Старик выбросил свободный конец веревки наружу. Я подхватил его и потянул на себя. Через несколько минут короб стоял на своем прежнем месте. Я отвязал веревку, сунул ее за пазуху и пополз в заданном направлении.

Когда я перебрался к другому корпусу, то мог отчетливо видеть котельную. Длинное кирпичное строение с тремя огромными трубами, уходящими к черным тучам.

Только я собрался сделать рывок, как в луч прожектора попали охранники. Их было двое, у каждого из них собака. Черные волкодавы тянули своих проводников, растягивая цепь на всю длину.

Я прижался к зданию и затаил дыхание. Охранники шарили фонарями по траве, словно потеряли иголку. Дождевики с капюшонами ограничивали их поле зрения. Я понимал, что стоит одному из них посветить в сторону корпуса, и я буду пригвожден лучом света к стене, а уж потом меня добьют из автомата или спустят на меня собак.

Но этого не случилось. Вновь меня пронесло. Смерть только дохнула мне холодом в лицо и прошла мимо.

Я переждал, пока патруль свернет за соседний корпус, и, пригнувшись, рванул на другую сторону поля. Уткнувшись в стену котельной носом, я развернулся и окинул взглядом освещенные участки. Никого.

Первое и второе окна были заблокированы решетками. Третьим окном был люк с металлической крышкой. Я поднял его, свесил вниз ноги и спрыгнул. Крышка с лязгом захлопнулась.

Упал я на огромную гору угля и тут же скатился к ее подножию.

Невыносимая жара, пылающие пасти печей, из которых вырывались языки пламени, телеги всевозможных размеров, с углем и порожние, и огромное пространство на длину всего здания.

Живых здесь было двое, но я видел и мертвых. Усевшись на заднице, я не торопился вставать и откланиваться.

Долговязый парень, стоящий у печи, даже не взглянул в мою сторону. Второй, кряжистый, небольшого росточка с седой взъерошенной шевелюрой, отставил длинную кочергу в сторону и приблизился ко мне.

Уперев руки в бока, он склонил чумазую голову набок и, осмотрев меня, сказал:

— Если бы сам не видел своим единственным глазом, то не поверил бы. Или ты любимчик Всевышнего, в которого я давно не верю, или ты посланник дьявола, который завоевал нашу грешную землю.

— Точно могу сказать только одно. Сам не знаю, кто я такой.

— Ха! И он еще улыбается! Блаженный шизоид, не забывший розовые очки в своей камере. Ну как тебе понравился наш санаторий, приятель?

— Предпочитаю те, что за забором.

— Не исключено, что возможность такая появится, а пока поднимайся и иди за мной.

Старик развернулся и направился вдоль прохода к ближнему концу здания.

Я шел следом и не чувствовал себя в безопасности. Зрелище казалось мне диким. Возле печей стояли стальные столы на колесах. Их было три, на каждом из них лежал труп, раздетый донага.

Долговязый в вязаном чепчике на голове подкатил один стол вплотную к жерлу, взял в руки стальную длинную швабру, отошел назад и, уперев перекладину в голову трупа, спихнул его со скользкого стола в печь. Язык пламени сделался на секунду ярче и, плюнув брызгами искр, поглотил тело, как голодный и ненасытный дракон.

Старик шел, не обращая на это внимания, а у меня по коже пробежал мороз, невзирая на пекло.

У последнего стола я замедлил ход и остановился. Мертвое лицо показалось мне знакомым. Курчавые соломенные волосы, нос, вздернутый кверху, и заячья губа. Такие лица быстро не забываются. Этот парень работал на автобазе у Бритта Саливана. Помнится, отец Майры говорил, что этого парня должны освободить и он собирается к матери в Дакоту. Сейчас я видел его перед собой мертвым с двумя пулевыми отверстиями в груди.

— Эй, парень, не отставай! —  крикнул оторвавшийся вперед истопник.

Я побрел следом, минуя одну за другой печи. Их было слишком много, чтобы считать. Жар, исходящий от них, раскалил мою одежду. Пот, выступающий на теле, мгновенно испарялся. Язык пересох и прилип к небу.

Наконец мы добрались до перегородки. За ней находилась небольшая комната с отдушиной вместо окна, такая же, как и в прачечной.

Две кровати, стол, два стула, умывальник, бак с водой, черпак и слабый светильник над столом. Обстановка немногим отличалась от той, что я имел в своем «номере».

