У Зорге встречались различные люди: японские интеллигенты с пустыми желудками и длинными волосами, видевшие в нем своего последнего защитника и благодетеля; несколько журналистов как с хорошей, так и с сомнительной репутацией, приходившие сюда, чтобы подхватить пару-другую новостей, которые порой может милостиво подбросить им их великий коллега; два или три немецких студента-филолога, довольные тем, что могут бесплатно выпить. Здесь были эмигранты из различных стран, заброшенные на японский берег волнами своей судьбы; царские офицеры из России; националисты с Филиппин и даже евреи из Германии — ведь Зорге мог себе позволить все. Несколько молодых людей — европейцев и японцев — Зорге отобрал и сделал своими постоянными спутниками. Среди гостей было много различных женщин: неудавшиеся актрисы, танцовщицы из кабаре, полукровки, вроде работавшие где-то переводчицами; порой одна-две белые женщины, покинувшие когда-то Европу ради любовника-японца и теперь не знающие, как заработать на жизнь в этой стране. Короче говоря, самая пестрая компания собиралась в этом стареньком домике.
Так бывало всегда, не представлял исключения и сегодняшний вечер.
Биргит с большим трудом удавалось хотя бы внешне походить на женщин, окружавших Зорге. Ее ногти теперь были ярко накрашены, роскошные светлые волосы свободно спадали на плечи. Между пальцами она постоянно держала сигарету, правда, почти всегда потухшую. Подражая женщинам из окружения Зорге, она бездумно вертела в руке бокал, но, в отличие от других, никогда не просила наполнить его вином.
Все говорили наперебой, много смеялись. Озабоченной была только домработница Зорге — она стояла возле граммофона и меняла пластинки.
С бутылкой в руках Зорге обходил гостей. Лицо его раскраснелось, ворот рубашки был расстегнут. Он ни с кем не задерживался больше чем на несколько секунд. С каждым Зорге объяснялся на его родном языке, даже с китайскими футуристами. Все хотели узнать у него последние новости или сообщить ему свои. Иногда он прислушивался к разговорам, чаще отмахивался: «Мне это уже известно!»
— Как вы думаете, сколько продлится война с московитами? — поинтересовался Янта, польский журналист, живущий в Токио под покровительством германского посольства. — Смогу я вернуться домой до рождества или придется зимовать здесь?
Зорге громко рассмеялся.
— Куда ты так торопишься, братец? Это же чудесная война, классическая война между славянами и германцами.
Слова Зорге пришлись поляку не по душе.
— Может быть, вам нравится эта война, — зло ответил он, — потому что вы любуетесь ею издалека.
Хозяин дома равнодушно пожал плечами и, притворяясь пьяным, сказал:
— Точно, я воюю издалека…
Некоторые пытались танцевать. Но делали это без настроения. К тому, что обе художницы танцевали в паре, все уже привыкли. Никого не шокировало и то, что студентка в роговых очках на самом деле была студентом — в доме доктора Зорге такие «несущественные» различия никого не смущали.
В сутолоке вечеринки Биргит Лундквист было совершенно безразлично, кто ее партнер по танцу. Главное — она доказала Рихарду, что сумеет акклиматизироваться в любом обществе. Он понял это и часто с довольной улыбкой посматривал в ее сторону. Незадолго до прихода гостей Зорге рассказывал Биргит, как важно для журналистки не теряться ни в какой ситуации. «Надо, — внушал он, — чтобы тебя признавали за своего человека в любом обществе, среди любых людей».
Она сумела войти в это общество! Как приятельница Зорге, она пользовалась уважением. Но немногие из гостей знали, что она в действительности гораздо больше, чем просто приятельница, — она правая рука Зорге, его новая сотрудница.
Неожиданно появился Иноэ, секретарь Зорге. Он пробивался с телеграммой сквозь гомонящую толпу к своему шефу. И Зорге, занятый разговором, так и не обернулся бы к секретарю, если бы тот не проявил настойчивости. Рихард вскрыл конверт.
— Черт побери! И надо же, чтобы это случилось в Киото! — воскликнул он так громко, что все обратили внимание. — Похороны, да еще в момент, когда мне так весело!
