— Ты, кажется, обещал одной спичкой зажечь костер?

— Запросто, — сказал я и взял протянутый мне коробок. — Мигом.

Я пошел в лес и под деревьями насобирал сухих веток. У костра я разломал их на небольшие кусочки, сложил горкой. Вниз подсунул свернутую снежком бумагу.

Ребята, громко покашливая и перешептываясь, следили за моими манипуляциями.

Я никого не замечал. Я знал, главное — представить себе, что вокруг никого нет и я один. Иначе ничего не выйдет. Все получается как будто случайно, а если ты хочешь сделать нарочно, то у тебя выйдет ерунда на постном масле.

Я чиркнул спичкой о коробок. Честное слово, у меня не дрожала рука, когда я подносил спичку к костру. Но костер не загорелся.

Ребята захохотали.

— Ну и хвастун ты, Коробухин. — Это голос Витьки Мелюха.

— Врет, как Мюнхаузен, — на время позабыл про мозоли и решил поупражняться в остроумии Мишка Зайцев.

Я зажег вторую спичку. Бумага немного потлела, но костер не зажегся.

Я уже не замечал града насмешек, который посыпался на меня. Я зажег третью спичку, и тут появился маленький язычок пламени. Это костер показал мне язык: "А вот не загорюсь". "Зажгись, запылай, затрещи, — попросил я костер, — чего тебе стоит? Я хочу утереть нос этим дармоедам".

И он меня понял, маленький и веселый язычок пламени. Он позвал на помощь еще один язычок, потом второй, третий… И вскоре костер пылал, как в сказке.

Шуточки, словно обожженные пламенем, испарились. Ребята что-то старательно мычали. Девочки поставили на костер ведро с супом и сказали:

— Молодец, Валерий! А вы, герои, даже костер зажечь не смогли.

Я приподнялся:

— Тут недавно кто-то произносил яркие речи. А я вам скажу просто — такими темпами до Белого озера мы месяц идти будем. И первого места нам не видать. Разве что во сне, с зажмуренными глазками.

— Это ты хочешь первое место нашему классу? — сказал Мишка. — Да ты же подыгрываешь своим друзьям из 6 "А".

— Очень интересно, — несмотря на все, я улыбался. — Значит, это я, как последний идиот, обул ботинки пятилетней давности и натер волдыри, о которых только мечтать можно? Значит, это я не умею зажечь костер и тяну время обеда?

Поднялся невообразимый шум. Вмешался в разговор Борис Михайлович. Он сказал, что мы плохо подготовились к походу и надо что-то срочно придумать, потому что натерла ноги еще и Эмма Гусак.

К вечеру нас ждала новая напасть. Налетела мошкара. И какая-то вредная очень мошкара. Кусалась так, что мы все плясали у костра и вскрикивали. Ну, точно как краснокожие индейцы, только без уборов из перьев на головах.

Так сказал про нас Борис Михайлович, а потом куда-то исчез. Он вернулся через пять минут с огромным букетом ромашек. Борис Михайлович стал раздавать девчонкам цветы. Они краснели и говорили кокетливыми голосками:

— Спасибо, Борис Михайлович!

— Ой, спасибо, Борис Михайлович!

Когда букет растаял в руках вожатого, он сказал:

— Теперь пусть мальчики докажут, что они настоящие рыцари. Тут за кустами луг, на нем полно ромашек.

Мы хмурились и отворачивались от Бориса Михайловича.

— А эта пакость, как огня, боится ромашек. Бросайте их, девочки, в костер, — скомандовал Борис Михайлович.

Мошкары сразу поубавилось. С визгом и криком мы бросились за ромашками. Нарвали столько, что чуть не затушили костер.

— Эй, осторожней! — закричал Борис Михайлович.

Мошкара испугалась наших ромашек и удрала к другим туристам. Молодчина, Борис Михайлович. Все знает!

Мы сидели у костра и пели песню. Вы ее, конечно, знаете: "Глобус крутится, вертится, словно шар голубой". Ее хорошо петь у костра. Но никак она не получается, когда топаешь с рюкзаком за плечами, — дыхания не хватает.

Вы просыпались рано утром в лесу? Правда, это здорово! Высунешь голову из палатки, и сразу начинается такое, чего ты никогда не видел и не увидел бы ни за что в жизни, если бы не пошел в поход.

