Подъехав к источнику, или Водам Клитумна, я увидел красивую, плодородную и хорошо увлаженную долину, лежащую между двумя горными отрогами. В Тибр впадала маленькая речушка, и я быстро нашел ее исток. От дороги шла тропинка к фермерскому дому. Я попросил там разрешения спуститься, ибо место это является частной собственностью. Жена фермера, любезно улыбнувшись, кивнула в сторону ворот, ведущих к источнику, и я увидел необычайно красивое место.

На первый взгляд кажется, будто здесь поработал талантливый ландшафтный архитектор, устроив великолепное обрамление для самой чистой на земле воды, столь прозрачной, будто ее очистили в подземной лаборатории. Затем вы замечаете, что вода эта необычная, она странно живая, хотя в ней и не поднимаются пузырьки газа, как в минеральном источнике. Нет, она медленно и тихонько колеблется, и этому явлению вы не находите объяснения, пока не заглянете в глубину. Там, на ложе из серебристого песка и чистого гравия вы видите «глаза» сотен источников, выходящих из-под земли. Глубина этого природного чуда редко бывает более трех футов. На дно смотришь, словно сквозь стекло, и видишь, как булькают «глаза», каждый источник выбрасывает маленький фонтанчик мельчайшего песка. Вокруг Вод растут высокие тополя, отражаясь в зеркальной поверхности; ивы склонили над ними свои ветви. Чувствительный человек справедливо назовет это место еще одним умбрийским святилищем.

Вергилий, Ювенал и Проперций — он родился возле Ассизи — упоминали Воды Клитумна и странное их свойство «отбеливать» скот, а также более чем странную особенность отражать не внешность человека, а его характер. С тех пор, должно быть, что-то изменилось, ибо, посмотрев довольно боязливо в воду, я увидел в ней самого себя! Император Калигула посетил Воды Клитумна, Гонорий тоже сюда наведывался — свернул с дороги, ведущей в Рим. Без сомнения, в те далекие времена они выводили специальную породу белых волов, которые паслись на берегах Клитумна. Волы были священными животными, их не впрягали в плуг, не случали, они нагуливали мясо на сочных травах, пока не приходил момент, когда их, увенчанных лаврами, приносили на жертвенный алтарь.

Я присмотрелся к одному из источников и увидел, что песок покрыт серебряными монетами. Выходит, старый языческий обычай приносить жертву речному божеству до сих пор существует. То же самое можно сказать и о фонтане Треви в Риме. Не знаю, почему именно этот источник избрали для жертвоприношений и является ли он тем самым источником, в котором девятнадцать столетий назад Плиний заметил монеты. Когда здесь был Плиний, возле речки находилось много алтарей, посвященных разным божествам. Он читал надписи на стенах и колоннах, оставленные посетителями. «Их много, — писал он, — и читать их интересно, потому что многие надписи вызовут у вас смех». Главное божество прудов — бог Клитумн, чья статуя, облаченная в тогу, по словам Плиния, стояла в храме.

Пройдя по берегу реки, я дошел до того храма. Он совсем маленький, места хватает для священника и нескольких посетителей, приходивших к Клитумну, богу-прорицателю. Я увидел, что место, где стоял когда-то в своей тоге Клитумн, занимает христианский алтарь, ныне не действующий.

Я вернулся, чтобы заглянуть еще раз в прозрачную глубину, очарованный, как и люди за тысячи лет до меня, его вкрадчивым и загадочным движением. Никогда языческий мир не казался мне столь близким. Я думал о Пане и о наядах, о местных жителях. Из фермерского дома вышел старик и зачерпнул чайником воду. «Да, — сказал он, — вода хорошая, и всегда такой была». «Интересно, — подумал я, — действительно ли он об этом задумывался и нравится ли ему приходить сюда в темноте за водой? А может быть, в полнолуние он слышал, как приходили на водопой белые волы».

Я продолжил свое путешествие по зачарованной земле, земле, согретой жизнью и полной воспоминаний. Поздно вечером я уже спал в Риме.

