Это и будет новый «Сталинград»?

Или о том, что тогда, в начале новой эры, главный конфликт также был всё-таки в Азии, а вовсе не в Риме? И мы ничего не знаем по этому поводу, потому что древнешая история нашего края начисто стёрта в карты земли – сплошное белое пятно на месте нашей страны. Тогда точно предупреждение Откровения заключается еще и в том, что последняя битва Добра и Зла произойдёт на востоке, и причина её – делёж природных ресурсов. Теперь всё встало на свои места, в том числе, и Зверь – это образ стяжательства в мировом масштабе. А видения и пророчества бывают, я это знаю. Приснилось же мне в канун крупной железнодорожной катастрофы, что я всё время опаздываю на поезд. А когда доехала уже до вокзала, то оказалась, что еду я на экскурсионном автобусе, и экскурсовод сообщает, что две главные площади страны переименованы в площади имени (пока ещё здравствующих) Кураева и Чубайса. А это не что-нибудь, а сама Красная, ну и ещё Лубянка!

Тут я проснулась – и опять как говорится, «no comment» … Какая в какую – догадайся, мол, сама.

Ладно, поживём – проверим.

Голова моя снова закружилась. Я пощупала пульс. Пока минутная цифра на часах сменила значение, я насчитала девяносто пять ударов. Многовато, но ничего. Это всё норадреналин. Я потёрла лоб и шею, похлопала себя по плечам. Рядом с крылечком высоко разрослись кустики мяты, я сорвала несколько метёлок и размяла в ладонях, поднесла к лицу.

Дышать стало легче. Вдруг неодолимо захотелось забыться глубоким, дурманным сном.

В ногах моих лежало несколько сухих веток, я взяла их и стала отгонять комаров и мошкару, их сейчас тут целые тучи. В глазах стоял какой-то туман. Я смотрела на качающиеся кусты сирени, и мне начинало казаться, что это не кусты, а такой дверной полог, из-за которого хитренько выглядывает весёлое детское личико. Ясные, чуть зеленоватые узкие, щёлками, глазёнки тревожно и изумлённо устремляются на меня. Я пожимаю плечами, выражая так своё сожаление, что не могу принять участие в некой забавной игре. Мне кажется, что это весёлое игривое дитя осторожно выходит из-за полога, приближается ко мне на цыпочках, идя по густой траве, как по шерстяному коврику, босиком, подходит ко мне, тихо и легко касается ладонью моей ноги, но, встретившись с моим суровым, строгим взглядом, быстро, с визгом, убегает.

Издалека послышался цокот копыт. Возможно, это табун Куликовский, или, не исключено, это уже полусонные глюки – глаза нестерпимо слипались. И мне уже не видно, несётся ли бешеная скачка по моим угодьям, или это враги с несметными полчищами всадников вторгаются в родной край, предают огню и мечу дома и храмы, а в руинах пепелищ лежат несчастные люди, их жалобные крики и стоны взывают к человеку, хитрому лису, подло предавшему их землю. Холодная лихорадочная дрожь сотрясает моё тело, снова отодвигается полог и из-за него выглядывает изумлённое детское личико. И снова дитя крадётся по зеленому травяному ковру, чтобы положить свою ладонь мне на плечо. Я понимаю, что сплю, или мне это только казалось?

Нет. То, что я сплю, это ясно, но в то же время я отчётливо слышала все звуки вокруг и даже как-будто что-то видела – вдали, за церковью, по дороге на лесничество, различимо двигался небольшой табун лошадей. Конечно, я очень устала, но я всё же могла отличить бодрствование от сна, хотя между ними сейчас была очень зыбкая грань.

Я окончательно очнулась, вышла, из транса, и посмотрела на часы – прошло ровно семь минут. Но даже эти скудные минуты, проведённые в зыбкой полудрёме, вернули мне силы. И нет ничего удивительного в том, что мне в эти минуты что-то пригрезилось – две ночи бдения накануне сделали своё дело. Ну и эта ситуация.

Однако пятно крови на повязке было всё ещё слишком свежим и даже несколько увеличилось в размере. Я, подавляя испуг, снова стала шептать:

«Господи, спаси и сохрани!»

Поправила повязку, затянула её потуже. Ладно, посижу какое-то время ещё.

И я снова принялась за чтение.

