В книгу вошли и пророчества об окружающих народах: филистимлянах, моавитянах, идумеях, амонитянах. Иеремия знал, что их цари подстрекают Иоакима на борьбу против Вавилона, и предсказывал им такие же бедствия, какие ждут Иудею. Для него, как для Амоса, нравственные требования распространялись на все племена, а не только на Израиль. Следовательно, Иеремия не считал их целиком погрязшими во тьме заблуждений, а предполагал в них какие-то начатки богопознания. Не случайно Ягве поставил его "пророком для народов". Иеремия полностью разделял веру Исайи в конечное обращение людей из всех наций к единому Богу. Об этом говорила его вселенская молитва.

Ягве, сила моя, крепость моя и прибежище мое в день скорби,

К Тебе придут все народы от самых краев земли и скажут :

Отцы наши наследовали ложь, пустые и бесполезные вещи,

Может ли человек создать себе богов? Они не есть боги.

(Иер 16, 19-20)

Писания Иеремии Барух передал друзьям пророка, и они быстро получили хождение в городе, вызвав ожесточенные споры. Проегипетская партия и националисты объявили Иеремию врагом отечества, желающим поработить его Вавилону. Иеремия и Барух вынуждены были по-прежнему скрываться.

До сих пор Барух с жертвенным мужеством шел на все ради учителя, но теперь, когда их обоих стали считать предателями, Барух не выдержал, и у него вырвалась единственная жалоба "Горе мне,-в отчаянии говорил он, ибо Господь приложил скорбь к боли моей, изнемог я от вздохов и не нахожу покоя". Что мог ответить ему Иеремия? Чем утешить? Он сам изнывал в смертельной муке. Ему оставалось только напомнить Баруху, что им суждено жить в страшное время, и обещать, что Бог сохранит верного оруженосца среди всех испытаний. Это единственное, что Он даровал им обоим, жребий людей, уцелевших на развалинах своей родины.

x x x

Между тем Навуходоносор уже выслал войска в Сирию. Дошедшие до нас обрывки письма одного из палестинских царей (вероятно, Аскалонского) показывают, что здесь все еще надеялись на поддержку Египта (3). Неизвестно, какие обстоятельства заставили Иоакима отступить, но в конце концов он вынужден был признать власть Навуходоносора. Это произошло между 604 и 603 годами.

С этого времени Иеремия снова получил свободу действий, хотя духовенство по-прежнему не желало допускать его в храм. Пророк в свою очередь не отказался от прежней цели: пробудить совесть Израиля. Он решил воскресить одно из самых мрачных воспоминаний его прошлого и попросил старейшин и нескольких священников спуститься с ним в Тофет, в долину Генном, где при Менаше совершались ритуальные убийства. Там, держа в руках глиняный кувшин, Иеремия произнес проклятие на "долину убийств". После этого он швырнул кувшин на камни и воскликнул: "Так говорит Ягве Саваоф: как гончар разбивает сосуд, так сокрушу Я этот город".

После этого демонстративного акта пророк появился в храме и снова повторил предсказание. Старший надзиратель храма Пашхур в ярости ударил Иеремию и приказал на сутки заковать его в колодки. Весь день пророк оставался скованным у ворот, как у позорного столба. Он, который больше всех страдал за Израиль и оплакивал его слепоту, должен был до дна испить чашу унижения. С новой силой охватило его желание перестать пророчествовать, обрести единство с соотечественниками, ободрять их, а не укорять. Ведь он мог, как Анания, Ахав и Цидкия, участвовать в торжествах, воспевая незыблемость Сиона, и тогда все было бы просто и спокойно. А еще лучше было-уйти в Анатот и вернуться к прежней мирной жизни. Об этом он говорил и спорил с Богом в уединенных молитвах:

Ты влек меня. Господи, и я увлечен

Ты сильнее меня, и Ты победил

Я ежедневно становлюсь посмешищем, каждый издевается надо мною.

Ибо только начну говорить я - кричу о насилии, вопию о разорении,

И слово Господне стало для меня поношением и посмеянием ежедневным.

