Пришлось принимать исповеди. Сколько историй он услышал в пути. Жизнь интересней книг. Не все бумагомаратели это понимают. По улицам мамонты гуляют, а они все истории описывают о поединках комаров.

Роль священника Слепцов исполнял исправно. Даже советы давал. Люди ему руку целовали, притворщику.

Знал ли преподобный отец Григорий о том, что его ждет в пути? Наверняка знал. «Ряса — не одежда. Сие облачение — испытание», — услышал Павел голос старца. Он вздрогнул и сам перекрестился.

Поезд прибыл в Москву ранним утром.

Из шестого вагона на перрон вышел сгорбленный старик в монашеском одеянии с тяжелым мешком за спиной. Долговязый, худой, он тяжелой походкой направился по платформе к выходу в город.

Объявление на столбе возле поворота на Жаворонки он нашел. Значит, они верили в то, что он доберется до Москвы.

Вот только на стоянку ему приехать не на чем.

Пришлось ждать самому. Признают его или нет, сказать трудно. Расчет шел на собственную наблюдательность. Он побрился, переоделся и соответствовал своему описанию.

В указанное время никто не появился. Слепцов разглядывал каждую машину, паркующуюся на стоянке, но в магазины приезжали семьями с детьми. Ни одной подозрительной рожи. Обычные люди на машинах среднего класса.

Время вышло, и он собрался уходить. На съезде с кольца его догнал внедорожник БМВ и остановился рядом. Сквозь тонированные стекла он не видел сидящих в салоне. Задняя дверца открылась, и из машины вышел казах. Санитара он сразу узнал. Его морду забыть невозможно. «Лучшие годы» жизни незабываемы.

— С благополучным приездом, Ефим Иваныч.

— Тебя-то я не рассчитывал увидеть.

— А меня здесь и не должно быть. После того как джип без бака выловили из Сургута, мы поняли, что вы двинетесь своим ходом. А в лицо вас знаю только я. Пришлось отправиться в командировку.

— Логично.

Слепцов снял со спины рюкзак и поставил его к ногам санитара.

— Тяжелый груз. Будто камень с души свалился.

— Садык в вас не ошибся. Я тоже. Вы надежный человек.

— Я сам об этом не знал.

Санитар протянул ему пухлый конверт.

— Это вам.

— Что в нем?

— Десять тысяч долларов. Оплата услуг.

— Денег я не возьму. У меня своих хватает. Я выполнил условие. Доставил товар по адресу, и взамен мне обещали свободу. Сделка выполнена с некоторыми нарушениями сроков. Никто никому ничего не должен. Прощай, приятель. Мечтаю забыть о нашем знакомстве.

Слепцов отправился дальше к автобусной остановке.

Ехал долго, но по своему любимому городу. Что будет потом, он не загадывал. В первую очередь надо зайти к Насте в детективное бюро, выслушать отчет, который его уже мало трогал, и выплатить гонорар. Стыдно появляться без денег. Втянул людей в свои проблемы, будь любезен, оплати услуги. Это их работа, и за свой счет они не обязаны копаться в чужом грязном белье.

Конверт с адресом Слепцов давно выбросил. Он помнил его наизусть. Главное — ключ сохранился. Можно сказать чудом, после всего, что с ним произошло.

Приличный дом. Он пешком поднялся на пятый этаж, не воспользовавшись лифтом. Оттягивал время. Очень волновался. Слишком долго он шел к заветному месту. С октября по июнь. Казалось, прошла целая вечность, годы, а не месяцы. Но он же дошел. Волнение вполне закономерное.

Остановившись перед квартирой, он долго выдерживал паузу, затем достал ключ и открыл дверь.

Перед ним стоял мальчик лет семи и завязывал шнурки на кроссовках. Увидев незнакомца, он мило улыбнулся.

— Здрасте. Вы доктор? К бабушке?

Слепцов ничего не ответил. Он растерялся. Обычная жилая квартира. Сквозь открытую дверь в комнате видна мебель. Мальчуган исчез, а гость не мог пошевелиться. Ноги налились свинцом и пригвоздили его к порогу.

Откуда-то появился старик в галифе и пижамной куртке.

— Проходите, мы вас ждем. Опять давление скакануло.

— Извините. Я, кажется, ошибся этажом.

— Вы не из поликлиники? А кого вы ищете?

