В своем письме к Исааку Батту Гладстон говорит:

«Вы напоминаете мне о том, что я некогда защищал иностранцев. Разве эти два случая аналогичны? Фениев судили по законному обычаю, и признал их виновными суд присяжных, состоящий из их же соотечественников. Заключенных в Неаполе арестовали и не судили, а когда судили, то судили чрезвычайным судом и приговорили их судьи, получавшие жалованье от правительства»[526].

Если браконьера судит суд присяжных, состоящий из местных сквайров, его тоже судят его же соотечественники. Общеизвестно, что ирландские присяжные рекрутируются из поставщиков лендлорда, что их средства к существованию зависят от их приговора. Угнетение — всегда законный обычай. В Англии судьи могут быть независимыми, в Ирландии же — никогда. Их продвижение в должности зависит от того, как они служат правительству. Салливен, прокурор, получил назначение на пост хранителя судебных архивов.

«Древнему ордену лесников» в Дублине Гладстон ответил, будто не помнит, что обязался

«управлять Ирландией в соответствии с ирландскими представлениями»[527]. И после всего этого он является в ратушу и жалуется, что задача ему не по силам.

В результате все митинги в защиту прав арендаторов отменены, и ирландцы требуют освобождения заключенных. Они порвали с клерикальной партией, требуют теперь самоуправления для Ирландии. Мур и Батт высказались за это. Они решили добиться освобождения О'Донована-Россы, избрав его членом парламента.

Гражданин Моттерсхед сделал обзор деятельности Гладстона, я бы его сделал иначе, но это не имеет никакого отношения к обсуждаемому нами вопросу. Петиции, принятые на митингах, были вполне корректны, но Гладстон придрался к речам, произнесенным в их защиту. Каслри был не хуже Гладстона; я нашел сегодня в «Political Register»[528], что он, выступая против ирландцев, употреблял те же слова, что и Гладстон, а Коббет ему отвечал так же, как я.

Когда началась избирательная кампания, все ирландские кандидаты выступали с требованием амнистии, но Гладстон бездействовал до тех пор, пока ирландские муниципалитеты не начали движение за амнистию.

Я не говорил о жертвах европейских событий, потому что не приходится сравнивать венгерскую войну с восстанием фениев. Ее можно было бы сравнить с 1798 годом[529], и тогда сравнение было бы не в пользу англичан.

Я повторяю, что нигде с политическими заключенными не обращаются так плохо, как в Англии.

Гражданин Моттерсхед не хочет сказать нам, какого он мнения об ирландцах; если он хочет знать, что другие народы думают об англичанах, пусть почитает Ледрю-Роллена[530] и других европейских писателей. Я всегда защищал англичан и продолжаю делать это и сейчас.

Резолюция принимается не для того, чтобы добиться освобождения заключенных, сами ирландцы уже не рассчитывают на это. Цель резолюции — выразить сочувствие ирландцам и дать оценку поведения правительства; она, может быть, повлечет за собой сплочение англичан и ирландцев. Гладстону приходится сталкиваться с оппозицией «Times», «Saturday Review» и т. д., когда мы смело высказываем свое мнение; с другой стороны, мы можем и поддержать его против такой оппозиции, которая в противном случае способна его опрокинуть. Во время Гражданской войны он был у власти и отвечал за политику правительства, и если дела северян были плохи, когда Гладстон выступил со своим заявлением, то это не делает чести его патриотизму.

Гражданин Оджер прав: если бы мы хотели освобождения заключенных, то таким путем не добились бы цели. Но важнее считаться с ирландским народом, чем с Гладстоном[531].

Полностью публикуется впервые

Печатается по тексту протокольной книги Генерального Совета

Перевод с английского

СТАТЬИ ЖЕННИ МАРКС ПО ИРЛАНДСКОМУ ВОПРОСУ[532]

Лондон, 27 февраля 1870 г.

«Marseillaise» от 18 февраля воспроизводит статью из «Daily News», в которой эта английская газета информирует французскую прессу об избрании О'Донована-Россы. Ввиду того что информация эта довольно путаная, а полные недомолвок разъяснения изображают в ложном свете факты, которые они имеют претензию осветить, прошу не отказать в любезности опубликовать мои комментарии к указанной статье.

Прежде всего «Daily News» сообщает, что О'Донован-Росса был осужден судом присяжных, по не добавляет, что в Ирландии суд присяжных состоит из приспешников правительства, более или менее прямо назначаемых им.

Далее, говоря со священным ужасом о treason felony [государственной измене. Ред.], играющие в либерализм журналисты из «Daily News» забывают сказать, что эта новая категория английского уголовного кодекса была специально изобретена для того, чтобы отнести ирландских патриотов к самым низким преступникам.

Возьмем дело О'Донована-Россы. Он был одним из редакторов «Irish People». Он был осужден, как и большинство фениев, за якобы мятежные статьи. «Marseillaise», следовательно, не ошиблась, проводя аналогию между Рошфором и Россой.

Почему же «Daily News», которая взялась информировать Францию об осужденных фениях, ничего не говорит о гнусном обращении с ними? Надеюсь, Вы разрешите мне восполнить ее благоразумное молчание.

Некоторое время тому назад О'Донован-Росса был посажен в темную одиночную камеру со скованными за спиной руками. Ни днем, ни ночью с него не снимались кандалы, так что он вынужден был хлебать свою пищу — жидкую похлебку, лежа на полу. Г-н Пиготт, редактор «Irishman», узнав об этих фактах от Россы, который изложил их ему в присутствии начальника тюрьмы и другого свидетеля, опубликовал их в своей газете, что побудило г-на Мура, одного из ирландских депутатов палаты общин, потребовать парламентского расследования для выяснения того, что творится в тюрьмах. Правительство решительно воспротивилось этому требованию: 36 членов голосовали за предложение Мура, а 171 — против; это — достойное дополнение к тем голосованиям, которыми было попрано избирательное право.

И это произошло при министерстве святоши Гладстона! Как видите, сей великий либеральный вождь ни в грош не ставит гуманность и правосудие. Существуют, следовательно, иуды, которые не носят очков.

А вот и другое дело, также к чести Англии. О'Лири, заключенный фений в возрасте 60–70 лет, в течение трех недель не получал ничего, кроме хлеба и воды, за то, — нет, читателям «Marseillaise» этого никогда не угадать, — за то, что он назвался «язычником» и отказался объявить себя протестантом, пресвитерианцем, католиком или квакером. Ему предложили на выбор либо одну из перечисленных религий, либо пустой хлеб. Из этих пяти зол О'Лири — или «язычник О'Лири», как его называют, — выбрал то зло, которое ему казалось наименьшим: хлеб и воду.

Несколько дней тому назад коронер (судебный чиновник, от имени короны производящий дознания о найденных трупах), осмотрев тело фения, умершего в тюрьме Спайк-Айленда, в весьма суровых выражениях осудил обращение, которому подвергался покойный.

В минувшую субботу молодой ирландец Ганнер Худ вышел из тюрьмы, где его продержали 4 года; в возрасте 19 лет он записался в английскую армию и в Канаде служил Англии. В 1866 г. он был предан военному трибуналу за мятежные статьи и присужден к двум годам каторги. Выслушав приговор, Худ схватил свою фуражку и, подбросив ее в воздух, воскликнул: «Да здравствует ирландская республика!». Этот крик души обошелся ему дорого. Его присудили еще к двум годам тюремного заключения и сверх того к пятидесяти плетям.