Решение сына уехать, для него — трагедия. Сева это понимал, видел, каким грустным, беспомощным стал отец. Старался смягчить удар, жалел. Они подолгу молчат. Нет слов, которые примирили бы отца с отъездом сына. Тем более, постоянно приходится обращаться к помощи бумажки с текстом или разговорника. Изредка отец что-то спросит, Сева ответит и снова молчание.
— Кто у тебя остался в России?
— Трудно объяснить словами. Нет таких слов. Не могу передать все нюансы.
Целый месяц отец делал всё, чтобы у Севы проснулись сыновние чувства. Знакомил с многочисленными родственниками и друзьями, возил на свои предприятия, пытался увлечь производственными проблемами. Показывал, какие жизненные перспективы откроются, если продолжит его дело. Увидел равнодушие Севы к производству, переключился на археологию.
— Влечёт археология — в нашей стране у неё глубокие корни, работают известные во всем мире ученые. И в этом направлении помогу найти себя.
Уговоры отца, его связи, материальные блага, ожидавшие, если останется, не убедили Севу отказаться от решения вернуться домой в Стародубск. С предательством Марики порвалась тонкая нить, связывающая с чужой страной и отцом.
Расстроенный, отец ушел, не попрощавшись, Сева подумал, снова решил позвать переводчицу. Но он не вернулся.
***
Елена опять перебила длинный монолог мужа.
Всё рассказываешь об отце, своих приключениях, расписываешь мне красоты мест, где побывал. Я жду объяснений, что у тебя было с Марикой! Неужели не влюбился в красавицу, богатую наследницу?
— Что сказать? Приехав из маленького провинциального городка, конечно, был ошарашен, удивлен, сражен новой обстановкой, поражен вниманием, оказанным мне — детдомовцу, окружением красивых молодых женщин. В первые же дни влюбился в свою переводчицу, потом в Марику, которая часто подменяла её. Ничего серьезного быть у нас не могло. Марика была помолвлена, жених — преуспевающий адвокат, а я кто — необразованный мужлан в её глазах.
— И наследник крупного состояния.
— Об этом никогда не думал. Марика, кстати, тоже из семьи не менее обеспеченной, чем Клуге, может и более.
— Если всё, как рассказываешь, с какой стати через двадцать лет напомнила о себе, ваших поездках? А поцелуи и письменные уверения в любви? Пытаешься убедить, что между вами ничего не было. Не верю. Читала о западной молодежи шестидесятых — семидесятых, о нравах, царивших в то время в их среде.
— Последние строчки её письма ни о чем не говорят. У них приняты уверения в любви и поцелуи. Кстати, в последнее время эта западная традиция — поцелуи и объятия при встречах и у нас распространилась, не так ли?
***
Поговорив с Севой в очередной раз, так и не убедив остаться, г-н Клуге понуро побрел на свою половину дома и долго не ложился в ту ночь. В одиночестве пил виски, рассматривал фотографии сына, сделанные недавно, сравнивал со снимками Кэт. Переживал свое бессилие переубедить сына.
Не мог заснуть после трудного разговора и Сева. Тоже переживал, жалел отца. Успел привыкнуть, и если не полюбил, то привязался, проникся симпатией. "Как жить, зная, что далеко, в другой стране стареет одинокий отец"?
Постучала Марта, предложила разобрать постель. Сева выпроводил ее, сам приготовил, и прежде, чем лечь, нажал кнопку остановленного еще днем магнитофона. Комната наполнилась разудалой цыганской мелодией, отвлекла не надолго от грустных переживаний, напомнила свадьбу. Под эту мелодию танцевал когда-то с Ларисой в заводской столовой, где им устроили показательную комсомольскую свадьбу. Сейчас было не до цыганщины, он поднялся, прокрутил пленку и остановился на медленной меланхолической мелодии, мысли снова вернулись к отцу и он незаметно задремал.
Проснулся от чьего-то прикосновения. Открыл глаза — рядом стоит Амалия. Подумал, продолжаются сновидения. Глянул на магнитофон, катушки крутятся, кто-то поет по-русски. Амалия в халате, листает журнал, с которым он заснул. Увидела, что открыл глаза — улыбнулась, показала на страницу с раздетыми девицами, что-то сказала и засмеялась. Сева подумал, что видит сон про первую ночь у отца, только почему-то вместо Марты Амалия. Всё повторяется, девушка в халате, еще более привлекательная, и говорит на русском, но что, — не понятно.
