Филипп замолчал, на мгновение потупился.

– По правде говоря, – добавил он тихо, – я скорблю не о потере того, что было, а о потере того, что могло бы быть.

В гробовой тишине Филипп спустился с возвышения и подошел к Пилар, которая разрыдалась, заключив его в объятия. Он постарался утешить ее, после чего взял под руку, и они направились к стоящему у пристани катеру. Нельсон завещал, чтобы его кремировали. Катер медленно двинулся вдоль берега, держа курс на его собственный «Эдемский сад». Достигнув того места, которое выбрала Пилар, катер замедлил ход. Пилар открыла урну, и ветер развеял по саду прах Нельсона Медины.

Филипп говорил о своем отце с такой горечью и болью, что его проникновенные слова затронули Изабель до глубины души. Ей захотелось побыть одной, справиться со своими эмоциями. Направляясь через лужайку во внутренний дворик, она столкнулась с высокой блондинкой в коротком черном платье. Огромные солнцезащитные очки не помешали ей сразу же узнать Нину.

– А ты-то что здесь делаешь? – спросила Изабель, едва сдерживая ярость.

– Если у тебя провал в памяти, то могу напомнить, – небрежно ответила Нина. – Кроме всего прочего – я имею в виду личные отношения, – Филипп был моим боссом.

До тех пор, пока ты не заставила его поставить крест на моей карьере.

– Удобно винить в том, что произошло, меня, да? Чтобы выглядеть в собственных глазах безответной жертвой. Ведь это твоя любимая роль, не так ли, Нина? Этакая невинная овечка, – красноречиво хмыкнула Изабель.

Нина нервно сжимала кулаки, пытаясь держать себя в руках.

– Моя профессиональная обязанность заключалась в том, чтобы сообщать новости вне зависимости от того, кого они касаются. Тем более если это правда.

Изабель тотчас приблизила свое лицо к лицу Нины. Ее голос прозвучал глухо и зловеще:

– В следующий раз, когда ты вякнешь хоть слово обо мне и моей семье, я позабочусь о том, чтобы пресса узнала правду о тебе. Всю правду и ничего кроме правды!

Нина ни за что не доставила бы Изабель удовольствия наблюдать свое поражение, но увы… У нее ушло несколько месяцев на унизительные интервью и объяснения и только после тщательной проверки всех деталей она получила выход на местное утреннее шоу. Нина работала как вол, но репутация ее была подмочена. Понятное дело, что только обвинения в жульничестве ей сейчас и не хватало!

Из противника, которого Нина хотела сокрушить, Изабель вдруг превратилась в серьезную помеху, которую приходилось учитывать.

Пробираясь через толпу, Изабель обратила внимание, что на похоронах Нельсона присутствуют все его бывшие жены. Впрочем, ее интересовала только Оливия. Худая, с изысканными манерами, в черном костюме от Шанель, с короткой стрижкой, подчеркивающей моложавые черты ее лица, она разительно отличалась от своих преемниц, которые словно соперничали друг с другом в роскоши. Ее спутник, которого Изабель сочла нынешним мужем, любезный седовласый мужчина, был окружен аурой непоколебимой самоуверенности. Его выдавали лишь глаза: он то и дело украдкой поглядывал по сторонам, словно чувствовал себя здесь неловко. Да это и понятно: этот дом, люди, все вокруг принадлежало Нельсону Медине – человеку, который в прошлом причинил Оливии боль.

Оливия и Филипп встретились в маленьком кабинете.

– Я удивлен, что ты пришла, – сказал сын, глядя в такие же темные, как у него глаза.

– Я, собственно, пришла из-за тебя.

Филипп переступил с ноги на ногу и насупился – мать заставила его смутиться.

– Тебе нужны были его деньги. Ты взяла их, а не меня. – Как смешно это теперь прозвучало! Филипп надеялся, что его слова заденут Оливию, но, казалось, они не были для нее неожиданностью.

– У меня не было выбора. К тому же я взяла их не для себя и готова вернуть их, когда они тебе понадобятся.

Филипп был потрясен. По окончании Уортона он пришел к отцу просить о работе. Единственный способ доказать, что ты самостоятельный человек и мужчина, – идти в жизни собственной дорогой, сказал ему тогда Нельсон. С тех пор он никогда ни о чем отца не просил.

