Такой образ жизни сделал принца знаменитым в Европе и Америке, в то время как его жена, чьи деньги он расходовал с устрашающей скоростью, наоборот, превращалась в какого-то призрака: ее давно никто не узнавал в лицо и постепенно о ней забывали.

«С Магнолией этого не произойдет!» — поклялся себе мистер Вандевилт.

До него доходили и другие истории того же рода, и они приводили его в ужас.

Беда была в том, что, если супруга мистера Вандевилта хотела что-либо получить, она целиком сосредоточивалась на этом, и ничто и никто не могло остановить ее на пути к поставленной цели.

Мистер Вандевилт много путешествовал по Европе и знал, что английский джентльмен всегда ведет себя крайне почтительно по отношению к супруге. У него существует врожденное отвращение к огласке и скандалам любого рода, что вынуждает его вести себя в большинстве случаев осмотрительно.

Более того, английские аристократы всегда считали своим долгом заботиться о тех, кто от них зависит. Это не только касалось престарелых пенсионеров, обедневших родственников, богаделен и приютов для сирот; в эту же категорию попадали и их жены.

Поэтому, обдумывая будущее Магнолии с дотошностью, с которой он делал все в своей жизни, мистер Вандевилт склонялся в пользу англичан, считая свою любимую дочь слишком умной и тонкой для «золотой молодежи» Нью-Йорка; англичане представлялись ему все-таки меньшим злом.

Магнолия поднялась с софы и, пройдя через комнату, подошла к стене, где висела первая приобретенная отцом картина Сислея. Свет из окна падал на полотно, и казалось, что оно светится изнутри.

Магнолия стояла перед картиной, и внезапно ее охватило чувство, что она тянется к чему-то прекрасному, но неосязаемому, к чему-то, что невозможно передать словами.

Это ощущение полета мысли, ощущение живой силы, поднимающей ее к свету, было невероятно сильным.

Казалось, стоит сделать еще одно маленькое усилие, и она увидит, познает тайну Вселенной.

Может, это был тот огонь, о котором говорил ей отец, огонь, ярко горевший в Древней Греции, огонь, зажженный богами.

Откровение, данное античным грекам вместе со светом этого огня, придало их помыслам величие и распространило их славу по всему миру.

Это ощущение Магнолия издавна пыталась вызвать в себе — ощущение света, несущего людям мысль, превращающую в богов их самих.

Но тут же, ибо даже магия Сислея не могла уберечь ее от осознания того, что она всего лишь человек, на глазах Магнолии вновь появились слезы, и она бросилась в объятия отца.

— Ах… папа… помоги… помоги мне! Как я могу… сделать то, что считаю… злом… и после этого… продолжать жить?

— Леди Эдит, ваша светлость! — провозгласил лакей. Герцог отложил в сторону газету, которую читал у себя в кабинете, и поднялся с кресла.

Вошла его кузина, одетая, как всегда, по последнему слову моды. Еще до того как леди Эдит заговорила, герцог по выражению ее лица понял, что она крайне возмущена.

— Не могу поверить, что может выпасть такая полоса невезения! — г воскликнула она.

Герцог протянул ей руку.

— Что же на этот раз не так? — поинтересовался он.

Леди Эдит ездила в Саутгемптон, чтобы встретить брачный кортеж мистера и миссис Вандевилт и Магнолии, ибо сам герцог твердо и категорически отказался взять на себя эту обязанность.

— Нельзя же проявлять такую невежливость, Сэлдон, — попыталась урезонить его кузина.

— У меня и без того много дел, — возразил герцог. — И нет ни малейшего желания торчать на причале в ожидании корабля, который и так уже опаздывает на несколько дней.

— Ну кто мог предположить, что буря в Атлантике способна так поломать все наши планы! — вздохнула леди Эдит.

— Вероятно, даже боги на моей стороне и стараются отложить свадьбу, — с усмешкой заметил герцог.

— Перестань, Сэлдон, — резко оборвала его леди Эдит. — Ты сам все портишь своим цинизмом! У вас с миссис Вандевилт такой ужасный характер, что я вообще уже начинаю жалеть, что взялась за это дело!