— Я даже не знаю. Тут должен быть…

— А может, вам нужен Антон Семеныч? Понял. Но он здесь больше не живет. Мы обменялись. Он съехался с дочерью, а мы разъехались с детьми. Не хотят они жить с больными стариками.

— Давно?

— Переехали? В декабре. Антон Семеныч теперь живет на Тимирязевской улице, дом девять, квартира семьдесят. Там, где мы жили.

— Спасибо.

Слепцов, как робот, повернулся и начал спускаться вниз. Все ясно. Двенадцать стульев. Нашли в двенадцатом бриллианты и построили клуб. Слишком долго гулял.

И все же он поехал на Тимирязевскую.

Антон Семеныч смахивал на ханыгу. Дочки дома не оказалось. Старикан пил пиво на кухне и варил щи. На миллионера он не походил. Даже ремонт не сделал в новой квартире. Слепцов еще долго смеялся, ахал, охал, пока не стемнело.

Денег нет, идти некуда. Тучи нависли, вот-вот гром грянет. Теперь ему сам черт не страшен. Можно на лавочке переночевать, можно в подъезде на ступеньках.

Он вспомнил про любимый чердак. Может, его пустят на одну ночку новые обитатели апартаментов?

Сегодняшний день он объявил днем Ильфа и Петрова. Графа Монтекристо из него не вышло, придется переквалифицироваться в бомжи.

На метро денег не было, поехал наземным транспортом. Заработать себе на кусок хлеба он сумеет. Надо написать вторую часть романа о своем падении в ад. Первая осталась в Казахстане. Черт с ней. По памяти восстановит. Надо заняться второй частью, пока все события свежи в памяти. Впервые он писал правду, ничего не придумывая, а на деле получалась самая неправдоподобная фантастика.

Сочинять проще. Это как наблюдать за сражением со стороны. Сразу становишься таким умным, все видишь и замечаешь. Фельдмаршал! А ты попробуй покомандовать. Сразу в ефрейторы разжалуют.

Знакомая улица, знакомый дом, обшарпанная дверь черного хода, все тот же запах и полумрак. Все родное и до боли знакомое.

Чердачная дверь открыта. Из щели пробивался тусклый свет. Он вошел.

Бомжи трапезничали. Знакомые все лица.

Варя, Максимыч и Данила Петрович.

— Пустите блудного сына к очагу?

Наступила долгая пауза. Наконец его узнали.

— Пашенька! — воскликнула Варя.

— Значит, и тебя Змей кинул? — спросил Максимыч.

— И вас обманули? — удивился Слепцов.

— Да черт с ним. Мы хоть что-то заработали. А ведь ты свои отдал.

— Ворованные.

— Не важно. Костяха вовсе куклу получил, — возмутился профессор.

— Где он?

— На кармане попался, — с грустью сказала Варя. — В колонию загребли. Да ты присаживайся. Поди проголодался.

С чего начал, к тому вернулся. Вот она какая, свобода!

Павлу стало легче.

— А выпить найдется?

— Конечно. Мы же народ зажиточный.

Налили водки. Выпили.

— Выходит, Змей всех одурачил?

— В квартирах ничего не было. Пустые. Мы ждали, как дураки. Через месяц хозяева всех выкинули на улицу, — рассказывал профессор. — Потянулись сюда. Так и собрались. Участковому заплатили, теперь нас не дергают. А тут я месяца два назад одному хмырю телевизор чинил. В этот момент криминальную сводку показывали. Труп на свалке нашли. Одет, как олигарх. Смотрю, наш Змей на помойке валяется. Крысы нос отгрызли. Собаке собачья смерть. Грешно так говорить, но я порадовался. Не принесли ему счастья чужие денежки. Слишком много о себе мнил. На воровской общак руку поднял.

— И ты поверил? — усмехнулась Варя.

— Хватит вам о Змее говорить, — восстал Максимыч. — О покойнике либо хорошо, либо ничего.

— Значит, ничего, — согласился профессор.

— Зато у нас теперь Паша есть. Все веселее, — радовалась Варя.

— Конечно, — согласился Максимыч. — Поживем недельку, и вдруг — бац! Паша приходит под утро и мешок денег на ящик ставит. «Вот, ребята. Переночевал в гипермаркете и получил приз за выносливость».

Все рассмеялись. И отчего люди радуются? Много ли человеку надо? Главное — понимание, скажут некоторые.