Он не сводил с нее глаз. Нина вдруг почувствовала себя совершенно голой, несмотря на то что была в халате.

– Не хочешь ли ты пригласить тех, с кем вместе училась в колледже Уэллесли?

– Я была бы счастлива, если бы на церемонии, кроме нас, присутствовали только священник и пара свидетелей, – ответила Нина, стараясь ничем себя не выдать. – И потом, почему тебе так хочется рассылать приглашения всем подряд по списку из наших с тобой ежегодников?

– Потому что у тебя нет никаких ежегодников, Нина. Как нет и родственников в Шотландии!

– Что?! – Нина выпрямилась и сжала кулаки, чтобы не дрожать. – О чем ты говоришь?

– О тебе. И о твоей так называемой семейной истории. Это чушь, Нина. Чистейшее вранье от первого до последнего слова!

Энтони поднялся и медленно направился к камину.

– Хейл и Лесли Уолкер Дэвис, – торжественно вымолвил он, кивая на портрет красивой молодой пары, который стоял на каминной полке. – Я навел кое-какие справки. Они ведь никогда не существовали, правда? – Он бросил на Нину насмешливый взгляд. – А если и существовали, то не имели никакого отношения к винокуренному заводу в Шотландии и никогда не погибали в авиакатастрофе. Школа в Эдинбурге, которую ты, как утверждаешь, заканчивала, слыхом о тебе не слыхивала. Равно как никто о тебе ничего не знает и в колледже Уэллесли.

Гартвик подошел к Нине и взглянул на нее в упор. Сунув руки ей под халат и обхватив ее за ягодицы, он вызывающе продемонстрировал право собственника.

– Прежде чем жениться на тебе, Нина, я хочу знать, кто ты есть на самом деле, черт побери!

Нина и не предполагала, что Энтони станет ворошить ее прошлое, но он покопался в нем, и достаточно основательно! Итак, у нее два выхода из ситуации: она может с ним спорить, но поскольку они оба знают, что он прав, она потеряет все; или она может рассказать всю правду, и тогда победа по большому счету останется за ней.

– Итак, я предложила тебе брак. К сожалению, ты в нем не слишком заинтересован. – Ее лицо постепенно превратилось в маску равнодушия. – Мое второе предложение понравится тебе больше, потому что ты получишь не только признание, но и извлечешь немалую выгоду.

Энтони сел на диван напротив нее, сделал глоток виски и кивнул.

– Я расскажу тебе свою историю только в том случае, если ты купишь на нее права, – хмыкнула Нина.

– С чего бы это?

– С того, что моя история входит в жизнеописание некоей знаменитости, которым я уже давно занимаюсь. Называется оно: «Истинные цвета: правдивая история Изабель де Луна». – При этих словах в глазах Энтони промелькнул испуг, как она и предполагала. – Это повествование о родителях Изабель, их скандальном браке, не менее скандальной смерти, а также о таких подробностях ее личной жизни, о которых может знать только очень близкий человек.

– И насколько близко ты знаешь Изабель де Луна?

– Я выросла вместе с ней, нас воспитывали как сестер, – торжествующе повысила голос Нина. – Тебе достаточна такая степень близости?

– Пожалуй, да. Продолжай.

– Изабель – непростая штучка. Ее биография может стать именно таким сногсшибательным бестселлером, который позволит тебе возродить «Гартвик-хаус». И я готова тебе ее предоставить.

– За плату.

– А ты как думал? С этой минуты, дорогой, все, что происходит между нами, будет иметь свою цену. Включая это! – Она на мгновение распахнула халат.

– Ну что ж, хорошо. А из нас с тобой получаются неплохие негоцианты, а? – Он сделал глоток, глядя на Нину поверх края стакана. – Скажи, с чего ты взяла, что кто-нибудь станет покупать биографию художницы? Мир не вертится вокруг интриг нью-йоркского бомонда.

– Но именно сейчас мир хочет побольше узнать об Изабель де Луна, – самодовольно отозвалась Нина. – В этой книге будет секс, насилие, тайна и знаменитая личность – все вместе. – Ее губы скривила презрительная усмешка. – Не могу представить себе ни единого, даже самого тупого издателя, который упустил бы такой шанс.

Энтони тотчас оглоушил ее следующим заявлением:

– Убийство произошло много лет назад в Барселоне. А после смерти Мартина де Луна дело было закрыто.

