Хьюго протянул к ней руки.

— Ты должна ехать! — закричал он. — Ты должна передать Лью, чтобы он ни под каким предлогом не привозил сюда груз.

— Не привозил сюда груз? — переспросила ошеломленная Леона. — Я не понимаю.

— Лью на борту яхты, глупышка! — вскричал Хьюго в раздражении. — Он отплыл во Францию вчера утром.

Там все было заранее условлено, и в Дьеппе уже ждала очередная партия товара. От них требовалось только взять его на борт и доставить обратно. Они должны войти в бухту вскоре после полуночи. Черт возьми, пока не поздно, тебе необходимо их остановить.

— Но это невозможно! Как я могу?! — закричала Леона.

— Ты обязана это сделать, — отрезал Хьюго, — иначе мы разорены окончательно. И, кроме того, если Чард схватит Лью и его людей, у него будет достаточно оснований повесить и меня в придачу. Ты хочешь, чтобы это случилось, Леона?

Хьюго рухнул на колени рядом с креслом Леоны.

— Господи! Да это же какой-то дьявольский круг! — воскликнул он. — Спаси меня, Леона! Ради всего святого, спаси меня, ведь больше мне не на кого надеяться!

Страстная мольба в его голосе проникла прямо в сердце Леоны. Не задумываясь над тем, каким образом она может выполнить просьбу, она обняла брата и, прильнув к его щеке, в страстном порыве воскликнула:

— Я спасу тебя, Хьюги, милый! Обещаю тебе, что, как бы там ни было, я спасу тебя!

— Ma'm'selle est charmante!16 — воскликнула Мари, отступив назад, чтобы полюбоваться результатом усилий двух своих подручных.

Леона слушала ее рассеянно. Ей было трудно сосредоточиться на себе и на своей внешности, когда ее мысли были заняты возложенной на нее миссией и теми пока еще неведомыми трудностями и опасностями, с которыми ей предстояло столкнуться до исхода ночи.

Тем не менее она улыбнулась, когда Мари продолжала:

— Я говорила ее милости, что это платье как будто создано для ma'm'selle. Этот цвет слишком нежен, слишком бледен для красоты ее милости, mais pour ma'm'selle c'est ravissante!17.

Она произнесла последние слова с энтузиазмом художника, любующегося созданным им шедевром. Леона могла только робко пробормотать в ответ» спасибо «, через силу заставить себя взглянуть на свое отражение в зеркале и убедиться, что Мари не преувеличивала.

Бледно-голубое платье было сверху донизу расшито цветами с вкрапленными в них крошечными блестками. Розовые ленты оттенка цикламена были украшены серебристой каймой, и на ее голову вместо обычной тиары, которую, как она знала, собиралась надеть этим вечером герцогиня, был водружен венок из голубых и розовых цветов, столь искусно вплетенных в бриллиантовую диадему, что при каждом движении все блестело и сверкало.

В ее ушах еще звенели похвалы служанок, когда она вышла из своей спальни на лестничную клетку и остановилась в нерешительности, едва услышав доносившиеся снизу голоса и взрывы хохота. Она почувствовала внезапную робость, странное нежелание спускаться вниз и присоединиться к собравшейся там нарядной толпе знатных и высокопоставленных гостей, прибывших этим вечером в Клантонбери.

Ей уже не раз приходилось слышать их имена. Все они занимали высокое положение в обществе, составляя тот славившийся своим весельем и беспутством избранный круг, который до прошлого года был известен как» клика регента «. Теперь они обращались с новым монархом в той же шутливо-фривольной манере, которую он принимал как должное, как если бы на то была его высочайшая воля.

— Могу ли я сопровождать вас? — раздался вдруг голос позади.

Леона, вздрогнув, обернулась. Она не была удивлена, обнаружив, кому именно принадлежал этот спокойный, тихий голос. Но чего она совсем не ожидала, было внезапное сильное биение ее сердца, ощущение тепла, пробежавшего по жилам, охватившее ее страстное желание, от которого глаза девушки вспыхнули новым блеском, дыхание взволнованно участилось.

— Как вы сегодня прелестны! — произнес он. — Мне показалось даже, что передо мною не реальное существо, а видение, явившееся сюда из развалин старого Клантонбери.

