Доминика почувствовала, как напрягся лорд Хокстон. Он молча стоял, глядя на надсмотрщика, чей саронг казался единственным ярким пятном на фоне деревянных стен здания вокзала.

— Она покончила с собой! — еле слышно проговорил лорд Хокстон.

— Да, Дюраи. Лакшман, ее отец, поклялся страшно отомстить!

— Ты должен разыскать его, Ранджан, — твердо сказал лорд Хокстон. — Найди его немедленно. Скажи ему, что я дам ему много денег, чтобы хоть как-то смягчить горечь его утраты.

— Я пытался, Дюраи, — ответил Ранджан, — но он совсем обезумел. Слишком поздно, чтобы пытаться исправить дело деньгами.

— Ты должен попробовать, Ранджан! Скажи ему, что я только что приехал. Скажи ему, что я крайне огорчен случившимся и хочу, чтобы он немедленно пришел ко мне.

— Хорошо, Дюраи, — ответил Ранджан, но Доминике показалось, что в его голосе прозвучало сомнение.

— Увидимся позже, — сказал лорд Хокстон. Он повернулся к Доминике и сказал совсем другим тоном:

— Доминика, вам не следует стоять на солнце без зонтика.

— Да, конечно.

Она послушно раскрыла зонтик и подняла его над головой. Часть их багажа уже отнесли в экипаж, а остальное Ранджан сложил в странного вида деревянную повозку, которую, как догадалась Доминика, обычно использовали, чтобы перевозить на плантации овощи или бамбук.

Экипаж, где сидели лорд Хокстон и Доминика, довольно резво тронулся с места, но вскоре дорога пошла в гору, и они поехали медленнее.

Лорд Хокстон молчал, и только спустя некоторое время Доминика робко спросила:

— Кто такая Сита?

— Вы слышали, о чем говорил мой надсмотрщик?

— Я не могла не слышать.

— Ему не следовало болтать в вашем присутствии, — резко сказал лорд Хокстон.

— Вы сказали, что эта девушка… покончила с собой. Почему?

Она знала, что ему не хотелось отвечать на этот вопрос, но интуиция подсказывала ей, что все происшедшее каким-то образом затрагивает и ее.

После долгого молчания лорд Хокстон ответил:

— Вы прожили на Цейлоне всю свою жизнь и не можете не знать, какое одинокое и однообразное существование обычно ведут плантаторы в горах. Они вынуждены довольствоваться лишь обществом своих кули. Именно поэтому я так спешил найти подходящую жену для своего племянника.

— Сита — цейлонка, — сказала Доминика, не сводя глаз с лица лорда Хокстона.

— Вы, несомненно, догадались об этом по ее имени, — сухо ответил он. — Должно быть, она бросилась в ущелье в минуту помешательства. Пролетев сотню футов, она упала на скалы и, должно быть, потеряла сознание и утонула в потоке, протекающем по дну ущелья.

— Но почему она покончила с собой? — настаивала Доминика. Лорд Хокстон не отвечал, и после небольшой паузы девушка еле слышно произнесла:

— Она сделала это потому… что… мистер Уоррен прогнал ее? Ведь ваш надсмотрщик, упомянув Синна Дюраи, имел в виду его?

Лорд Хокстон хотел было солгать, но решил, что этим он оскорбит Доминику. Печально, что Ранджан рассказал о смерти Ситы в ее присутствии, но откуда ему было знать, что девушка, приехавшая с лордом Хокстоном, — невеста Синна Дюраи.

Тщательно подбирая слова, лорд Хокстон произнес:

— Видите ли, Доминика, всегда находятся женщины, готовые скрасить одинокую жизнь молодых плантаторов.

Она не шевельнулась, но он почувствовал, как внутренне девушка вся сжалась. Он понимал, что она уже заподозрила истину и это явилось для нее сильным потрясением.

— Вы хотите сказать… что Сита и мистер Уоррен любили друг друга? — нерешительно произнесла она.

— Я не пытаюсь сказать ничего подобного, — ответил лорд Хокстон. — Здесь не может быть и речи о любви, как мы с вами ее понимаем. Просто мужчина испытывает потребность в физической близости с женщиной, и когда женщина готова пойти ему навстречу, это может превратиться в довольно приятные и почти деловые отношения.