— Садись. Сейчас я тебя угощу, дитя сатаны.

Он зачерпнул мне воды в ковш, а затем выудил из-за занавески тарелку с хлебом, луковицей и куском соленой рыбы.

— Тебе стоит подкрепиться, целый день гуляешь на голодный желудок.

Он был прав. Угощение я проглотил за несколько секунд и осушил огромный ковш с водой.

Старик тем временем умывался. Когда он вытер лицо и сел за стол, мне показалось, что на дьявола он похож больше, чем я.

Огромный шрам от корней волос до подбородка изуродовал всю левую половину лица. Глубина его достигала кости, а глаз был затянут пеленой.

— Не пугайся, парень, мне это не мешает. Девочки ко мне на свидание не ходят, а покойники меня не видят. Напарник мне тоже ничего не говорит. Он глухонемой. Не мычит, не телится.

— Мне показалось, что я попал в ад.

— Ну, это не ад. Это крематорий, выполняющий функции котельной. Обычное место, если к нему привыкнуть.

— Обычного здесь ничего нет. Или я сплю и не могу проснуться, или меня занесло на другую планету.

— И это говорит человек, который расстреливал людей из автомата и сам ходил под пулями?!

— То была война. Бой есть бой. Враг есть враг. Либо ты его, либо он тебя… А с чего вы взяли, что я воевал?

— Когда-то я был неплохим психологом. К тому же на твоей руке у запястья татуировка «РБ». Разведывательная бригада. А ты знаешь, сколько таких ребят прошли через эти печи?! Поначалу я их считал, но потом сбился. На третьей или четвертой сотне.

— Вы мне можете объяснить, что здесь происходит?

— Не все, но могу. У нас полно времени. Тебя заберут завтра утром, если все пойдет по плану, но это, к сожалению, непредсказуемо.

— Облава возможна?

— Нет. Они уже провели обыски. Теперь будут выжидать, пока ты сам не вылезешь из норы. Им торопиться некуда. Они знают, что через забор ты не перемахнешь. У дьявола нет крыльев.

— Зачем вы связались со мной?

— Дора сказала, что ты надежный и настырный парень. Нам нужен такой человек на свободе. Ее сын не оправдал надежд. Он хороший храбрый парнишка, но тугодум. А ты, я слышал, хороший сыщик. Дора наводила о тебе справки.

— Дороти Скейвол заботится обо мне, потому что я занимаюсь поисками ее дочери?

На секунду старик замолк. Он прищурил свой здоровый глаз и улыбнулся.

— Ловкач. Ничего не скажешь! Как ты ее раскусил?

— Никак. Это моя догадка. Дин похожа на своего брата и мать. А у профессора Ричардсона не так много было свободного времени, чтобы искать женщину на стороне.

— Дора всегда любила Рона. Она и сейчас его любит, спустя семь лет после его смерти.

— И готова мстить за убийство возлюбленного и отца своих детей.

— Она всю оставшуюся жизнь готова посвятить этому.

— Что толкнуло Хоукса на убийство своего учителя?

— Это она тебе сказала об этом?

— Нет. Но она была свидетелем убийства. Тогда она не успела помешать этому, а потом испугалась за детей и затаилась, храня тайну смерти Ричардсона по сей день. Кто, кроме нее, знает об этом?

— Я, Иган, Фрэнк Уайллер и Том Хельмер.

— Пятеро. Хельмера уже нет, Уайллера я успел спрятать. Вы с Иганом в застенках. Единственным свидетелем остается Дора Скейвол. Как это произошло? Хоукс вколол Ричардсону литазол?

— Да. Дора находилась в соседней комнате. Она слышала их разговор. Ричардсон собирался вышвырнуть Хоукса из клиники. Дора подошла к двери и приоткрыла ее. Она видела, как Хоукс оправдывался, затем он встал, начал расхаживать по кабинету, потом зашел за спину Рона и в одно мгновение вколол ему иглу в шею. Дора так испугалась, что потеряла дар речи. Через секунду Хоукс выскочил из кабинета.

Когда Дора подошла к профессору, он уже умирал. Все, что он успел сказать, —  это три слова: «Они убьют Лин». Но как мы могли спасти Лин? Девушка не знала, что Дора ее мать. Она ее даже ни разу не видела. Когда Уайллер делал вскрытие, то сумел определить, что Ричардсону ввели яд. Но Дора предупредила его об опасности, грозящей Лин, и Фрэнк промолчал.