— Нет, я вполне реальна, — отозвалась она, не вникая в смысл своих слов, не видя вокруг себя ничего, кроме лорда Чарда и его улыбки над элегантным белоснежным галстуком.

И тут она вспомнила — вспомнила с внезапно острой болью, как если бы в грудь ей вонзили кинжал, — что он обманул и предал их. Он привез сюда ее и Хьюго, фактически своих заложников, пока отряды солдат по его приказу двигались в направлении замка, и, если ей не удастся расстроить его планы, не только все их будущее будет разрушено, но и сама жизнь Хьюго окажется в опасности.

Должно быть, ее глаза вдруг помрачнели, улыбка исчезла с губ, поскольку, словно прочитав ее мысли, лорд Чард произнес:

— Я бы хотел попросить вас довериться мне. Вы слишком молоды, чтобы принимать участие в происходящих вокруг вас событиях, хотя они и стали частью вашей жизни.

Девушка знала точно, что он имел в виду. Отведя взгляд, она высоко вскинула голову.

— Боюсь, я не понимаю вас, милорд. Вы говорите загадками.

— Леона, не надо лукавить со мною, — взмолился он.

— Почему бы и нет, когда вы столь искусно умеете притворяться?

Она услышала, как он испустил глубокий вздох, и поняла, что ее удар достиг цели. Но едва она бросилась к верхней ступеньке лестницы, лорд Чард крикнул ей вслед:

— Леона, подождите! Я хочу вам кое-что сказать.

Тон его голоса был настойчивым и притягательным, и она снова почувствовала, как в глубине ее души вспыхнуло крошечное пламя. Ее охватило непреодолимое желание протянуть к нему руки и умолять его спасти их обоих. У нее возникло странное ощущение, что, если она обратится к нему, он не откажет ей в помощи. Однако девушка понимала, что сама по себе эта мысль была безумием, это означало передать Хьюго в руки врага.

Можно ли было вообразить себе более безрассудный поступок? И все же почему тогда лорд Чард казался ей таким сильным, решительным, заслуживающим доверия и, вопреки всякой логике, надежной опорой в несчастье?

На мгновение Леона заколебалась и вдруг заметила этажом выше свешивавшиеся через перила лестничной клетки белые чепцы служанок. Они наблюдали за собирающимися к обеду господами, восторгаясь модными нарядами дам и элегантными костюмами джентльменов.

Уловив ее взгляд, лорд Чард быстро произнес:

— Не теперь, но после обеда выходите со мной на веранду. Я должен с вами поговорить.

Леона ответила ему с загадочной улыбкой:

— Я подумаю об этом, милорд.

— И не сердитесь на меня, — добавил лорд Чард чуть слышно.

— Я не сержусь, — отозвалась Леона, — просто мне с-страшно.

Она поспешно отошла от него, прежде чем он успел сказать что-либо еще, и без оглядки заторопилась вниз по ступенькам, так что ему ничего другого не оставалось, как последовать за нею.

В нетерпеливом стремлении отделаться от него, не чувствуя под собой ног, Леона вошла в гостиную, где собрались гости. Комната представляла беспорядочное смешение красок, шума, смеха, звона бокалов и блеска драгоценностей. Герцогиня заметила приближавшуюся Леону и, устремившись ей навстречу, подхватила под руку.

— Моя дорогая, вы очаровательны! — воскликнула она. — Я должна представить вас своим друзьям.

Сама герцогиня была в этот миг так прекрасна, что у Леоны не укладывалось в сознании, как можно было в этой блестящей толпе обращать внимание на кого-либо еще. В огромной, усыпанной рубинами и бриллиантами тиаре на темных волосах и платье из белой с красным парчи, она как будто порхала по комнате, словно залетевшая сюда экзотическая райская птица, от группы к группе, смеясь, болтая, жестикулируя и знакомя гостей друг с другом, внося повсюду радость и оживление одним своим присутствием.

Леона была представлена бесчисленному множеству людей, чьи имена ни о чем ей не говорили и которые казались ее охваченному тревогой сознанию не более чем скоплением пустых, бессмысленных лиц и голосов, изрекавших подобавшие такому случаю слова приветствия или похвалы.