— Не маленький — не потеряюсь. Перед отцом защищу, не бойся. Хочу побыть один, понимаешь?

Амалия осталась непреклонна, и Сева не стал продолжать спор. На светофоре выскочил из машины. Ей ничего не осталось, как ехать следом. У следующего светофора он затерялся среди пешеходов.

Потеря Марики разрушила сказочный мир, в котором обитал Сева. Без неё терялся смысл пребывания в Германии. И раньше его посещали сомнения. "Обрести отца — здорово. Всю жизнь мечтал. Но жить в чужой стране, без близких друзей, без всего, к чему привык… Конечно, будет всё… Кроме друзей. Любимой речки, где научился плавать, родной березовой рощи с грибами".

При Марике Сева не вспоминал дом. Она затмевала всё. Теперь, после ее бегства, вдруг ясно понял, как одинок в Германии. Отец не заменил всё, оставленное дома. Слишком поздно встретились. Полжизни прошло без него. По-настоящему никакие родственные узы не связывают. Не плохой он человек, но языковый барьер, не позволяет даже поговорить по душам… А фрау Маргарет, Пауль, Лизетт, Генрих… Всю жизнь звать на помощь Амалию? Мысли перебивали друг друга, перед глазами, как в калейдоскопе, менялись картины прошлого и настоящего.

Амалия предчувствовала, нельзя оставлять Севу. Занятый своими мыслями, он забрел на тихую улочку, спускающуюся к Рейну. Дважды мимо взад — вперед пронеслась стая мотоциклистов, на которых не обратил внимания. Вскоре байкеры вернулись. Они катили по всей ширине проезжей дороги и по тротуару прямо на Севу. Он попытался посторониться, а они выбрали его в качестве жертвы своей игры, принялись кружить вокруг, направляя мотоциклы прямо на него. Сева едва успевал увертываться, парни гоготали. Это была не игра, а наглый вызов. Сева пытался объяснить

великовозрастным лоботрясам, что шутка переходит границы, они еще больше хамели. Когда особо наглый мотоциклист едва не придавил его, больно ударив колесом, Сева развернулся и изо всех сил, пнул его ногой. Хулиган вместе с машиной свалился, на него налетел другой. Сева и его столкнул и тут же получил удар кулаком в скулу, с другой стороны больно стукнули в лицо, в глазах потемнело.

На пустынной улице показался грузовик. Водитель увидев, в какую передрягу попал Сева, остановил машину, схватил монтировку и, размахивая ей, кинулся на помощь. Байкеры набросились и на водителя, он, отбиваясь, открыл Севе путь к грузовику. Еще несколько мгновений и оба сидели в кабине, машина тронулась. Байкеры на мотоциклах ринулись вдогонку, обгоняли, лезли под колеса, всеми способами пытались остановить грузовик, расправиться с водителем и Севой. Не известно, чем бы всё кончилось, но узкая улочка влилась в широкую оживленную магистраль. Мотоциклисты вынуждены были отстать.

Водитель объяснил Севе, парни эти — известная в столице банда великовозрастных мотоциклистов — байкеров "Ангелы смерти".

— Entschuldigen Sie bitte, ich spreche Deutsch nicht. Ich bin aus Russland. (Извините, по-немецки не говорю. Я из России). Водитель еще что-то объяснял, Сева лишь улыбался в ответ. Вдруг он узнал улицу и дом, где жили Бутузовы.

— Halten Sie bitte! Es ist mein Haus! (Стойте! Это мой дом)! — закричал он, показывая на дом. Водитель остановился, они пожали друг другу руки.

— Vielen Dank! (Большое спасибо). До свидания!

***

У Бутузовых Сева уже бывал, принимали его тепло. Сегодня Сева удивил хозяйку уже на пороге.

— Опять подрался! Синяк, какой! Кто так разукрасил? — испугалась она, впуская Севу. Выглядел он ужасно. Огромный синяк под глазом, волосы растрепаны, ныла нога.

— Сам виноват, занесло на какую-то пустынную улочку, а там байкеры на мотоциклах пристали.

— Тебя предупреждали: не ходи, где попало. Как же одного отпустили после происшествия на Мюнстер — плац? Пойдем, умоешься, — она отвела его в ванную комнату и позвонила соседу — врачу.

— Валерий Матвеевич? Спустить, пожалуйста, срочно. Сейчас.

Сева умылся, осмотрел ногу, на ней красовался огромный синяк и кровоподтек.

