, брала трубку и делала запись. Если нас не было в офисе, мы оставляли дверь открытой. Ворам у нас красть было нечего.