— Вижу свет, слышу — музыка, постучала — молчишь. Решила, посмотрю, почему не спишь — заговорила Амалия. — Она наклонилась, грудь выскользнула из-за полы халата, и Сева окончательно проснулся.
"Амалия! Решилась придти! Девушка, в которую влюбился, едва увидел, в первый день приезда. Был готов на всё, только бы ответила взаимностью. Как это было давно!.. — После Марики Амалия перестала быть для него женщиной. Осталась помощница, переводчица… — Решилась придти!" — пронеслось в мозгу.
— Который час, знаешь?.. Не спится — сходи, проветрись.
— Гонишь… Об отце хочу поговорить. Не переживет твой отъезд.
— Что могу поделать? Тянет домой. Не приживусь тут. Постоянно обращаться к тебе за помощью?
— Язык не проблема. Я русский выучила за первые два университетских курса, сейчас читаю ваших поэтов в подлиннике. Ты научишься языку быстрее. Отец наймет лучших педагогов.
— Сказать это пришла среди ночи?
Амалия загадочно улыбалась. Выглядела сногсшибательно, не горькие мысли о Марике, секунды не сомневаясь, включился бы в её игру.
— Не только. Может, соблазнить. Мужчина молодой, давно без секса. Заменю, сбежавшую к жениху, подружку?
Сева молчал, думал. Всё слишком неожиданно. На Амалию, в наполовину распахнутом халате, старался не смотреть.
Амалия не ожидала такой пассивной реакции на ночной визит.
"Русские и впрямь не такие как все", — она отошла к окну и отвернулась. С первого мгновения на вокзале в Кельне, Сева понравился ей. Высокий рост, спортивное сложение, симпатичное лицо, главное — сын миллионера. "Вот кого заполучить бы в мужья!" Подумала, и сразу же отвергла эту мысль. — "Не для меня мальчик. Не стоит и пытаться, босс, не колеблясь, выставит".
Теперь мысль о Севе, как собственном мужчине, вновь пробудилась слабой надеждой. "Вдруг удастся заинтересовать? Сумею убедить остаться, г-н Клуге согласится на всё".
Когда он, смущаясь заговорил, что озолотит, если, применив все женские чары, убедит сына остаться, Амалия, не раздумывая, согласилась попробовать. Выходит, переоценила свои возможности.
Переборов уязвленное самолюбие, Амалия снова подошла к постели Севы, изобразив улыбку, спросила:
— Не возбуждаю? Одна Марика влечет?
— В бассейн нельзя, — а в спальню ко мне получила разрешение?
Амалия долго молчала, затем кивнула. Сева и сам догадался, прислал отец.
"Служащая фирмы в роли шлюхи… У немецких девиц ни каких тормозов. Секс — главное в жизни. Что для Ингрид, что для Марики, секс подвернувшееся приятное развлечение, удовольствие. Что ответила на мой вопрос? Секс одна из естественных функций номо саппиес. Мне приятно, почему не сделать приятно и партнеру, если испытываю к нему симпатию?.. Может нормальные, здоровые женщины все сексуально озабочены, а я удивлялся Наде"?
Переводчица симпатична, прической напоминает детдомовских красавиц, первую любовь. Пока не увлекся Марикой, с вожделением посматривал на нее. Но чтобы сама решилась… Как-то призналась, замуж никто не зовет, но вниманием мужчин не обделена. Если послал отец, сразу согласилась или колебалась"? — мысли сменяли друг друга. Вслух признался:
— Ты поразила меня с первого взгляда. Напомнила детскую любовь. Подумал, какая красавица! У меня никаких шансов привлечь внимание. Мог ли предположить, что сама придешь в спальню и предложишь себя?
— В первые дни постоянно чувствовала твои нескромные взгляды. Испугалась даже, что если начнешь приставать. Как не рассердить босса? Ты мне понравился, но кто я, чтобы мечтать о сыне босса? Вот и старалась держаться официально, не давать повода. Познакомился с Марикой — перестал смотреть такими глазами.
— Какими?
— Раздевающими.