Пришел врач — мужчина средних лет, пожал Людмиле руку.

— Что случилось?

— Помоги соотечественнику нашему.

— Где он?

— В ванной. Хулиганы напали. Это Васильев. Думаю, слышал о нём.

— Родственник Клуге? — Людмила кивнула. Врач остановился в нерешительности. — Зачем впустила, он невозвращенец! Неприятностей не оберешься.

Вошел Сева, и Людмила представила их.

— Валерий Матвеевич наш посольский врач, осмотрит тебя.

Сева протянул руку, но врач сделал вид, что не понял, а принялся ощупывать синяк.

— Да!.. С таким фингалом в "Феникс" не пойдешь… У немцев есть отличная мазь.

— Ногу посмотрите, пожалуйста, — попросил Сева и задрал штанину еще выше.

— О, тут серьезнее! Посиди, мы с Людмилой посмотрим, что имеется в аптечке, — Людмиле показал глазами "выйдем".

Сева остался один, а Валерий в соседней комнате набросился на женщину.

— Рентген необходим и серьезное лечение. Соображаешь, в какую историю влипла?! Большие неприятности ждут… Не знаю, что делать. Позвонить отцу? Приход парня зафиксирован.

— Валера, ты врач, или кто? Он пришел к нам! Наш долг помочь.

Испугавшись объяснения с посольским кэгэбэшником, Валерий колебался.

— Ты права, моя обязанность помочь. Только возвращаться в Союз досрочно не хочу. Отвезу в нашу поликлинику — наверняка влетит, не окажу помощь — тоже не похвалят. Что лучше — не знаю. Втянула ты меня!

В коридоре послышался шум — пришел Евгений, увидел Севу.

— Кого вижу, и в каком виде! — воскликнул он. — Советский подданный, сын турецкого паши, простите немецкого промышленника Всеволод Васильев ибн фон Клуге младший. Опять ввязался в драку? Что-то часто стал попадать в передряги.

Открылась дверь, и вернулись Людмила с Валерием.

— Всё хохмишь? Видишь, как парня отделали, — остановила она мужа.

— Схожу за бинтами и примочкой, — сказал Валерий и ушел к себе.

— Рассказывай, как живется у отца?

— Как в сказке. Только сердце мое дома. Все вокруг чужое.

— Давно о тебе не слышали. Не позвонишь. Решили, уехал, не попрощавшись.

— В газетах написали, остался в надежде на наследство, помогаю отцу в делах.

— В здешних газетах еще не то пишут! Думаешь остаться?

Сева пожал плечами.

— Не знаю. Нет, наверное. Поеду домой. Жалко отца. Он так одинок.

— Уговаривает не уезжать?

— Делает вид, само собой разумеется, что останусь. Старая фрау Клуге каждый день рассказывает о своей генеалогии, вспоминает предков, начиная со столетней войны с Францией, о родстве с французскими и германскими королями. Порой открытым текстом говорит, что для меня великая честь принадлежать к роду Клуге. Можете представить каково мне, детдомовцу, слушать её гордое бахвальство!

Другие угрожают дома тюрьмой, если вернусь, кто-то стращает убить, коли не уберусь восвояси. Голова кругом идет, не знаю как быть.

— Выходит, наследники разукрасили сегодня?

— Не думаю. Просто шпана пьяная… Впрочем, кто знает.

— Ты вырос в другом мире. К здешней жизни не привыкнешь. Мы с Людмилой пятый год работаем в Германии. Часто бываем дома, и все равно всё здесь для нас чужое. Постоянно жить с этими чванливыми, недалекими бюргерами? Ни за что! Хотя, тебя зовут в великосветскую семью, там возможно, все иначе. Все равно не приживешься.

— Хуже не будет, уверен. Вы не знаете, что такое не иметь родных, своего угла. Жить без близких. Он мой отец. Что ж, что немец? Мать полюбила молодого красавца — офицера. Потом, всю жизнь несла кару. Он не был фашистом. Г-н Курт фон Клуге и сейчас не интересуется политикой. Говорят, помолодел в последнее время, так обрадовался, когда узнал обо мне. Старается предугадать все мои желания. Мать его, фрау Клуге, не нарадуется. Не представляю, как их оставить.

Дом Бутузовых, семья советских журналистов — единственное место в Германии, где Сева чувствовал себя самим собой и мог расслабиться, открыть душу.

Тем временем возвратился Валерий с саквояжем и принялся раскладывать пузырьки, склянки, разные мази.