Уехав из Сан-Франциско, Филипп устроился репортером в маленькую газету в Сент-Луисе. После нескольких лет усердной и плодотворной работы ему удалось провести несколько журналистских расследований, которые нашли отклик во всей стране. Однако он хотел не только писать для «Сент-Луис репортер», но и владеть этой газетой.

Еще в колледже Филипп понял, что благодаря карточным играм можно заработать кучу денег. Ко времени окончания колледжа он скопил сто пятьдесят тысяч долларов, с которыми и вышел на биржу.

С помощью этого капитала и благодаря отцовской фамилии Филипп купил «Сент-Луис репортер». Несколько лет спустя, когда он захотел получить дивиденды с вложенного капитала и приобрести сеть газет на среднем западе, оказалось, что его банковские счета находятся в плачевном состоянии. Вскоре после его встречи с банкирами семейный адвокат Джон Хармс предоставил ему сертифицированный чек на полмиллиона долларов. Филипп принял отцовскую помощь. Теперь финансовую поддержку ему предлагала мать.

– Я не знаю, что и сказать.

– Естественно, – ответила Оливия с улыбкой. – Я бы предпочла, чтобы ты вообще молчал. Говорить буду я, а ты слушай.

Оливия расположилась поудобнее, и Филипп испытующе посмотрел на нее. В его сознании существовал совсем другой образ матери, детский – обожаемый и не лишенный предвзятости. Теперь он смотрел на нее глазами взрослого мужчины, объективно и с явным восхищением. Она была невероятно привлекательна, и Филиппу это нравилось.

– Старая мудрость гласит: «Абсолютная власть разрушает абсолютно», – начала Оливия. – Мне кажется, это справедливо по отношению к твоему отцу. Когда мы поженились, он был молод и силен. Потом он стал копить деньги и стяжать власть. И чем больше он приобретал, тем сильнее портился его характер. – Она помолчала, взболтала остатки бренди в бокале и залпом выпила. – Я оставалась с ним только из-за тебя, – с трудом вымолвила она. – Когда тебе исполнилось семь лет, у меня завязался роман с Джеем Пирсаллом. Он был честен и благороден. И полюбил меня именно в тот момент, когда любовь была мне просто необходима.

Именно Джей успокаивал меня, когда я плакала от горя и усталости после того, как я часами делала тебе массаж в связи с твоим диагнозом – подозрение на полиомиелит. Джей дал мне силы и мужество пережить этот страшный период и не сдаться. Твой отец был слишком озабочен своей персоной, ему было все равно. Когда такая жизнь стала просто невыносимой, я попросила развода. – Ее губы скривились в задумчивой усмешке. – О, он был счастлив развестись со мной, но не собирался отдавать мне ничего, в том числе и сына.

Филипп разволновался так же как мать, но по другой причине. Он заново переживал болезненный период своего детства, когда ему так ее не хватало. Ему нужно было время, чтобы разобраться в собственных мыслях и чувствах. Он слишком долго жил представлениями, которые ныне объявлены ложными и несостоятельными.

– Как тебе известно, Джей биржевой брокер, – продолжила Оливия. – Но тебе неизвестно, что в начале своей карьеры он использовал служебную информацию для своих целей и выгоды своих клиентов. Нельсон был одним из них. Собрав досье на Джея, он угрожал ему передать его в службу безопасности. – Она деланно рассмеялась. – И так рассвирепел, узнав, что я ухожу к Джею, что поклялся подвергнуть наш с ним роман публичному осуждению. Адвокат посоветовал мне согласиться с условиями развода.

Оливия топила тяжелые воспоминания в бокале бренди. Филипп же тем временем старался удержать образы, которые проносились в его сознании. Но он не был готов немедленно и полностью принять сторону матери.

Оливия подняла на Филиппа полные слез глаза.

– Я взяла то, что смогла, и оставила то, что не сумела взять. После брака с Джеем и переезда в Нью-Йорк я официально оформила попечительство. Нельсон снова женился. Я думала, что со временем он займется новой семьей, но его желание во что бы то ни стало взять реванш оказалось сильнее. – Она отставила бокал на столик и прямо взглянула на Филиппа. – Но теперь все в прошлом. Нельсона уже нет. Мы остались вдвоем, и я хочу начать все сначала. Я все еще твоя мать и люблю тебя.