Все еще спят. Когда я вылезаю из палатки, вдруг вскрикивает и подымается Мишка Зайцев. Он хватается за ногу — наверно, я наступил на его любимую мозоль. Я шепчу Мишке: "Тихо". Он таращит глаза. Я ему еще раз: "Тихо".

И Мишка, словно загипнотизированный, падает и засыпает.

Я шагаю по лесу. Сперва иду медленно. В лесу тихо. Сосны дремлют, березки посапывают. И вдруг я начинаю бежать, как будто кто-то меня подтолкнул в спину. Я несусь, как угорелый, перепрыгиваю через пеньки, подбегаю к одной сосне, карабкаюсь на нее, а потом сползаю и тут же мгновенно взлетаю на другую сосну.

Наконец, истратив все силы, я опрокидываюсь на траву и лежу несколько минут, раскинув руки, и гляжу на небо. И у меня такое чувство, будто я обнимаю весь мир, и что бы ни случилось сейчас, я все сделаю.

Я приподнимаюсь и вижу, как совсем рядом, в десятке шагов, вьется дымок.

"Может, охотники костер разожгли и зайца жарят, — думаю я. — Надо подойти посмотреть, — решаю я. — А то все идешь, идешь, а самое интересное пропускаешь".

Я выбегаю на полянку и ахаю — пожар! Лес горит!

Несколько секунд я стою, как телеграфный столб, и не знаю, что предпринять.

Потом бросаюсь на землю и начинаю рвать мох и бросать в огонь, топчу пламя кедами. Пожар не утихает.

"Надо прорыть канаву, чтобы огонь дальше не перекинулся, — думаю. — А чем рыть? Надо придумать. Не бежать же за ребятами. Обойдусь без них. Протрут глазки, а я им: "Я пожар потушил. Спас от гибели зеленого друга". Они оторопеют: "Где?" Могут не поверить. Тогда я им оставлю кусочек пожара, чтобы убедились".

И тут, не знаю почему, мои ноги сами поворачивают к палаткам. Назад я лечу еще быстрее. У меня в голове мелькает: "Сюда бы судью с секундомером, наверняка зарегистрировал бы новый мировой рекорд".

Конечно, ребята еще не проснулись.

Я расталкиваю Бориса Михайловича и кричу ему в ухо: "Пожар!", бужу взвизгивающих от страха девчонок, вытаскиваю за ноги из палаток мальчишек.

— Пожар! — кричу я. — Лес горит! За мной!

И, не остановившись ни на секунду, бегу туда, где пылает лес. Я не оборачиваюсь, но чувствую, что за мной несутся ребята. Меня нагоняет и бежит рядом Борис Михайлович. На ходу мы перебрасываемся с ним короткими фразами. Вот как приблизительно:

Борис Михайлович: Далеко еще?

Я: Скоро.

Борис Михайлович: Большой?

Я: Здоровый.

Борис Михайлович: Ты молодец.

Я: Ага!

Борис Михайлович: Ты — герой!

Я делаю вид, что не расслышал.

Я очень люблю огонь. Люблю, не отрываясь, смотреть, как трещат в печи поленья. А что может быть замечательнее, чем яркий, шумный костер!

Но тут огонь был страшной бедой, которую надо одолеть. И мы засучили рукава! Я не помню еще, чтобы у нас когда-нибудь так все получалось. Никто не отлынивал. Мишка Зайцев позабыл про свои мозоли и вовсю махал топориком, проделывая просеку, чтобы остановить огонь.

Борис Михайлович послал Витьку Мелюха и Толика Дашкевича за лесником. Вспомнил, что вчера мы проходили мимо лесничества.

Борис Михайлович однажды тушил где-то пожар и командовал нами быстро и решительно.

Когда на полянку прибежали запыхавшиеся дяденьки вместе с лесником, огонь еле тлел и чуть-чуть змеился.

Лесник радостно хлопал нас по плечам.

— Герои! — говорил он. — Молодцы! Юные ленинцы! Наша надежда!

Борис Михайлович выступил вперед и сказал:

— Я прошу вас особо отметить поступок Валерия Коробухина. Он первым заметил пожар и поднял тревогу.

— Где он? — шумно выдохнул лесник.

Он оглядывал нас, чумазых, подсмаленных, но очень счастливых. Леснику хотелось обнять нас всех, такое у него было радостное и взволнованное лицо.

Меня подтолкнул вожатый, и я сделал полшага к леснику.