— Попробовал за вас вступиться, — вздохнул Семкин папа. — Да где там! — Он махнул рукой и ушел.

Скоро нам надоело сидеть тихо и ничего не делать. Семка с Генкой уселись за шахматы, а мы с Горохом стали браться на руку. Левой я его положил, а правой — он меня. И когда мы пошли по второму кругу, дверь из соседней комнаты распахнулась, и перед нашим взором предстал военный совет. Мамины лица не предвещали ничего хорошего. Они были, как у скульптур, то есть каменные.

Мы неловко вскочили, шахматы грохнулись на пол, и черные и белые фигуры покатились по желтым брусочкам паркета.

Мамы некоторое время грозно оглядывали нас, а мы потупили очи. Мол, видите, как мы раскаиваемся и переживаем.

Начала Генкина мама.

— Мы решили, — громко произнесла она, — что вместе вам быть нельзя. Лето только начинается, и вы еще сумеете натворить таких дел, от которых у нас не раз и не два разорвется сердце.

Генкина мама шумно втянула в себя воздух и продолжала:

— Так вот, завтра утром Сема летит к Черному морю. Коля уезжает к бабушке в деревню. Тоже завтра. А Валерик и Гена через несколько дней отправятся в пионерский лагерь. Опять-таки не вместе. Понятно?

Мы кивнули. Приговор мы выслушали молча. Только нетерпеливый Семка хотел было что-то сказать, но я дернул его за куртку, и он промолчал. Приговор был суров. Честно говоря, мы такого не ожидали. Ну, думали, заставят нас пару дней послоняться дома, а потом выпустят на свободу.

— Что же вы молчите? — спросила моя мама.

Ребята покосились на меня. Я сделал шаг вперед.

— Нам все понятно, но мы просим полчаса, чтобы в последний раз вместе пройтись по улице. Всего полчаса нам нужно, чтобы проститься. Это наше последнее желание.

У каменных мам в глазах заблестели слезинки, и они смилостивились.

Топоча по лестнице, мы побежали на улицу. На город наползали сумерки. У них был цвет фиолетовых чернил. Мы ковыляли по асфальту. Еще давала себя знать вчерашняя гонка. Мы молчали, потому что не хотелось вспоминать о приговоре. Какой толк говорить, если мам не переспоришь и все будет, как они решили. Уж лучше поболтать о чем-нибудь более приятном, ведь у нас всего полчаса, тридцать минут, тысяча восемьсот секунд.

— Ребята, — начал я, — а помните, как Семка застыл с открытым ртом? Он подумал, наверное, что лягушку глотает.

— Я думал, что Кольку змея ужалила, так он заорал, — поддал жару Семка.

— А помните, — разошелся и Горох, — как мы ползали утром на карачках, никак подняться не могли.

И пошло, и поехало. Оказывается, у нас было удивительно веселое путешествие. Оказывается, мы не заблудились, не голодали, не сидели без воды, не устали, как черти. Оказывается, все так и было задумано.

— Ребята, смотрите — вода! — Я показал на тележку с газировкой.

Мы встали в хвост длинной очереди, и, когда, сполоснув стакан в фонтанчике брызг, тетенька вопросительно глянула на меня, я громко сказал:

— Четыре чистых!

Ах, как прекрасна чистая вода! Как здорово щекочут нос пузырьки газа! Мы в один миг выдули по стакану. Я поглядел на свою гвардию:

— Повторить?

Гвардия дружно закивала в знак согласия.

— Повторите, пожалуйста, — сказал я тетеньке.

Мы выпили по стакану, и потом еще по одному. Ах, вода, как нам не хватало тебя вчера и сегодня утром!

До самого дома мы не проронили ни слова. Когда очутились во дворе, будто сговорившись, подняли головы и посмотрели на звезды. А потом с тяжким вздохом уставились в пыльный асфальт нашего двора.

— Ребята, — проникновенно сказал я, — наше время истекло. Давайте прощаться.

Мы протянули друг другу руки.

— Куда бы мы ни попали и что бы с нами ни произошло, — торжественно произнес я, — давайте всегда помнить наше путешествие.

Мы крепко пожали друг другу руки.

— Пацаны, — взволнованно сказал Горох, — если лагерь будет рядом с Зеленым, заходите ко мне.