15 мая, исполненный любопытства, я снова приехал в Губбио на праздник Святого Убальдо, чтобы посмотреть подъем свечей. Улицы были запружены народом, а потому я поставил автомобиль в гараж и пешком пошел в верхний город. По пути мне встретились сотни сильно взволнованных молодых людей. Они шли, держась за руки, и пели — необычное зрелище для страны, где даже помыслить об опьянении невозможно. На юношах были белые брюки и красные шейные платки, рубашки — красные, желтые или черные. Это были свеченосцы — они должны были сегодня нести по улицам тяжелые свечи, а потом бежать с ними на вершину горы.

Я был благодарен мэру города, приславшему мне билет в старый дворец на площади, который занимает сегодня городская ратуша. Из окон дворца смотрел на толпу, в которой яблоку негде было упасть. Напротив возвышался палаццо деи Консоли, а перед ним — высокий шест с городским флагом. Зазвонил колокол, и все взоры обратились к колокольне. Между арками виднелся силуэт человека. Он не дергал рукой веревку, а раскачивал колокол ногами. Ухватившись за опоры, он с силой наступал на прикрепленную к языку колокола деревянную платформу, раскачивал ее так, что колокол, казалось, вот-вот перевернется, а потом отпускал. Звук получался на редкость громким.

В то же время я заметил, что команды свеченосцев приготовились поднять свечи на тяжелые платформы или носилки. Свечи эти я видел лежащими на пьяцце одна подле другой в первый свой визит в Губбио. Их должны были установить в вертикальном положении, а затем пронести по городу. Выглядят свечи необычно: изготовлены в форме двух восьмигранных призм, соединенных друг с другом, так что в середине получается узкая талия. И снова я подумал, что сравнить их можно разве только с огромными рождественскими хлопушками.

К верхушкам свечей потом прикрепляли статую: святого Убальдо в золотом облачении, святого Георгия в голубом плаще верхом на коне и святого Антония в черно-красной ризе. Одежды не были нарисованы на статуях, а сшиты из парчи. Пока шли приготовления, я рассмотрел, что команда, которой назначено было нести святого Убальдо, одета в желтые рубашки, молодые люди в синих рубашках несли статую святого Георгия, а тем, кто был в черном, достался святой Антоний.

И вот свечи установлены, вершины их достали до балконов второго этажа. С дикими криками молодые люди взвалили шесты носилок себе на плечи, и не успели зрители глазом моргнуть, как свечи рысью понеслись по площади. Напряженные лица молодых людей давали понять, какой вес приходится им выдерживать. Рядом с ними бежали сменщики, готовые принять эстафету. Три фантастические предмета — тотемы, идолы? — после быстрой пробежки вокруг площади исчезли в направлении нижнего города. Был первый час дня. На пьяцце они появятся снова не раньше шести часов вечера. Тогда начнется финальный забег на гору. В указанном интервале свечи пронесут по всем городским улицам. С балконов на свеченосцев будут бросать цветы. В некоторых местах их будут останавливать и давать напиться.

Несмотря на то что носили статуи святых, мне казалось, что я присутствую при языческой церемонии, пришедшей из глубины веков, да и свеченосцы, раскрасневшиеся и экзальтированные, напоминали фанатичных приверженцев языческого божества, такого как Кибела.[110] В Италии только две церемонии можно сравнить с ежегодным праздником в Губбио. На тех церемониях тоже носят по городу тяжелые предметы. Во время праздника Святой Розы в Витербо ночью 3 сентября по городу провозят низкую, ярко освещенную платформу длиною девяносто футов, при этом уличные фонари гасят. Большее сходство с праздником свечей у праздника лилий. Он проходит в Ноле, рядом с Неаполем, в последнее воскресенье июня. Восемь огромных обелисков, по восемьдесят футов в высоту, в сопровождении раскрашенного корабля проносят по улицам. Говорят, что корабль и обелиски посвящены приему, оказанному святому Павлину из Нолы[111] в 431 году по случаю возвращения его из Африки. Восемь обелисков изображают преподнесенные святому лилии, подарок от торговых гильдий. Возможно, с течением времени лилия смогла вырасти в обелиск ростом в восемьдесят футов, ну а три свечи из Губбио, судя по названию, были когда-то настоящими свечами.