И подумал я не буду поминать о Нем и не буду больше говорить об имени Ягве,

Но в сердце моем был как бы пламень, заключенный в костях моих;

И я истомился, удерживая его, и не смог удержать

(Иер 20, 7-9)

В напряженной внутренней борьбе, подобной борьбе Иакова с Ангелом, побеждает Бог, а Иеремия, мученик своего призвания, остается прикованным к колеснице правды, правды горькой и ужасающей душу. Казалось, в этом огне должны были испепелиться все человеческие чувства, сгореть все надежды, распасться сама личность пророка. Но чудо Откровения проявится в том, что из его костра пророк в конце концов выйдет невредимым и обновленным. Его глаза, после всех испытаний, смогут различить предутренние отблески новозаветной зари.

x x x

В 601 году барометр истории опять пошел на грозу. Фараон наконец собрался с силами для контрудара и дал бой армии Навуходоносора. Битва была жестокой, но никто не одержал окончательной победы. Халдеи ушли в Вавилон, где Навуходоносор начал полную реорганизацию армии. Иоаким же только этого и ждал, чтобы вернуться под крыло своего старого союзника Нехо. Навуходоносор не мог немедленно покарать Иудейского царя, но по его приказу военные действия против Иудеи начали халдейские гарнизоны и подчиненные им союзные племена. Осенью 598 года внезапно скончался Иоаким, и престол перешел к его сыну Ехонии (4).

Семнадцатилетний царь стал править совместно со своей матерью Нехуштой и пытался следовать линии отца. Иеремия был очень низкого мнения об этом неудачливом царе; от настроений Иосии он был еще дальше, чем Иоаким, при нем в Иерусалиме безнаказанно совершались обряды в честь бога Таммуза и приносились жертвы "царице неба".

С первых же дней правления Ехонии в столицу Иудеи начали стекаться беженцы из тех мест, где действовали халдеи. Среди них явился в полном составе и клан сектантов-рехавитов, которые до сих пор придерживались заветов седой старины. Когда Иеремия узнал об этом, он решил воспользоваться прибытием этих "старообрядцев", чтобы преподать урок народу. Пригласив рехавитских вождей на трапезу, он угостил их вином. Но те решительно отказались, так как вино-плод земледелия-было запретным для них. "Мы во всем поступаем, как завещал нам Ионадаб, отец наш",-говорили они. Эта твердость и верность глубоко тронули Иеремию, ожидавшего именно такого ответа. Он обратился к присутствующим: вот эти ревнители первобытной простоты не являются ли живым упреком Израилю? Они хранят верность заветам своего учителя, а Израиль изменил Моисееву Завету и променял его на идолопоклонство.

В январе 597 года регулярные войска халдеев стояли уже под Иерусалимом, и в стан прибыл сам Навуходоносор. Весть об этом привела иудейский двор в замешательство. Иеремия настойчиво призывал царя и его мать торопиться просить мира. Видимо, и сам Ехония понял, что пришла пора сдаться на милость победителя. Осаждающие ждали несколько недель; они были хорошо осведомлены о развернувшейся в городе борьбе и надеялись на бескровную капитуляцию.

16 марта ворота Иерусалима открылись, и из них вышла процессия, состоявшая из царя, царицы и сановников Иудеи. Одетые в траурные одеяния, они вступили в халдейский лагерь. Навуходоносор принял их сурово, как изменников, но никого не казнил. Ехония был приговорен к отправке в качестве заложника в Вавилон. Вместе с ним должны были уехать его мать, жены и царедворцы. Иудейское царство было пощажено, однако во избежание нового мятежа царь велел переселить в Вавилонию большую часть военачальников, гарнизон города, строителей, оружейных мастеров, а также почти всю знать и богатых людей. Таким способом Навуходоносор надеялся искоренить проегипетскую партию. 22 апреля караван переселенцев увели на север. В счет контрибуции Навуходоносор конфисковал храмовую казну и забрал из святилища драгоценности.

Формально царем Иудеи продолжал считаться Ехония, но править в Иерусалиме был поставлен третий сын Иосии, Маттания, который получил имя Седекии (5). Это был слабый, не отличавшийся большим умом человек, который никогда не готовился стать монархом. Непосильное бремя власти свалилось на него в момент, когда страна переживала тяжелый кризис. Двор Седекии быстро наполнился новыми людьми, отправленных в Вавилон заменили "выходцы из народа": отчаянные люди, ловкие проходимцы и фанатичные патриоты. Не имея никакого опыта в государственных делах, они, однако, сумели полностью забрать царя в свои руки. Египетские агенты легко проникли в их среду и снова принялись раздувать тлеющие угли мятежа.