— Вы творите настоящие чудеса при помощи вещей, которые выглядят, как обычная трава! — восхищенно всплескивая руками, пробормотала миссис Мередит.

— Это и есть травы, и именно они творят чудеса, — ответила Фиона. — Сам Бог дарит их нам, но мы не всегда умеем ими воспользоваться.

— Верно. Знаете, я вспомнила, как моя матушка, как только чувствовала недомогание, пила вино из одуванчиков. Других лекарств она не признавала, — с улыбкой на губах сказала экономка.

— Я уверена, что Джинни поправится уже к утру. Отправляйтесь в кровать и ни о чем не беспокойтесь. — Фиона мягко коснулась плеча миссис Мередит. — Сомневаюсь, что ночью она проснется.

— Я безумно благодарна вам, мисс! Вы невероятно добры! — воскликнула миссис Мередит.

Фиона улыбнулась, вышла из спальни и принялась спускаться по лестнице.

Пройдя несколько ступеней, она заметила, что свечи в коридоре на ее этаже погашены.

Хотя в дальнем конце, там, где располагались их с Мэри-Роуз комнаты, еще горели две или три из них, и для нее не составило труда определить направление, в котором следовало двигаться.

Фиона шла медленно, воспроизводя в памяти то, как выглядела Джинни, размышляя о состоянии своей служанки и надеясь на скорейшее ее выздоровление. Неожиданно ее внимание привлекла упавшая на стену тень. В противоположном конце коридора появилась фигура высокого человека.

Сначала из-за очень слабого освещения, она не могла рассмотреть, кто это. Но ее сердце уже тревожно трепетало, а руки слегка похолодели от страха: неприятное предчувствие и догадка о том, кто шел ей навстречу, сковали все внутри.

Она не замедлила, не ускорила шаг, а когда подошла ближе, убедилась, что интуиция не обманула ее: по коридору двигался герцог. Он ее заметил не сразу.

Фиона судорожно размышляла, не лучше ли ей затаиться в темноте у затененной стены, пока не поняла, что уже поздно: герцог увидел ее.

В эту минуту все мысли Фионы мгновенно переключились на другое: в свободном голубом халате, с рассыпавшимися по плечам волосами в столь поздний час одна в коридоре она наверняка выглядела более чем странно.

«Скорее всего он посчитает, что заботиться о больной служанке — глупо и недостойно для уважающей себя особы», — подумала она.

Через несколько секунд они приблизились друг к другу. Он остановился и отступил в сторону, уступая ей дорогу. Но пройти мимо него молча Фиона не могла.

Она подняла голову и сразу поняла по выражению его глаз — или в столь тусклом свете ей это лишь показалось, — что он сердится.

Продолжать путь было невозможно.

На протяжении нескольких мгновений они молча смотрели друг на друга. В отличие от нее герцог, в вечернем килте с спорраном на поясе и кружевным жабо на груди, смотрелся великолепно.

«Наверное, он не понимает, что я здесь делаю», — подумала Фиона, но не успела она произнести и слова в свое оправдание, как герцог заговорил первым:

— Где вы были, мисс Уиндхэм?

Его голос прозвучал очень резко, даже грубо, и Фиона не на шутку испугалась.

Все, что она только что собиралась сказать ему, тут же улетучилось из ее головы.

— Я… ходила… — Услышав, каким дрожащим, жалким и неуверенным был ее собственный голос, она еще больше смутилась.

Глаза герцога гневно сверкнули.

— Не пытайтесь мне лгать! Я сам знаю ответ на заданный вам вопрос! Я думал, вы не такая!

Фиона приподняла подбородок и непонимающе уставилась на него.

— Я… я не… — Ее голос опять оборвался.

— Получили достаточно удовольствия или хотите еще? — злобно и презрительно спросил герцог. Его голос гулким эхом отразился от темных стен в другом конце длинного коридора.

Он неожиданно обхватил ее за талию и резко притянул к себе. Она вскрикнула, но ее вопль заглушили его губы, прижавшиеся к ее губам.

Он принялся целовать ее — грубо, властно, жадно. Она почувствовала боль и отвращение, но была настолько ошеломлена, что в первое мгновение не могла даже сопротивляться.

