Она умудрилась выставить меня эдакой вертихвосткой, а я только беспомощно хлопала ресницами, смущенно прочищая горло. Все присутствующие уставились на меня, ожидая ответа.

Инес Лундмарк тоже оказалась в этот день на работе и теперь одиноко сидела за столиком в глубине зала, методично, ложка за ложкой, поглощая свой кефир. Она застыла, не донеся ложку до рта, и окинула Лилиан задумчивым взглядом.

— Лилиан, что-то ты слишком интересуешься этой темой! — произнесла она. — Может, ты просто пытаешься разузнать, где шляется твой муженек по вечерам?

Инес! Да я бы и сама лучше не справилась!

Лилиан поморщила свой острый носик, покраснела, истерически засмеялась и выскочила из столовой, цокая каблучками. Инес наверняка знала, что у Лилиан и впрямь не все благополучно на этом фронте. А поскольку Инес практически никогда не делает язвительных замечаний на чей-то счет, слова ее были восприняты всерьез и все тут же принялись шушукаться друг с другом, мгновенно позабыв обо мне.

Все, кроме Лилиан. Она, видно, решила взять надо мной шефство и сразу начала давать советы в своей покровительственной манере:

— Да, милая, теперь у тебя начнется другая жизнь! Больше по утрам с кроссвордом не поваляешься! Обязательно закажи доставку памперсов на дом, можно прямо по Интернету, и стоит всего на пару сотенных дороже, а будешь коляску выбирать — не экономь, лучше добавить немного, но чтобы непременно качественная, в которой ребенок может на животике лежать и по сторонам смотреть, когда не спит. А когда колики начнутся — у них вечно то колики, то воспаление уха, — в доме должен быть кто-то из близких, чтобы ты хоть пару ночей могла поспать. Главное — хорошенько высыпаться, иначе состаришься раньше времени! И не слушай, что там тебе эти акушерки наплетут про грудное кормление, — как ни крути, а форма все равно теряется, разоришься потом на операциях.

Я ее покусать была готова. Форма груди меня не особо волновала, но остальные ее слова били прямо в цель. Вряд ли мы с нашими доходами сможем себе позволить доставку памперсов на дом, и, скорее всего, нашему ребенку придется лежать на спинке в какой-нибудь развалюхе из секонд-хэнда. Близкие в доме? Я представила, как мой престарелый отец, который в жизни не думал ни о ком, кроме себя, бродит ночами по Рябиновой усадьбе в своей форме майора с посиневшим от крика ребенком на руках. Других близких у нас не было. Не считая двоюродной сестры Аниты.

Я и сама не знаю, почему скрывала все эти перемены в своей жизни от своих коллег — наверное, по привычке. В тот день во время обеденного перерыва я, ни от кого не скрываясь, прочесала отдел «Для будущих матерей», а потом позвонила Бенни. Он сначала уперся, заявив, что не потащится в город посреди дня, это, видите ли, нарушает его планы, как он любит выражаться. Но я настояла, пригрозив, что расторгну к чертовой матери договор о продаже квартиры, в кои-то веки можно поднять свою задницу и приехать! Я хотела все спланировать. Купить какие-то вещи, чтобы будущее приняло конкретные очертания. И я не собиралась заниматься этим в одиночестве.

Вообще-то мне было поручено каталогизировать новые поступления, но вместо этого я взяла отгул, а потом приехал Бенни, и мы пошли в детский отдел универмага «Оленс». Там я сразу же уткнулась носом в пару крохотных ползунков, а Бенни нацепил малюсенькую кроссовку двенадцатого размера на большой палец и расплылся в улыбке до ушей.

Что-то замкнулось у меня в голове, когда я увидел этот крохотный башмак, будто винтик какой переклинило. Я тут же купил эту пару, хотя мне и так еле-еле хватало на новые фильтры для дойки, за которыми я и приехал.

Этот башмачок скоро окажется на маленькой ножке, а ножка будет расти до тех пор, пока ей не понадобятся армейские кирзачи сорок четвертого размера — хотя что это я, тогда небось и армии уже не будет, к тому времени солдат станут нанимать в каких-нибудь охранных фирмах… Ну, значит, просто кованые сапоги сорок четвертого размера!

И вот приходим мы в коровник, я и мой сын, он таскает силос, я кормлю телят, и дело идет в два раза быстрее…

Интересно, какой он будет с виду? Белые ресницы и челка Дезире или мое воронье гнездо заместо шевелюры?

А до той поры этой ножке еще предстоит выучиться ходить, играть в футбол, и танцевать, и… И все это время мы будем рядом — я и его мама…

Тут Дезире пнула меня в бок, так что я чуть не растянулся в проходе. Она указала куда-то пальцем, и я увидел, что мы успели пройти полмагазина и я уже довольно долго пялюсь на манекен в корсаже и стрингах.

— Дезире, клянусь, я на нее и не смотрел!.. — начал я.

Она улыбнулась.

— Я знаю, — ответила она. — Я тоже видела те кроссовки. Хорошо, что сейчас многие девочки играют в футбол, а то в мое время их можно было по пальцам перечесть.

Я сначала и не понял, что она имеет в виду.

А потом до меня дошло.

Девочка! Под этим мешковатым пальто могла скрываться маленькая девочка! Маленькая очаровательная шалунья с локонами, которая будет ходить за папой по пятам… в платочке… и играть с дворовой кошкой, и выпрашивать лошадку, и…

Я схватил Дезире за руку и поволок ее за собой, оглядываясь по сторонам. Есть! Прямо возле входа грузовой лифт. Табличка гласила: «Только для персонала», но мне было наплевать. Дезире слабо сопротивлялась, но я все же затащил ее в лифт и нажал на стрелку «вверх». Лифт тронулся с места, я рывком расстегнул сразу три пуговицы на ее пальто, сунул руку под свитер и положил ладонь ей на живот. Он оказался удивительно теплым.

Она затихла. Мы стояли в лифте и знакомились с нашим ребенком. Вверх-вниз, вверх-вниз — и так три раза. На четвертый раз двери открылись, и нас чуть не задавило автопогрузчиком с целым поддоном домашних растений в горшках. Парень в нейлоновом рабочем халате покосился на нас с подозрением.

Она послушно вышла за мной на улицу. Мы встали на ветру, покрепче запахнув пальто.

— Ну что ж, дело за малым, — вздохнул я. — Нужно будет утеплить пару комнат на чердаке под детскую. И побыстрее, чтобы успеть до весенней страды!

— Пару комнат? — осторожно переспросила я. — Ты ведь в курсе, что люди, как правило, рожают по одному за раз, а не целый выводок? И вынашивают потомство девять месяцев?

— Коровы тоже телятся одним, милая, — ответил я. — Но весеннюю страду ради родов не отложишь. Так что не успею утеплить до весны — придется ждать до осени. А до тех пор может и в нашей комнате пожить. Поставим колыбельку возле кровати, и будет все время рядом с нами… главное, чтобы не между!

Дезире умолкла. Я видел, как она стоит и переваривает слова «наша комната» с таким выражением, какое бывает у коров, когда их покормишь и постелишь им новую солому. Наша комната.

— Ты хочешь сказать, в твоей комнате… — начала она.

— В нашей! — отрезал я.

Она притихла.

— А можно мне будет завести лампу для чтения? — пробормотала она наконец.

Ага, значит, заметила, что у меня ее нет. Мне-то она к чему — я и так еле голову доношу до подушки. Но если ей хочется — пожалуйста!

— В нашей комнате ты можешь делать все, что душе угодно, только мужиков не води! — ответил я, тут же припомнив свою неудавшуюся попытку обставить спальню по собственному вкусу. — Хочешь — перекрасим в белый, снимем занавески, поставим тебе твою больничную койку, только скажи! И лампа тебе будет, только чур после десяти свет гасим! Самому-то мне много не нужно — любимая попона да подушки, ну и какая-нибудь табуретка в углу, чтоб было куда одежду бросить.

— После десяти? — недовольно переспросила она.

— А там уж придется тебе читать с фонариком под одеялом. Мне в полшестого вставать.

Она прыснула:

— Так даже еще интереснее!

Смотри-ка, вот так запросто взяли и разогнали первую тучку на семейном небосклоне! Многообещающее начало. Раз уж все равно идти на уступки, так не лучше ли найти в этом свои положительные стороны?