– Как раз наоборот, после смерти Мартина все запуталось окончательно. Теперь никто не знает наверняка, убивал он жену или нет. Кроме разве что Изабель.

– Интересно, почему ты так думаешь?

– Говорят, она была свидетельницей преступления и либо испугалась рассказать в суде правду, либо заставила себя вычеркнуть это событие из памяти.

– Если она испугалась признаться тогда, то не станет делать этого и теперь. Тем более она не станет говорить с тобой.

– Ну и что! Я изложу факты, которые мне удалось раздобыть, и предложу читателю самому сделать вывод. Изабель знаменита и популярна. Речь идет об убийстве, а она, как ни крути, была в самой гуще событий. Ты сам научил меня тому, что люди охотно платят за то, что их возбуждает.

Энтони поставил бокал на столик, поднялся в полный рост и рассмеялся:

– Ты льстишь себе, Нина, сверх всякой меры. И потом, зачем мне платить за то, с чем ты так охотно расстаешься? И что за безумие полагать, будто бы твои «Истинные цвета», основанные на слухах и догадках, опубликуют где-нибудь, кроме колонки светских сплетен? Издание такой книги – рискованное дело, – добавил он. – Особенно если она написана бульварной писакой с поддельными документами.

Через четыре часа после его ухода Нина буквально кипела от злости. Надежды на поддержку Гартвика растаяли без следа, его оскорбления и уличение в мошенничестве ранили ее в самое сердце. Но все это бледнело в сравнении с растущим ощущением собственной никчемности.

«Истинные цвета» вдруг стали чем-то большим, чем просто подстраховка. В них теперь заключалась единственная надежда Нины на светлое будущее.

– С днем рождения, тетя Флора! – Последний раз они виделись полгода назад. – Не могу поверить, что тебе исполнилось восемьдесят девять.

– Я чувствую себя ничуть не лучше и не хуже, чем вчера, когда мне было всего восемьдесят восемь, – весело ответила Флора. – Как прошло открытие выставки?

Удивительно, что Флора помнит об этом! Ведь и впрямь накануне в ставшей вдруг престижной галерее Скай состоялось открытие ее выставки «Движение разума».

– Мы распродали все еще до открытия. Я выслала тебе каталог.

– А какие были отзывы в прессе?

– Им по-прежнему не нравится то, что я даю своим сериям литературные названия.

– Скажи им, что это влияние тети Вины, – хмыкнула Флора. – Но что же все-таки говорят о самих картинах?

– Те, кто разбирается, хвалят и говорят, что… – она сделала паузу, перебирая и читая вырезки из газет, – что моя живопись приняла новый, необычный оборот… о, а вот это мне нравится! Томпкинс считает: «четкость проступающих теней свидетельствует о том, что картины для художника являются формой медитации».

– Интересно, – отозвалась Флора. – А Филипп на выставке был?

Изабель улыбнулась. Флора никогда не сдается.

– Да, был. Мы поговорили, и не более того.

– Плохо. Он – то, что нужно. И я сказала ему об этом, когда он месяц назад заезжал ко мне в гости. По пути в Лугано. – Она сделала паузу, чтобы Изабель успела осмыслить информацию. – Но это был не единственный раз, когда он навещал старую леди. Если честно, Изабель, общаться с ним для меня в радость. Он очень тонко чувствующий человек. Он мне нравится.

– Вы оба на редкость общительны, – язвительно заметила Изабель, по-видимому, испытывая нечто вроде ревности по отношению к Филиппу и восьмидесятидевятилетней женщине.

– Да уж, – отозвалась Флора на другой стороне Атлантики. – Кстати, Алехандро сказал, что «Дрэгон текстайлз» выставлена на продажу.

– Правда? И за сколько?

– Подробностей я не знаю. Но если хочешь, попрошу Алехандро все разузнать.

– Спасибо, не нужно. Наверное, Пако лучше оставаться в неведении относительно моего интереса.

Пообещав держать Флору в курсе дела и еще немного поболтав с ней, Изабель повесила трубку и сразу же перезвонила своему адвокату. Оказалось, что «Дрэгон текстайлз» на протяжении долгого времени считается убыточным производством, потери теперь настолько велики, что руководство компании вынуждено привлекать уставный капитал. Сейчас подходящий момент для выкупа компании. Изабель попросила его заняться этим и подать заявку на участие в торгах.