Их продвижение в прошлое застопорилось. Медленно, осторожно Ксавьер старался расшевелить ее мозг, передвигая временные рамки то в одну, то в другую сторону, заставляя тем самым поверить в то, что она находится на месте трагедии, но в окружении всегда готовых прийти на помощь доброжелателей.

Изабель вспомнила, с каким радостным нетерпением она всегда ждала летних каникул на Мальорке.

– Вы там встретились с Пасквой Барбой? – спросил Ксавьер.

Изабель кивнула, живо вспомнив, какое впечатление произвел тогда на нее этот человек.

Она вспомнила серьезный разговор между Пако и Мартином и пересказала его Ксавьеру, хотя ей, естественно, не хотелось выставлять отца в столь неприглядном виде.

– Ваш отец был расстроен поведением жены? – Изабель отвернулась, чтобы не встречаться глазами с Ксавьером. В невиновности отца она не сомневалась, поэтому ей была неприятна сама тень подозрения, которую кто-либо бросал в его адрес. – Вы не ответили.

– Он был в ярости.

На следующий день она рассказала Ксавьеру о своем пятом дне рождения, который праздновали в ресторане «Ритц». Она вспомнила все до мелочей: колоннаду, стулья с высокими спинками вокруг дубовых столов, голубые фарфоровые вазы с огромными растениями, даже мелодию, которую исполнял оркестр. Постепенно она настроилась на то, чтобы воскресить в памяти тот судьбоносный день. И снова ей пришлось признать, что гнев Мартина одинаково распространялся и на Барбу, и на Альтею.

Когда они приблизились к самой ночи убийства, Ксавьер предупредил Изабель, что поскольку именно здесь кроется ее душевная травма, она вряд ли сможет вспомнить события в их логической последовательности, а возможно, ей вообще не удастся воспроизвести всю картину полностью.

Ксавьер оказался прав. Каждый сеанс высвечивал новую сцену, которая не обнаруживала никакой связи с предыдущей. Альтея лежит на полу обнаженная, ее тело едва прикрыто полотенцем. Опрокинутая лампа, отбрасывающая на стену причудливую тень. Волосы Альтеи мокрые, перепутанные, пряди разметались по полу. Перевернутый столик. Мужской пиджак с золотыми пуговицами. Лицо Альтеи – ее профиль, глаза закрыты, губы чуть приоткрыты, кровь на правой щеке. Его лицо частично такое, каким Изабель его уже видела, – злобный взгляд, перекошенный в усмешке рот; но в его облике появились и новые детали – порез на щеке, золотое кольцо на левой руке, как раз на той, которую он протянул к Альтее.

Последний сеанс длился три часа. Ксавьер неотступно следовал за Изабель по бесконечно длинной ночи, до той самой минуты, когда маленькая Изабель спряталась в шкафу, затаившись от страха.

– Приходя в себя после тех синих ночных кошмаров, вы вспоминали детали? – спросил Ксавьер.

– Я делала наброски.

– Они сохранились?

– Так, кое-какие, – ответила Изабель нехотя. Она всегда стеснялась того, что занимается такой ерундой. Правда, теперь они пригодились. – У Миранды тоже что-то есть.

Ксавьер удовлетворенно кивнул: нельзя же выказывать свою радость по такому «пустяку».

Миранда тотчас выслала Изабель рисунки. Распечатав конверт, Изабель разложила наброски на полу в своей комнате в Кастель. Она долго бродила вокруг них, сторонясь белых листов, словно неведомого вируса. Наконец она не выдержала и бросилась вон из комнаты, почувствовав, что задыхается от страха и приступа клаустрофобии, как в ту ночь, когда спряталась в шкафу. Как тогда, так и теперь она не могла побороть страха перед убийцей.

Изабель вошла в кабинет Флоры и набрала номер Филиппа.

После той ночи в «Ритце» она уговорила его немедленно вернуться в Нью-Йорк и теперь звонила ему в офис, домой, даже в самолет, но Филиппа нигде не было. Она встревожилась не на шутку и стала бездумно бродить по дому. Когда же поняла, что не выдержит дольше этой муки, заставила себя вернуться к рисункам.

