Но позже, в сгустившихся сумерках, она услышала его надменный голос, когда он разговаривал внизу с трактирщиком, и звук его шагов, когда он поднимался по лестнице. Едва уловив неясный шум, она почувствовала лихорадочную дрожь, ее сердечко испуганно забилось, губы внезапно стали сухими.

Он пришел за нею! Человек, за которого она должна выйти замуж, который поклялся, что ей никогда не удастся ускользнуть от него. Все выше и выше по ступенькам раздавались его шаги, и наконец он распахнул дверь высокопарным жестом, словно возвещая о своем прибытии.

Он, как всегда, был безукоризненно одет, с высоким галстуком, ниспадавшим с плеч плащом, поддерживаемым позолоченной цепочкой, и небрежно надетым набекрень высоким цилиндром. А она уже успела забыть — так, по крайней мере, ей казалось, — каким рослым и широкоплечим он был и какой страх внушало ей сочетание недюжинной физической силы с властностью и самонадеянностью.

— Вы готовы? — осведомился он, и, несмотря на все усилия, она не могла промолвить в ответ ни слова.

— Очевидно, моя нареченная невеста вне себя от радости, что видит меня, — произнес он. — Впрочем, нам и не следовало ожидать на первых порах чересчур бурных восторгов. Это наступит позднее, когда я научу вас, моя дорогая Леона, что значит любить, — к сожалению, в вашем воспитании этим существенным вопросом слишком долго пренебрегали.

» Он выпил лишнего, — подумала Леона, — вероятно, празднуя свой предстоящий брак «. И теперь, пока он шел к ней через всю комнату, она заметила при свете свечи, что лицо его покрылось легким румянцем, а глаза угрожающе поблескивали.

— К вашим услугам, мадам.

Лью поклонился с преувеличенной почтительностью, и девушка поняла, что он старается ее уязвить.

— Нам уже пора отправляться? — спросила она, изо всех сил стараясь придать своему голосу холодное и равнодушное выражение, но вопреки ее воле он звучал нерешительно и испуганно.

— Да, нам пора отправляться, — эхом отозвался Лью. — Разве вас не радует мысль снова увидеть Англию? Оказаться у себя в Ракли? До сих пор это был ваш собственный дом — отныне вам придется делить его со мною, его новым хозяином!

Леона глубоко вздохнула и стиснула пальцы Она догадывалась, что он пытался вывести ее из себя, но решила не говорить и не делать ничего, что могло бы вызвать у него еще большее возбуждение.

— Мой багаж уже собран, — сказала она робко, указав на стоявший на полу сундук. — Мы можем… идти?

— Всему свой черед, — ответил он — Пока что ваш прием не показался мне особенно теплым.

— Я просто подумала о времени, — произнесла Леона. — Мы должны , успеть к приливу, разве не так?

Лью негромко рассмеялся в ответ. Без сомнения, он понял, что она старалась его умиротворить, и играл с нею, словно кот с пойманной мышкой.

— Так умна! Так практична! — воскликнул он. — Какую полезную жену я себе приобрел. Я на самом деле верю, что вы стоите тех восьми тысяч фунтов, которые я за вас заплатил.

Леоне показалось, что ее ударили по лицу. Оскорбление было почти нестерпимым, и все же усилием воли она заставила себя не обращать на него внимания.

— Нам пора в путь, — сказала она. — Если можно, пришлите кого-либо из ваших людей за моим багажом.

Девушка хотела пройти мимо него, но стоило ей сделать шаг вперед, как она поняла свою ошибку. Он протянул руки и привлек ее к себе, сжимая в объятиях. Над ее головою раздался его смех. Это ловец смеялся над тщетными попытками вспархивающей в клетке птички вырваться на свободу.

— Только один поцелуй перед уходом, — услышала она его слова. — Это не значит, что у нас не хватит времени для поцелуев, когда мы доберемся до Англии.

Разве вы не взволнованы при мысли о завтрашней ночи, когда вы будете носить мое имя, когда мы будем лежать вместе в нашей супружеской спальне в Ракли и с этой минуты между нами не останется никаких секретов?