Мы с Генкой не ответили. Откуда нам знать, куда нас пошлют.

— Ребята, — тихо сказал Семка, — я буду вам письма писать.

Мы все посмотрели на Семку. Он даже не понимает, какой он счастливчик. Семка едет к Черному морю. Тому самому Черному морю, где светит такое солнце, которое в одну минуту любого сделает черным, как Черное море. И не просто едет, а летит. На самолете! На воздушном лайнере! А из нас никто еще не летал на самолете. Семке потрясающе повезло!

— На каком самолете ты летишь? — спросил я у Семки.

— На АН-10.

— Турбовинтовой! — Я восхищенно зацокал языком.

— Ну и что? — шмыгнул носом Семка.

Он прав, какое значение имеет название самолета, если Семка остается без друзей. И особенно без меня. Всегда были вместе, а тут на тебе — он летит на море, а я остаюсь на суше.

Над нами резко хлопнула, словно выстрелила, форточка.

— Сема, домой!

За первой форточкой — вторая:

— Геннадий, домой!

Потом и третья:

— Валерка, сколько тебе надо говорить!

И перекрывая все шумы, прилетело из дальнего конца двора:

— Колька, чтоб сию секунду был дома!

— Ребята! Воздушная тревога! По домам! — прошептал я.

Мы разбежались.

— Коробухин? — Приземистая тетенька, у которой на носу сидели очки, а на голове торчала пилотка из газеты с крупными черными заголовками, впилась в меня цепким взглядом. Было такое ощущение, как будто меня схватили за шиворот. — Знаю такого. Слыхала.

— Очень приятно.

Я отвесил поклон и сверкнул зубами, которые до блеска вычистил утром под строгим наблюдением мамы. Лучи солнца, наверное, отразились в моих зубах, потому что я увидел, как солнечные зайчики забегали по лицам тетенек и дяденек, которые сидели за столами и записывали нас в пионерский лагерь.

Да, случилось то, что должно было случиться. Наша неразлучная четверка разлетелась в разные стороны. Где они, мои друзья? Неизвестно. Я знаю только, где я. Я прибыл в пионерский лагерь "Лесная сказка" и сейчас держу вступительные экзамены.

— Что же нам с тобой делать? — вздохнула тетенька, отмахиваясь от солнечных зайчиков, которых неутомимо испускали мои сверкающие зубы. — Ты — лишний. Первый отряд полностью укомплектован.

— Тогда извините за беспокойство и до свидания, — вежливо сказал я и, подхватив чемоданчик, хотел было бежать.

— Погоди, — остановила меня тетенька. — Какой быстрый!

Тетенька из-под очков подмигнула лохматому парню, который сидел с ней за столом, и они засмеялись.

— А и вправду, что же делать, Капитолина Петровна? — спросил лохматый парень.

— Придумаем, Илья, — спокойно сказала Капитолина Петровна. — Жалко таких симпатичных ребят отпускать из нашего лагеря (это она про меня сказала). Вот что, Валерий, ты пока погуляй, посмотри наш лагерь, а мы посовещаемся.

Я подумал, что осмотреться мне и в самом деле не мешает. Надо же разведать, где я буду жить целый месяц.

Я обошел весь лагерь. Он мне понравился сразу. Наверное, и я ему понравился. В таком лагере я еще ни разу не был.

Собственно, это был не лагерь, а настоящий лес. У подножия высоких и толстенных — не обхватишь — сосен, словно грибы, прятались желтые, голубые, зеленые и красные домики.

А возле домиков знакомились друг с дружкой ребята. Интересно, с кем из них я буду в отряде? Конечно, лучше всего, если бы со мной рядом оказались мои друзья. Но такое может только присниться.

Пора было возвращаться к Капитолине Петровне.

— Валерий, — радостно, как старого знакомого, встретила она меня. — Ты зачислен в 9-й отряд. Понимаешь, к нам приехало очень много ребят твоего возраста. И мы вынуждены были создать такой, так сказать, лишний непредусмотренный отряд. В нем всего тринадцать ребят.

— Чертова дюжина! — присвистнул Илья.

— Это даже забавно, — улыбнулась Капитолина Петровна. — Так что, Валерий, направляйся в свой отряд. Там уже все ребята собрались.