— Так же как и я! — откровенно признался герцог.

Леди Эдит рассерженно вздохнула.

Ей стоило огромных трудов доказать герцогу, что единственным выходом, позволяющим спасти замок, поместья и всех, кто от него зависит, является женитьба на Магнолии Вандевилт.

Еще сложнее было уговорить миссис Вандевилт, чтобы бракосочетание состоялось в Англии.

Миссис Вандевилт хотела сделать из свадьбы фантастическую феерию с воистину американским размахом, намереваясь поразить этим событием весь свет. И она отлично понимала, что, если они отправятся в Англию, венчание ее дочери не получит ни должного освещения в прессе, ни желаемого резонанса в обществе.

Леди Эдит пришлось проявить чудеса красноречия, чтобы убедить ее переменить решение и согласиться с намерением герцога ни в коем случае не делать из свадьбы «спектакля», на который будет приглашена вся Америка.

— Я наслышан, — говорил он своей кузине, — в какой карнавал американцы способны превратить свадьбу.

Он сделал паузу, чтобы убедиться, что кузина его слушает, и продолжил:

— Я читал о сотнях голубей, которых выпускают над головами счастливых новобрачных, о несметных толпах людей, которые давят друг друга, чтобы попасть внутрь церкви и отхватить цветок или ленточку для сувенира, и о том, что чаще всего это кончается вызовом полиции.

Герцог в гневе стукнул кулаком по столу и добавил:

— И если ты думаешь, что я собираюсь принять участие в церемонии подобного рода, даже если бы я женился на дочери самого Мидаса, то ты сильно заблуждаешься.

Герцог был непоколебим, но и миссис Вандевилт была исполнена не меньшей решимости, поэтому от леди Эдит потребовались часы терпения и все ее обаяние, чтобы убедить чету миллионеров покинуть свой любимый Нью-Йорк.

Ожидалось, что они прибудут в Саутгемптон еще неделю назад, но в Атлантике разбушевался невиданный шторм, из-за которого прибытие парохода было отложено сначала на три дня, а затем еще на четыре.

Наконец изрядно потрепанный корабль с поврежденным винтом медленно вошел в гавань; выяснилось, что во время шторма пострадали и пассажиры.

Поведав об этом герцогу, леди Эдит опустилась на стул и, расстегнув соболиную горжетку, обвивающую ее шею, добавила:

— Одним из пострадавших был мистер Вандевилт.

— Его смыло за борт? — с надеждой поинтересовался герцог.

— Нет, конечно же, нет! Все не так плохо! — воскликнула леди Эдит. — Но он сломал ногу, и пришлось договариваться, чтобы его доставили в Лондон на носилках. Из-за всех этих хлопот я и вернулась не вчера, как собиралась, а только сегодня.

— А я-то все гадал, почему ты не приехала вовремя, — заметил герцог тоном, который ясно показывал, что это беспокоило его меньше всего.

— Мистер Вандевилт сейчас в «Савое», — продолжала леди Эдит. — Миссис Вандевилт сняла там целый этаж. Мне удалось переложить заботу о нем на сэра Горация Дикона, который, как тебе известно, является одним из придворных врачей королевы. Он приставил к мистеру Вандевилту двух сиделок и пообещал, что он встанет на ноги меньше чем через месяц.

Глаза герцога загорелись.

— Не значит ли это, что свадьба будет отложена?

— Нет, не значит! — возразила леди Эдит. — Миссис Вандевилт считает, что все должно идти как намечалось.

Чтобы не огорчать герцога, она умолчала о том, что причиной тому были репортеры нескольких самых крупных нью-йоркских газет, чей приезд в Англию был оплачен миссис Вандевилт.

Они прибыли на том же корабле и, разумеется, не могли долго задерживаться с возвращением в Америку.

Герцога, который ожидал не слишком пышного и не слишком эффектного венчания, леди Эдит благоразумно держала в неведении относительно намерений его будущей тещи любыми средствами, не жалея ни сил, ни денег, сделать предстоящую свадьбу сенсацией, о которой будут трубить все газеты без исключения.

И для того, чтобы герцог не проявлял к этой теме излишнего любопытства, леди Эдит поспешно добавила: