Леона сделала легкий реверанс в его сторону.
— Благодарю покорно, сэр.
В лучах солнца ее волосы отливали золотистым сиянием и платье из голубого ситца с бантами того же Цвета подчеркивало белизну и нежность ее кожи.
— Ну и ну! — невольно воскликнул Хьюго. — При желании ты скоро превратишься в настоящую красавицу!
— Какое это теперь имеет значение? — осведомилась Леона, и в ее тоне чувствовалась непонятная горечь, которой он раньше никогда не замечал. И затем, прежде чем он приступил к ней с расспросами, девушка добавила:
— Хьюги, нам с тобой необходимо серьезно поговорить. Я знаю, что до сегодняшнего дня ты был нездоров; но отдаешь ли ты себе отчет в том, что нас отделяют от голодной смерти всего лишь несколько гиней?
— Ерунда! — отозвался Хьюго. — Лью не даст нам голодать.
— Лью? При чем здесь Лью? — с жаром воскликнула Леона. — Мы должны рассчитывать только на себя. Мы не можем постоянно зависеть от Лью, бегать к нему за каждым пенни, залезая все глубже и глубже в долги.
— Что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил Хьюго.
Леона присела рядом с ним и взяла его за руку.
— Быть может, тебе удастся получить должность где-нибудь во Франции? — осведомилась она.
— Кто возьмет меня на службу? — возразил Хьюго. — Я опытный военный, но не думаю, что французская армия примет одного из своих недавних врагов с распростертыми объятиями.
— Но хоть чем-нибудь ты можешь заняться? — настаивала Леона.
— Да, я знаток по части, вина и женщин, — улыбнулся Хьюго.
Леона раздраженно вздохнула и отвернулась к окну.
Так повторялось каждый раз, когда она пыталась вызвать брата на откровенный разговор, хотя в глубине души Леона допускала, что, по сути, он был прав. Он не был подготовлен обстоятельствами ни к чему, кроме военной службы и праздной жизни джентльмена из общества, у которого денег в карманах куры не клюют.
— Я полагаю, мне придется подыскать работу для себя, — промолвила она.
— Сначала посмотрим, что скажет на это Лью, — отозвался Хьюго.
— Лью! Лью! Лью! — внезапно набросилась она на него. — Неужели ты не в состоянии сам отвечать за себя?
Неужели в голове у тебя не осталось никаких других мыслей, кроме тех, которые Лью внушил тебе?
— Ну же, Леона, будь умницей. Лью доказал нам свою дружбу. Если бы не он, я был бы сейчас в тюрьме или на виселице с веревкой на шее.
— Да, я знаю, я знаю, — согласилась Леона, — и я искренне признательна ему за это. Но нельзя же все время жить за счет одного долга благодарности.
— Так что же, по-твоему, Лью нужно от тебя? — спросил брат язвительным тоном, и с внезапно вспыхнувшим огоньком в глазах Леона приоткрыла было рот, чтобы выложить ему без обиняков все, что она думала по этому поводу, как вдруг в дверь постучали.
Слова замерли у нее на губах. Она ждала, со страхом предполагая, кто стоял за дверью, между тем как Хьюго крикнул:
— Войдите!
» Должно быть, опять Лью «, — промелькнула у нее мысль. Каждый день он наведывался к ним, и всякий раз под предлогом, что Хьюго еще слишком слаб для продолжительных визитов или разговоров, Леоне удавалось спровадить его после обмена несколькими ничего не значащими вежливыми фразами. Но в глубине Души она понимала, что так не могло долго продолжаться. Рано или поздно ей придется взглянуть в лицо реальности, и сама мысль о том, чем могла обернуться для нее эта реальность, ужасала и отталкивала ее.
К счастью, в данный момент Лью был всецело поглощен приготовлениями к отправке следующей партии груза.» Эта сделка превзойдет все прочие «, — заявил он Хьюго, покидая комнату. На губах его играла ликующая улыбка. Леона догадывалась, какое ни с чем не сравнимое удовольствие доставляли ему надменный тон, придирки и угрозы, которыми он сопровождал каждую крупную сделку, извлекая при этом наибольшую выгоду для себя.
— Entrez!27 — повторил Хьюго, переходя на французский, так как на его первое приглашение снаружи не последовало никакого ответа.
Дверь открылась, и на пороге появился хозяин трактира — тучный, краснолицый мужчина, явно запыхавшийся после утомительного подъема вверх по лестнице.
— Вас желает видеть какая-то дама, m'sieur, — произнес он на своем густом patois28, который было довольно трудно понять.
— Дама! — воскликнула Леона. — Здесь, должно быть, какая-то ошибка.
— Non, non, mamselle. C'est vrai. Une grande dame qui demande m'sieur29.
— Une grande dame? — переспросила удивленная Леона. — Кто бы это мог быть, Хьюги?
— Не имею ни малейшего понятия, — ответил тот. — Видимо, здесь в самом деле что-то не так. Но пригласи даму войти. В любом случае это хоть немного рассеет скуку от необходимости постоянно сидеть в этой проклятой спальне без какого-либо занятия.
С трудом подбирая французские слова, Леона попросила хозяина предложить даме оказать им честь, поднявшись по лестнице. Он кивнул и, захлопнув дверь, неуклюжей походкой спустился вниз по ветхим деревянным ступенькам, которые зловеще поскрипывали под его тяжестью.
— Как ты думаешь, кто она? — поинтересовалась Леона.
— Откуда мне знать? — ответил Хьюго. — Скорее всего, какая-нибудь из бесчисленных подружек Лью.
Разве может такой безмозглый дурак, как наш хозяин, отличить даму из общества от куска муслина?
— Наверное, в этом ты прав, — отозвалась Леона с улыбкой.
Девушка была счастлива видеть брата таким оживленным и заинтересованным. Она опасалась одно время, что его рана может стать причиной депрессии, так как из-за постоянной боли он пребывал в самом дурном расположении духа и выглядел апатичным и ко всему равнодушным.
— Это она, — сказала Леона, уловив чутким ухом звук быстрых шагов и, как ей показалось, шуршание шелка.
Затем последовал легкий стук в дверь.
— Entrez! — воскликнула Леона, но, прежде чем она успела приблизиться к двери, та на лету распахнулась, открывая взору видение, далеко превосходившее все, что когда-либо рисовало ей самое пылкое воображение. В дверях стояла женщина, одетая с ног до головы по последнему слову моды. Это была жгучая брюнетка с темными блестящими глазами, ярко-алыми губами и мягкой улыбкой, до странности не соответствовавшей светской изысканности облика. Ее фигуру облегало платье из тончайшего шелка предельно откровенного фасона, предоставлявшее любопытным возможность убедиться, что она была довольно полной, зато отличалась прекрасным сложением. Поверх него она накинула плащ ярко-изумрудного оттенка, отделанный изящной вышивкой, и того же цвета были перья, венчавшие ее высокий капор, и завязанные под подбородком ленты.
Как бы в довершение ко всему ее драгоценности были баснословно дорогими. Она щеголяла ожерельем из крупных изумрудов и бриллиантов, сверкавших и искрившихся в ярком свете солнца, и массивными серьгами, ударившими в глаза ослепительным блеском, едва она повернула голову с легкостью и живостью пышно разукрашенной заморской птицы.
Она остановилась на мгновение в дверном проеме, разглядывая Леону, и вдруг, прежде чем кто-либо из них успел заговорить, Хьюго, сидевший у окна, издал непроизвольное восклицание.
— Иветта! — вскричал он.
Со стороны видения раздался чуть слышный вопль, в порыве восторга женщина бросилась вперед, оставляя за собой слабый запах дорогих духов, и, минуя Леону, кинулась к Хьюго, крепко сжав его в объятиях и прильнув щекой к его лицу.
— Mon cher!30 Мой Хьюго! Милый, милый мой!
Я слышала, что ты был ранен. Это правда! Oh, mon pauvre brave!31 Но как это могло случиться?
— Иветта!.. Но… но что ты делаешь здесь? — запинаясь, произнес Хьюго. — Как ты нашла меня? Кто тебе сказал?