Вторая книжка показалась мне сначала обычным дневником. Вот чётко записаны слова, конечно, они были очень важны для пишущего – об этот говорило двойное подчёркивание строк:

«Подобно коню, старающемуся лягнуть лекаря, который осматривает его раны, чтобы залечить их, тиран наносит удары искреннему другу, который касается ран его страдающей души. Тщеславие слепит глаза и усиливает алчность сердца…»

Я пролистала несколько страниц, и сердце моё тревожно забилось. Подшитые вначале листы сменились совсем ветхой, не родной этой тетради бумагой. Глаза затуманило, и голова моя закружилась.

Нет, это просто невероятно!

Дальше шли настоящие списки летописей, причём ветхоть бумаги не оставляла сомнений в том, что писаны они не вчерашего века. Я, с большим волнением и на разрыв бьющимся сердцем, принялась читать.

«В лето 6360… Начало руския земли.

(Я знала, что надо вычесть 5508, чтобы получить современное летоисчисление. В те времена, до шестнадцатого века, русские счёт вели от сотворения мира.

Получался девятый век – восемьсот пятьдесят второй год. И никаких больше пояснений. Что это за дата? Какое-то рядовое сообщение, и всё. Как если бы летописец сообщил, что „прошла зима“ или „настало лето“, спасибо партии за это – просто подразумевалось…)

…В лето 6367. Воставше словене и чюдь и другие народы на варяги и изгнаша их, и начаша владети сами и города ставить.

(Восемьсот пятьдесят девятый год – изгнали варягов, которые, судя по тексту, просто достали всех – и „чюдь“, и „другие народы“, не говоря уже о самих „руския люди“.

То есть, официальная версия о призвании варягов на княжение – простая антиасторическая выдумка?

Однако дальше дела пошли ещё хуже…)

И восташа сами на ся. И несть между ними правды.

(Вот так… Это по-нашему.

Только варагов прогнали и не успели городов понастроить, как тут же вцепились друг другу в чубы. Пошли междоусобицы.

Просто Ирак какой-то времен расцвета американской демократии!

Интересно, какой всё-таки режим был до „Начала руския земли“?)

…В лето 6711. Взят бысть Рюриком Киев и силой тотарскою.

(Опа-на! Рюрик, стал быть, „тотарский“ вождь? Во всяком случае, спокойно корешился с ними.

Это уже 1202 год.)

…В лето 6712. Явистась три солнца на небеси, а четвёртое на западе посреди неба, аки месяц, подобно дуге. И стояше то знамение от утра до полудня.

(Замечательно! Это уже сообщение нам понятное – и наших предков, стал быть, могучих космические тарелочки донимали, неопознанные летающие объекты в небе часами и над ними тоже висели да висели!)

…В лето 6777. Князь Дмитрий Александрович с новгородцы, а со псковичи князь Домант поби немецкую многогую землю. Воевода их был тогда Великая Свинья.

(Это 1207 год.)

…Град Гледен, рекомый последи Устюг…»

(Вот это да!

Так это же моя малая родина!! Так вот зачем меня Серафимушка погнал сюда, в мошкарную Мордовию! Я ведь и, правда, хотела купить дом где-нибудь в окресностях Устюженских, но там у меня уже давно нет никакой родни. В небесной канцелярии, значит, слегка напутали тамошние бюрократы – вместо Устюга (Гледена=Видного) дали мне направление на Виндру, а она ведь тоже от слова «Видное». Переводят это название как «Видное место».

Гледен = Глядеть = Градить, ведь «л» = «р» у народов, грассирующих «р», а почти вся Европа такая. Значит, «город» это просто «видное место», всё верно, ибо стоит город, как правило, на холме.)

…Из Летописца Льва Вологдина.

(Всё замечательно, но как мой почти что сродник, уроженец той же местности, а может, и, правда, мне какая-нибудь родня, – его труд, конечно, – здесь оказался?)

«Восприял я намерение учинить летописание о граде Устюге Великом того ради, понеже бо древних времён человецы вся в мире бываемая силою разума своего твердо в памяти содержали, и друг друго приимательно повествуемая так, как ныне писанное пред очима имели.

Впротчем, прошу тя, любезный читателю, ежели что трудолюбезным твоим изобрящешь тщанием, то молительно прошу: всё оставляше нами исправить, недополненное дополнить, недоконченное докончить, наше же скудоумное сочинение покрыть остротою просвещённого твоего разума.