Придя в себя, Фиона с ужасом обнаружила, что герцог крепко сжимает ее руки, и поняла, что не в состоянии вырваться из его объятий.

Ей хотелось не просто вырваться из них, но и нанести ему ответный удар. Влепить ему пощечину, сделать ему так же больно, достойно отомстить, но она не могла и пошевелить руками.

Фиону еще никогда в жизни не целовал мужчина. О том, что женщина может оказаться столь беззащитной и жалкой перед напором мужской силы и грубой страсти, она даже не подозревала раньше.

Целуя ее, он до сих пор причинял ей боль, но к ее великому удивлению, ярость и страх, возникшие в ней в первую секунду, постепенно ослабли.

Вскоре исчезла и боль. Его губы становились все более мягкими, но вместе с тем более властными.

«Я должна высвободиться, должна защищаться», — думала Фиона.

Она попыталась это сделать, но, почувствовав, что с ней происходит что-то странное, никогда раньше неведомое ей, замерла.

Какая-то теплая, непреодолимая, непонятная волна разлилась по всему ее телу, наполнила грудь, обожгла губы, кровоточащие от безудержной силы и необузданности поцелуя герцога.

Это было такое незнакомое и совершенно неожиданное ощущение, что на какое-то время Фиона позабыла обо всем на свете. Она чувствовала лишь одно: что ощущение это лишь усиливалось, разрасталось в ней, все больше подчиняя ее своей странной власти.

Фиона была не в силах анализировать свое состояние. Она с удивлением прислушивалась к новым эмоциям, к блаженству, с головой окатывавшему ее, подобно трепетным и ласковым морским волнам.

Фиона ничего не понимала, но с изумлением сознавала, что и не хочет понимать. Она таяла и растворялась в неумолимом, мощном, горячем восторге.

Вдруг герцог поднял голову, медленно разжал руки. Фиона была свободна, тем не менее не двигалась с места. Она не могла говорить, даже думать о чем-то…

— Черт вас побери! — сказал он хрипло, и ей показалось, его голос шел откуда-то из самых глубин его существа.

Он резко повернулся к ней спиной — так же неожиданно, как прижал ее к себе — и торопливо пошел прочь. Его юбка в складку нервно покачивалась в такт решительным шагам.

Фиона еще долго стояла на том же месте, пытаясь понять, что произошло, стараясь осознать свои чувства, отчаянно силясь мыслить ясно…

Потом медленно, невероятно медленно — ведь каждый шаг давался ей с трудом — добралась до своей комнаты, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.

Проснувшись наутро и вспомнив о случившемся, Фиона почувствовала, что ее щеки заливает густая краска.

«Может, это игра воображения или сцена из необъяснимого сна?» — размышляла она, хотя понимала, что все, что произошло вчера — правда.

Прошлой ночью, вернувшись в спальню и забравшись в мягкую постель, она долго не могла заснуть. Герцог поцеловал ее в приступе гнева, который, как ей подсказывало сердце, был вызван обыкновенной ревностью. Самым невероятным в этой истории являлось то, что она получила от этого необычного поцелуя несказанное удовольствие.

Как ни страшно было в это поверить, это произошло.

В любом случае он вел себя так повелительно и неумолимо, что она не имела и малейшей возможности вырваться из его сильных рук, прервать этот поразительный поцелуй. Первый в ее жизни.

Фиона тут же вспомнила, что не очень-то стремилась его прерывать, что не хотела прекращать то блаженство, которое он дарил ей.

«Может, я сошла с ума?» — думала она, но понимала: подобное объяснение в случае возникновения осложнений никому не понравится.

Нужно было вставать с кровати, будить Мэри-Роуз, а потом целый день давать ясные ответы на ее многочисленные вопросы.

Она представила, что ей предстоит, и заранее продумала, что должна говорить:

— Да, твой дядя разрешил тебе учиться рыбачить!

— Да, я попытаюсь договориться с Дональдом, чтобы он уже сегодня утром отвел нас на реку.

— Да, ты будешь удить рыбу точно так же, как твой папа, когда был маленьким.