– Еще бы, недаром во вчерашнем похищении банкира Иригойена обвинили партизан; хорошо, если Чато еще не шлепнули – наши стражи правопорядка долго разбираться не станут! Как только он объявится – дай мне знать.

– Ты хочешь расспросить его о том, что случилось?

– Нет, просто передам пару слов от ребят.

– Ладно, только самих ребят не приводи.

– Не боись, этим кабронам здесь делать нечего. – Чоло стал пить длинными глотками, потом, будто впервые рассмотрев бугенвиллию, почти полностью закрывшую окно своими листьями, сказал с удивлением: – Вот живучая паразитка, а?

– Ага.

– Я на нее уже раз сто помочился!

– Большеньки-меньшеньки, как говорит Нена.

– Ох уж эта Нена! – Чоло пригладил свои длинные, волнистые волосы, в очередной раз отпил пива и закурил сигарету. По комнате разлился сладковатый запах марихуаны.

– А знаешь ли ты, друг мой Санди, что я влюблен в твою двоюродную сестру?

– А?

– Ты чего смеешься, каброн?

– Я не смеюсь, – сказал Давид, не в силах сдержать улыбку. – Просто любовь зла, Чоло!

– Да ты в своей Чакале вообще влюбился в чужую бабу!

Давид перевел взгляд на ночное небо, продолжая улыбаться; о Карлоте Амалии он уже даже не вспоминал, для него теперь существовала только Дженис Джоплин. Оба замолчали, раздумывая о том, какая коварная штука любовь, особенно если речь идет о такой шальной и самовольной девчонке, как Мария Фернанда.

– А Нена знает?

– Уж давно, с прошлого года, и Чато тоже.

– А ему-то зачем сказал?

– Как это зачем? Когда ухаживаешь за сестрой партизана, приходится учитывать, что он может подослать к тебе целый вооруженный отряд и отделать так, что родная мать не узнает!

– Значит, Нена не сказала тебе «да»?

– Она не сказала ни «да», ни «нет»!

– Сестра мне говорила, что хочет уехать учиться в Гвадалахару.

– Знаю…

– И что ты собираешься делать?

– Лапу сосать! Она ведь теперь даже встречаться со мной отказывается!

– В понедельник Нена заберет меня с работы к врачу, хочет, чтобы у меня рот больше не оставался открытым и зубы не торчали. Ты можешь поехать с нами.

– Постой, как это?

– Ты же хотел увидеться с ней!

– Ну да!

– Так вот, пока мной будет заниматься коновал, вы двое пообщаетесь.

– Годится! – И они договорились встретиться в шесть вечера на складе пиломатериалов.

На следующий день, в воскресенье, Давид, как обычно, играл в бейсбол – подавал за команду Грегорио. Он занимался этим не столько ради своего возвращения в большой спорт, а скорее стараясь угодить дяде. Грегорио до сих пор дулся на племянника за промашку, из-за которой его выгнали из «Доджерс».

– Как ты мог позволить себе напиться? Зачем ты пил, зная, что тебе нельзя? Я-то боялся, тебя не возьмут из-за слуховых галлюцинаций, но уж никак не ожидал, что ты мне подложишь такое дерьмо! – Давид признавал дядину правоту, но по другой причине; ему было плевать на «Доджерс», зато страстно хотелось видеть Дженис и всеми правдами и неправдами скопить деньги, чтобы вернуться на бульвар Сансет. С того дня, как он переехал в домик на холме, Грегорио каждое воскресенье упрашивал его сыграть за кульяканских «Лос-Томатерос» или любой другой бейсбольный клуб тихоокеанской лиги, но Давид не соглашался, оправдывая свой отказ тем, что это может быть небезопасно.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru