— Вы имеете в виду наши беседы?
— Ну да. Этот посмертный опрос. Не глупо ли все это?
— Я так не считаю.
— Завтра, я полагаю, вы поговорите с семьей Джонсов и со слугами, и так далее.
— Если это возможно.
— Мы вам поможем. Вы увидите хозяйство. Оно почти не изменилось. Вот только…
— Да? — подхватил Аллейн, так как Фабиан остановился.
— Пресс новый. Я просто не мог смотреть на тот. Правда, он такого же типа.
— Я побываю там, если можно.
— Да. Хорошо. Я не знаю, устраивает ли вас наш немыслимый режим. Пожалуйста, поступайте, как вам удобнее. Завтрак без четверти шесть.
— Да, конечно.
— Потом я провожу вас в овчарню. Если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам.
— Мне нужна только свобода действий. Я буду признателен, если на меня не будут обращать внимания.
— Боюсь, что это не так просто. Но, разумеется, у вас полная свобода. Я сказал всем людям и Дак, что вы будете беседовать с ними.
— Как они к этому отнеслись?
— Вполне одобрительно. Это все напоминает бестселлер об убийстве. Они ведь простые обыватели! Однако не все так просто. Уилсон, сортировщик шерсти, и Джек Мерривезер, прессовщик, вовсе не горят желанием давать показания. Ваш коллега младший инспектор Джексон не самым удачным образом общался с ними. И еще Томми Джонс.
— Отец мальчика?
— Да. Он довольно трудный субъект, этот Томми. Хотя я лажу с ним неплохо. У Томми свои взгляды, и в политике они во многом совпадают с моими. — Фабиан усмехнулся. — Поэтому я считаю его отличным малым. Но с ним сложно. Он не одобрял отношения Флосси и молодого Клиффа, и его трудно винить. И вообще, он не жалует полицию! Вряд ли он покажется вам очень покладистым.
— А сам мальчик?
— Он славный малый. Но у него тоже есть свое мнение. Мы с ним хорошие приятели. Я даю ему читать «Новый член правительства», и он пересматривает устройство государственных органов, традиции и моральные нормы человечества в среднем два-три раза в неделю. Он хороший музыкант, хотя, боюсь, у него мало опыта. Я пытался уговорить его поиграть на рояле, который стоит наверху, но этот упрямый щенок не хочет.
— Почему?
— Рояль принадлежал Флосси.
— Значит, они всерьез поссорились?
— Да. Молодому Клиффу просто повезло, что в критический момент он решил сбацать Баха на этой старой развалине в проходной комнате. Все вокруг знали о ссоре и его бегстве после нее. Ваш приятель, младший инспектор, сразу сделал стойку, услышав о ней, но, к счастью, мы все могли присягнуть, что пианино играло без перерыва.
— Чем можно объяснить историю с виски?
— Не имею представления, но совершенно уверен, что он его не воровал. Я пытался вытянуть хоть что-то из него, но он не раскалывается, черт его побери.
— Хорошо ли он уживается с остальными?
— Неплохо. Одно время они были склонны считать его уродом. Всему виной его образование и вкусы. В этой стране о молодых людях судят в основном по их успехам в спорте и физических упражнениях. Однако Клифф выполнял свою работу с таким рвением, что они взглянули иначе и на прочие его интересы. Даже стали одобрять, что по вечерам он играет на пианино. Когда он вернулся домой, совершенно «полевев», они были в восторге, естественно. Они неплохой народ — большинство из них.
— Не все?
— Повар стригалей противный малый, но он появляется лишь в сезон стрижки. За постоянными работниками следит мистер Джонс. Большинство стригалей сколотят кругленькую сумму — и в трактир, напиваются до чертиков. Это дело обычное, и ничего нельзя изменить, не меняя их социального положения. Но повар держит спиртное в кухне, и если в течение сезона мы не наблюдаем припадка белой горячки, мы считаем, что нам повезло. Он изрядная дрянь, но без него не обойтись. Как ни странно, относятся к нему неплохо. Разнорабочий, Элби Блек, довольно близок с ним. Он был также в приятельских отношениях с Клиффом, но между ними произошла стычка. Оно и к лучшему, я думаю. Элби — это безнадежный случай. Вот если бы Элби таскал виски, я бы меньше удивился. Или Перс. Повара зовут Перси Гаулд, но обычно его называют Перс. Все христианские имена сокращают в этой стране.
— Как миссис Рубрик ладила с людьми?
— Она считала, что пользуется огромной популярностью. Она обычно подтрунивала над ними. Они подыгрывали ей, усмехаясь про себя, как мне кажется. Ей казалось, что она выстроила что-то вроде местной феодальной системы. Она жестоко ошибалась, конечно. Я видел, как сортировщик шерсти, отличный парень, с большим вдохновением изображал ее однажды вечером. Я рад, что рабочие были за пятнадцать миль от фермы в ту ночь. У младшего инспектора ярко выраженное классовое самосознание. Он всегда подозревает нижестоящих.
— Глупости, — бодро изрек Аллейн.
— Отнюдь нет. Но тут Дуглас выступил с версией о Маркинсе. Маркинс, будучи слугой, скорее мог оказаться убийцей, чем мы, представители благородного сословия. Просто тошно слушать!
— Скажите мне, — произнес Аллейн, — вы подозреваете кого-нибудь из них?
— Никого! Я думаю, что бездомный или бродяга забрел в сарай и решил устроиться там на ночь. Флосси вспугнула его и поскандалила с ним. В пылу спора он немного погорячился и прикончил ее. Когда до него дошло, что он натворил, он надел спецовку Томми Джонса, замел следы и ушел вглубь страны. Она ненавидела бродяг. Многие дают им ночлег и еду в обмен на труд, но не Флосси. Так я думаю. Это единственное объяснение, которое выглядит разумным.
— Но ведь это все равно представитель подлого сословия?
— Да, — откликнулся Фабиан, помолчав. — Вы меня подловили?
— Ваша версия достаточно убедительна, но никакого бродяги не видели поблизости в тот день. Они обычно не удаляются от дороги, и их знают в близлежащих домах.
— Но не в Маунт Мун, где хозяйка Флосси.
— Возможно. Но все равно ваш бродяга остается фигурой, которую не видел никто ни до, ни после ночи исчезновения.
— Боюсь, что другого объяснения предложить не могу, и потому оставляю вас. Спокойной ночи, сэр. Я все-таки рад, что вы приехали.
— Надеюсь, вы не разочаруетесь, — промолвил Аллейн. — Но перед уходом скажите мне, сколько человек играли в теннис в ночь исчезновения?
— Ну, это, — проговорил Фабиан спокойно, — просто пустяк. Зачем это вам? Только Дуглас и я.
— Значит, во время поисков на вас была обувь с резиновой подошвой?
— Конечно.
— А на остальных? Вы не помните?
— Шиповки. Как всегда по вечерам.
— Когда миссис Рубрик впервые сказала, что пойдет в овчарню?
— Вскоре после того, как мы собрались. А может быть, и раньше. Она любила пококетничать. «А как вы думаете, что сейчас будет делать смешная старая Флузи?» Что-то в этом духе. Потом она развивала свою тему: вечер и все такое.
— Ясно. Большое спасибо. Спокойной ночи.
Фабиан ушел, и Аллейн остался один в безмолвной комнате. Он был неподвижен, его высокая худая фигура темнела на фоне горящих свечей. Затем он подошел к бюро и открыл один из запертых ящиков. Оттуда он достал маленький клочок ваты и уронил его на ковер. Даже при свете свечей он был заметен — белый штрих на темно-зеленом фоне. Так должен был выглядеть клочок шерсти, когда Урсула, наутро после исчезновения Флоренс, убрала его пылесосом. Тем не менее, она не заметила его. Или просто забыла? Все они соглашались, что Флоренс ни за что не потерпела бы его присутствия. Она поднималась в свою комнату после обеда и перед прогулкой по саду. Следовательно, тогда шерсти на ковре не было. Аллейн мысленно услышал голос Урсулы: «Кто-то был на площадке без пяти три в ту ночь».
Аллейн вынул трубку, уселся за стол и открыл свой кейс. Там лежали полицейские протоколы. Со вздохом он открыл их и разложил перед собой. Комнату заволок табачный дым, страницы медленно переворачивались, и старинные напольные часы показывали полночь, затем половину первого и час ночи.
«19 февраля 1942 года я получил распоряжение отправиться на склад шерсти братьев Ривен по адресу: проспект Джерниган, 68. Я прибыл туда в 2 часа 50 минут в сопровождении Р.С. Уэтербриджа. Нас встретили кладовщик Артур Кларк и мистер Сэмюэль Джозеф, закупщик шерсти. Мне показали несколько тюков шерсти, и я отметил сильный запах, похожий на запах разложения. Мне показали крюк, на котором осталось буровато-красное пятно. Я видел, что вокруг крюка обвилась прядь волос красновато-желтого цвета. Сомнительный тюк был частично распорот. Я отдал распоряжение разрезать и вскрыть тюк, что и было сделано в нашем присутствии. Сэмюэль Джозеф не присутствовал, так как испытывал недомогание и вышел на воздух. В тюке шерсти мы обнаружили тело в стадии сильного разложения. Оно находилось в сидячем положении, с ногами, согнутыми и привязанными к туловищу при помощи двенадцати витков шнура, который был опознан как упаковочный шпагат. Руки были согнуты в локтевом суставе и привязаны к телу при помощи двадцати пяти витков упаковочного шпагата. Подбородок уткнулся в колени. Тело находилось на подстилке из овечьей шерсти, хорошо спрессованной, шести футов в глубину. Над телом до самого верха — спрессованная овечья шерсть. Тюк был 28 дюймов в ширину и 4 фута в высоту. Я оставил его в прежнем положении и перешел к… — страницы медленно перевернулись — повреждению в задней части головы. Согласно медицинской экспертизе, оно могло быть вызвано ударом тупого орудия сверху и сзади. Трое медиков считают вероятным, что повреждение было нанесено железным клеймом, найденным в сарае. Микроскопическое исследование этого клейма позволило обнаружить пятна, которые, как показал анализ, являлись пятнами человеческой крови. Осмотр тела установил, что смерть наступила от удушения. В ноздрях и во рту найдена овечья шерсть. Повреждение черепа вызвало почти наверняка лишь потерю сознания. Вероятно, убийца после нанесения удара удушил покойную, когда она находилась в бессознательном состоянии. Медицинские эксперты отрицают возможность наступления смерти в результате несчастного случая или самоповреждения».