Доминика какое-то время молчала, потом задумчиво сказала:

— Я думаю, это и было одним из тех искушений, против которых так яростно боролся папа. Он хотел, чтобы в Коломбо закрыли все те места… где плантаторы встречались с цейлонками… потому что он считал это страшным грехом и развратом.

— У вашего отца, и это вполне объяснимо, слишком радикальные взгляды в этом вопросе, — холодно произнес лорд Хокстон. — Кроме того, не следует забывать, что до смерти вашей матери он был женатым человеком и, следовательно, не был подвержен одиночеству и искушениям, к которым, если быть до конца честным, в этих краях относятся очень снисходительно.

— Но девушка… покончила с собой, — сказала Доминика. — Почему ваш племянник прогнал ее?

— Хочу раз и навсегда сказать вам, что это никак не связано ни с вашим приездом, ни с тем письмом, которое я отправил моему племяннику. Все произошло еще до того, как я приехал в Коломбо.

Ему казалось, если он все объяснит, это, может быть, хоть немного успокоит ее. Однако он видел, что она очень бледна и в ее глазах было какое-то странное выражение, которого он не мог понять.

Можно было предугадать, что случившееся потрясет ее. Лорд Хокстон лишь надеялся, что когда она уяснит, что все происшедшее никак не касается ее лично, она не будет так переживать.

Какое-то время они ехали в полном молчании. Затем лорд Хокстон сказал:

— Я хочу, чтобы вы кое-что пообещали мне, Доминика.

— Что именно? — очень тихо спросила она.

— За последние дни мы с вами стали друзьями, — сказал он, — и мне хочется думать, что вы мне доверяете. Я хочу, чтобы вы еще раз доверились мне и пообещали забыть о том, что вы услышали, и вообще обо всем случившемся. Позвольте мне устроить все так, как я сочту нужным.

После небольшой паузы Доминика с трудом выдавила из себя:

— Я… постараюсь.

— К тому же не следует забывать, что мы слышали версию лишь одной из сторон, — продолжал он. — Как только я приехал в Коломбо, мне сообщили о неприятностях, связанных с этой женщиной, но я еще не говорил с Джеральдом. Я уверен, вы согласитесь со мной, что мы должны быть справедливыми и дать ему возможность объясниться прежде, чем взваливать на него вину за то, что вполне могло оказаться лишь роковой случайностью.

Доминика не отвечала, и лорд Хокстон заговорил снова:

— Вы должны понять, что кули на плантациях любят все сильно преувеличивать, потому что им больше нечем занять свои мысли. Они умудряются превратить малейшее происшествие в целую трагедию! Я уверен, что, когда я разберусь в этом деле, все окажется вовсе не так, как мы сейчас полагаем.

Стараясь убедить Доминику, лорд Хокстон думал о том, что хотел бы и сам разделить эти оптимистичные мысли, которые пытался внушить ей.

Джеймс Тейлор предупреждал его, что Джеральд умудрился нажить себе неприятностей, но теперь дело еще более осложнилось.

» Черт бы побрал этого идиота!«— выругался про себя лорд Хокстон.

Он знал, что весть о случившемся с быстротой молнии разнесется по всей округе. Более того, это могло вызвать недовольство кули и повредить работе на плантации. Он решил, что этого он никогда не простит племяннику.

Его знали как очень требовательного хозяина, но при этом исключительно справедливого. : Он щедро платил своим работникам, и хотя он требовал от них многого, все уважали его и были преданы ему.

Он не мог припомнить случая, чтобы кто-то из работников ушел от него, подыскав себе место получше, или выражал недовольство.

Что мог Джеральд натворить здесь за последние два года? И как он умудрился лишиться доверия и уважения такого достойного человека, как Ранджан?

Единственным слабым утешением, говорил себе лорд Хокстон, было то, что ни Сита, ни ее отец не работали на его плантации.

Связаться с одной из своих собственных работниц — это был самый тяжкий проступок, и лорд Хокстон благодарил Бога, что Джеральд не сделал хотя бы этого.

Если Лакщман, отец Ситы, не придет к нему, лорд Хокстон решил, что отыщет его сам. Он подозревал, что тот живет в небольшой деревушке в горах неподалеку от его плантации.