Много часов просидела она на полу среди кучи набросков, часть которых она сделала еще в семилетнем возрасте. Она бесконечно перекладывала их с места на место, сортировала, раскладывала то так, то этак и не заметила, как наступила ночь. Прикладывая нос к подбородку и левому глазу, она затем меняла глаза местами. Потом прибавляла рот и искала подходящие подбородок, шею, волосы и овал лица. К утру у нее получилось несколько портретов совершенно разных мужчин. В тот же день она показала рисунки Ксавьеру, сообщив, что пришла в полное отчаяние.

Ксавьер разложил рисунки на столе и стал внимательно изучать их. Вскоре он обнаружил несомненное сходство: сходящиеся к переносице густые брови, полные губы, расширяющийся к кончику нос.

– У Пако на подбородке ямочка, – заметила Изабель, разочарованная тем, что ее предварительный портрет однозначно не похож на Пако. – А на рисунке ее нет.

– Не исключено, что человек этот вам незнаком, а убийство – беспричинный акт жестокости.

Отчаяние и осознание собственного бессилия тяжкой ношей обрушились на плечи Изабель. Она заплакала.

– Вы преодолели первый и самый трудный барьер, – сказал Ксавьер. – Вы открыли дверь в свой мозг. Теперь, когда он освобожден от бремени мучительных воспоминаний, нам будет легче установить истину. А со временем, возможно, вы сумеете назвать имя убийцы.

Изабель была слишком занята своими проблемами, чтобы заметить появление на прилавках книги Нины Дэвис «Истинные цвета», которая сразу же заняла ведущие позиции в списках самых популярных бестселлеров. Никогда еще Нина не достигала такого взлета.

Любопытство публики не могла насытить скудная информация, просачивающаяся сквозь закрытые двери нью-йоркских галерей на Мэдисон-авеню и в Сохо, зато каждому по карману была дешевая книжка, содержащая в себе довольно грязи вперемешку с громкими именами, ставшими легендой свихнувшихся на искусстве восьмидесятых.

Нина превратилась в королеву многочисленных ток-шоу. Она нашла ту самую грань, когда ее личные отношения с Изабель вызывали у публики симпатию к ней самой безоговорочно, без всяких лишних расспросов. Даже тот факт, что ее приемная мать владела художественной галереей, стал косвенным свидетельством признания таланта Изабель и ее друзей-живописцев.

Впрочем, Бринна по-прежнему оставалась неразрешимой проблемой. Не найдя ни единого упоминания о себе в книге Нины, она просто рассвирепела и пригрозила лично связаться с Опрой.

Нина ответила ей кратко, решительно и по существу: – Если ты попробуешь упомянуть свое имя рядом с моим, я упеку тебя за решетку за вымогательство. Ты придумала забавную игру, Бринна, но теперь все окончено. Счастливо оставаться.

Появление в печати неавторизованной биографии Изабель всколыхнуло общественность Барселоны, в результате чего возобновились толки о нераскрытом убийстве Альтеи де Луна. В барах и кафе на Рамблас люди судачили о тех главах книги, где Нина Дэвис высказывала свое предположение о том, что убийца – Мартин де Луна.

Однако существовал свидетель, который знал, что Нина ошибается. Он, вернее она – уборщица гостиницы не только видела другого мужчину, выходившего из комнаты убитой, но и подобрала предмет, который тот обронил в коридоре. Собираясь заявить об этом в полицию, женщина быстро поняла, что власти хотят обвинить во всем сеньора де Луна. Подружка подтвердила ее предположение, и она побоялась публично заявить, что полиция идет по ложному следу.

Все эти годы бедняжка сгибалась под тяжестью вины, презирая себя за трусость. Из-за нее осудили невиновного, его доброе имя смешали с грязью. И вот теперь, спустя много лет, опять все повторяется. Она могла бы смыть пятно позора с праха Мартина де Луна, но слишком хорошо понимала, что теперь ее обвинят за сокрытие улик.

Возможно, есть какой-нибудь способ обнародовать правду, оставшись при этом в тени. Надо как следует подумать.

Мало того что погружение в собственное прошлое стоило Изабель немыслимых душевных сил, судьба приготовила ей еще один сюрприз. Адвокат сообщил ей, что «Дрэгон текстайлз» снова выставлена на торги, хотя этот факт огласки пока не получил. Кстати сказать, компания все же получила первый приз на международной ярмарке во Франкфурте.