Она, как могла, старалась сохранить спокойствие и хладнокровие, но все оказалось напрасно. Теперь она отчаянно сопротивлялась, оттолкнув его ударом кулачка в грудь, прилагая все усилия, чтобы вырваться из плена огромных ручищ, словно душивших ее в объятиях.

— Пустите… меня!

Это было похоже на крик ребенка, испугавшегося темноты.

— Умоляю , пустите меня!

И затем ее голос вдруг затих под давлением его губ — горячих, алчных, требовательных губ, всецело подчинивших ее своей власти, заглушая ее протесты и истощая ее последние силы.

Ей показалось тогда, что она погружалась все глубже и глубже в мрачную бездну, откуда никто не мог ее спасти. Но когда девушка уже подумала, что вот-вот потеряет сознание, когда она достигла таких глубин ужаса и отчаяния, что, как ей представлялось, она не в состоянии была больше этого выдержать, он отпустил ее.

— Сейчас нет времени, — произнес он хриплым от страсти голосом. — И, как вы уже заметили, прилив не заставит себя ждать.

На одно ужасное мгновение их губы оказались рядом, после чего он грубо оттолкнул ее от себя, словно она намеренно разжигала в нем желание. Она пошатнулась, внезапно лишившись опоры, замерла в нерешительности, опершись рукою о стену, пока один взгляд на его лицо, искаженное вожделением и порочными страстями, не заставил ее стремительно броситься прочь от него вниз по ступенькам.

Откуда-то сзади до нее доносился голос Лью Куэйла, подзывавшего слуг, чтобы отнести вниз ее сундук. Она очутилась на мостовой, ощутив прикосновение прохладного вечернего ветерка к своим щекам.

На какое-то мгновение у нее возникла мысль убежать отсюда куда глаза глядят, броситься в соленые волны моря, плескавшегося о набережную, предпочесть смерть бесконечной муке унижения.

И тут она вспомнила свое обещание, слово чести, данное ею Хьюго во имя всего, что было для нее свято.

Она должна выйти замуж за Лью! У нее не оставалось другого выбора.

Гребцы уже заняли свои места у весел, когда Леона и Лью Куэйл, сопровождаемые мальчишкой в лохмотьях, несущим пылающий факел, добрались до яхты. Какой-то мужчина с фонарем, едва заметив их, поспешил им навстречу.

— Не пропустить бы прилив, мистер Куэйл, — произнес он, обращаясь к Лью.

— Мы его не пропустим, — отозвался Лью беспечным тоном.

Человек с фонарем искоса взглянул на Леону и, когда она поднялась на борт, что-то бессвязно пробурчал себе под нос. Однако один из гребцов на палубе оказался не столь осторожным в выражениях.

— Женщина на корабле никогда не приносит ничего, кроме несчастья, — проворчал он.

— Несчастьем для тебя будет, если ты останешься на берегу, стоит мне услышать от тебя еще хоть одно словечко, — сердито оборвал его Лью и, приняв руку Леоны, чтобы помочь ей спуститься с мола по трапу яхты, добавил:

— Моя будущая жена должна принести всем нам удачу. Позвольте мне представить вам, джентльмены, мисс Леону Ракли из Ракли-Касл, где в скором времени я намерен поселиться.

В колеблющемся свете фонаря Леона увидела их лица — выражение изумления на одних, огонек восхищения в глазах других, во взглядах некоторых, как ей показалось, промелькнуло нечто похожее на сочувствие, хотя она не была в этом уверена.

Не промолвив ни слова, она отвернулась и ощупью добралась до каюты. Лью забрал фонарь у человека, стоявшего наверху на пристани, и последовал за нею, так что, когда Леона вошла туда через узкую дверцу, она заметила, что каюта по-прежнему была завалена до отказа грузом всех сортов и разновидностей, но от ее взгляда не ускользнул появившийся здесь новый предмет, дополнявший обстановку, — помещенная у самой близкой к двери стены кушетка, обложенная атласными подушками. Она выделялась на общем фоне ярким цветастым пятном и, без сомнения, пришлась бы более к месту в одном из множества домов сомнительной репутации, обслуживавших моряков, у которых хватало денег на развлечения, чем в качестве украшения каюты корабля.

Лью высоко приподнял над нею фонарь.

— Вы видите, я подумал о вашем покое, — сказал он.