Но проклятия едва ли могли помочь делу. Нужно было успеть попасть на вечерний поезд, идущий на Киото. Держа телеграмму в руке и недоуменно пожимая плечами, Зорге стоял перед гостями. Было ясно, что им нужно немедленно расходиться. Но некоторые из гостей считали, что могут отлично повеселиться и без хозяина.
— Не-ет, ребятишки, — покачал головой Зорге, — причина моей поездки слишком серьезна, не годится развлекаться здесь всю ночь… Прошу вас разделить мое горе… Биргит, пойди уложи мне траурный креп!
Гости неохотно стали расходиться. Когда последний из них спустился по ступенькам, Зорге повалился на диван и рассмеялся.
— Торопись, до отхода поезда осталось мало времени, — сказала Биргит, взглянув на часы. — Что ты возьмешь с собой?
— Ничего, глупышка, ничего! Никто не умер, и никуда я не еду. Просто хотел избавиться от этих бездельников…
— А телеграмма?..
— Послал ее заранее по телефону при помощи Иноэ.
— Если гости тебе в тягость, зачем же ты их приглашаешь?
— Они мне были полезны. Я должен был узнать, что думают в определенных кругах о войне немцев с Россией. Кое-кто из них связан с тайной оппозицией. На таких вечеринках люди забывают об осторожности и у них можно кое-что выудить…
— Мне кажется, — сказала Биргит в раздумье, — ты способен на все ради хорошей информации. Сначала ты необычайно приветлив с людьми, затем, получив от них все, что нужно, даешь им коленкой вон.
— Ты со временем откроешь во мне и другие дурные черты, — ответил он, — но цель оправдывает средства, как говорят французы. А у нас хорошая цель. Должны же мы получать информацию, как ты думаешь?
Биргит неуверенно кивнула.
— Очень приятно, Рихард, что ты говоришь о нас обоих. Но мне, к сожалению, не удалось выудить ни единого слова, которое могло бы представить интерес для немецких газет. Если бы ты меня предупредил! Ты же знаешь, как охотно я бы помогла тебе.
— Ты можешь мне помочь, Биргит и даже очень.
— Пожалуйста, скажи, что я должна сделать. — Она вскочила, словно ожидая приказа, который нужно выполнить немедленно.
— Это не так срочно, — засмеялся Рихард, — у нас есть еще немного времени…
Но Биргит продолжала настаивать. Зорге начал издалека.
— Дело касается Танаки, ты помнишь его… толстый, важный секретарь премьера. Я представил его тебе в тот раз в посольстве.
— Ты хотел помочь мне взять у него интервью, — с готовностью подтвердила она.
— Да, поэтому я пригласил его сегодня пообедать вместе с нами на озере Яманака. Ты, он и я! Цель этой прогулки — узнать у него, какие планы существуют у японцев в отношении их Квантунской армии сейчас, когда немцы начали войну с русскими. Ты знаешь, эта армия расположена на границе Маньчжурии и Сибири. В полной готовности она стоит у черного хода в Россию, а папаша Сталин, к своему несчастью, должен сейчас защищать свой парадный вход от злых германцев. Используют ли японцы эту великолепную возможность, чтобы ворваться в тыл к папаше? Вот что мне бы хотелось узнать у Танаки. А ему, конечно, это известно!
— А почему бы тебе его прямо не спросить? Ты же дружен с ним!
Зорге не сдержал улыбки.
— Мы не настолько друзья. Да и речь идет о таких вещах, о которых добрый Танака не имеет права рассказывать, даже если бы очень хотел.
— И ты думаешь, я могла бы помочь тебе? Я, такая слабая женщина?
— Как раз слабые женщины и сводят с ума сильных мужчин, — подтвердил Зорге. — Улыбка красивой женщины развязывает язык молчаливого человека быстрее, чем самое сладкое вино!
— Не слишком ли ты переоцениваешь меня и недооцениваешь своего друга?
Зорге покачал головой.
— Если ты будешь вести себя умно, Биргит, этот человек в твоих руках станет мягким, как воск. Танака питает к тебе слабость, очень большую слабость… Ему еще не встречались такие девушки. Для него ты так же своеобразна и привлекательна, как красивая гейша, которая попалась бы шведу, любителю женщин, где-нибудь у вас в стране. Ты для него — произведение искусства, привлекательное и очаровательное.
