«Saturday Review» старается выпутаться из этого неприятного положения, поставив под сомнение собственные заявления сецессионистов. Журнал оказывается более проницательным и обнаруживает, «что рабство имеет очень мало общего с сецессией»; напротив, декларации Джефферсона Дэвиса и К° — чистейшие «условности», в которых «не больше смысла, чем в тех условных выражениях об оскверненных алтарях и разрушенных очагах, которые постоянно встречаются в подобных прокламациях».

Запас аргументов, приводимых настроенными против Севера газетами, очень скуден, и во всех этих газетах встречаются почти одни и те же выражения, повторяющиеся, как в математических формулах, с определенными интервалами, в весьма мало отличающихся друг от друга вариациях или комбинациях.

«Почему», — восклицает «Economist», — «только вчера, когда сецессионистское движение впервые приняло серьезный оборот при первом сообщении об избрании г-на Линкольна, северяне предложили Югу, если он останется в Союзе, всевозможные гарантии сохранения в неприкосновенности этого отвратительного института и отказались самым торжественным образом от всякого намерения вмешаться в это дело, причем их вожди предлагали в конгрессе один компромисс за другим, основанные на согласии не затрагивать рабства?» «Как объяснить», — вопрошает «Examiner», — «что Север был готов уладить дело путем самых широких уступок Югу в отношении рабства? Как случилось, что в конгрессе была предложена определенная географическая линия, за пределами которой рабство должно было быть признано как необходимый институт? Южные штаты не удовлетворились этим».

«Economist» и «Examiner» должны были бы задать вопрос не только, почему компромисс Криттендена[150] и другие компромиссные меры были предложены в конгрессе, но и почему они не были приняты? Они делают вид, будто считают эти компромиссные предложения принятыми Севером и отвергнутыми Югом, между тем как на самом деле они не были приняты благодаря партии Севера, которая провела избрание Линкольна. Эти предложения так и не вылились в форму резолюций, оставшись в зачаточном состоянии pia desideria [благих пожеланий. Ред.], и Юг фактически не имел возможности ни отвергнуть, ни принять их. Нас приближает к сути вопроса следующее замечание «Examiner»:

«Г-жа Стоу говорит: «Рабовладельческая партия, видя, что она больше не может использовать Союз в своих целях, решила разрушить его». В этих словах содержится признание, что до этого рабовладельческая партия пользовалась Союзом в своих целях, и было бы хорошо, если бы г-жа Стоу ясно показала, когда Север начал выступать против рабства».

Можно было бы полагать, что «Examiner» и другие оракулы общественного мнения в Англии достаточно знакомы с современной историей, чтобы не нуждаться в информации г-жи Стоу по таким чрезвычайно важным вопросам. Все растущее злоупотребление Союзом со стороны рабовладельческой клики, действующей в союзе с демократической партией Севера[151], является, так сказать, характерной чертой истории Соединенных Штатов с начала текущего столетия. Следующие одна за другой компромиссные меры знаменуют последовательные этапы агрессивных действий, которые приводили к постепенному превращению Союза в раба рабовладельцев. Каждый из этих компромиссов означал новую агрессию со стороны Юга и новую уступку со стороны Севера. В то же время ни одна из очередных побед Юга не была одержана без ожесточенной борьбы с враждебной ему силой на Севере, которая выступала в лице различных партий, с различными лозунгами и под различными знаменами. Если положительный и окончательный результат каждой отдельной схватки оказывался в пользу Юга, то внимательный наблюдатель исторических событий не мог не заметить, что каждое новое продвижение рабовладельцев является шагом на пути к их окончательному поражению. Даже во времена Миссурийского компромисса силы борющихся сторон настолько уравновесились, что Джефферсон, как видно из его воспоминаний, опасался, что Союзу угрожает раскол из-за этого смертельного антагонизма[152]. Агрессивность рабовладельческой стороны достигла своей высшей точки, когда, благодаря биллю Канзас-Небраска[153], впервые в истории Соединенных Штатов — как признался сам г-н Дуглас, — были уничтожены все юридические преграды распространению рабства на территории Соединенных Штатов; когда после этого один из северных кандидатов купил себе избрание в президенты тем, что обещал Союзу завоевать или купить на Кубе новую территорию, где бы господствовали рабовладельцы; когда позже решением по делу Дреда Скотта[154] федеральные власти провозгласили распространение рабства законом американской конституции и, наконец, когда фактически африканская торговля рабами была возобновлена в еще больших размерах, чем когда-либо раньше в период ее легального существования. Но одновременно с этим кульминационным пунктом агрессивных действий со стороны Юга, предпринятых им при попустительстве демократической партии Севера, налицо были несомненные признаки того, что антагонистические факторы на Севере настолько окрепли, что это должно было скоро изменить соотношение политических сил. Канзасская война[155], образование республиканской партии и большое количество голосов, полученных г-ном Фримонтом во время президентских выборов 1856 г., — все это были убедительные доказательства того, что Север накопил достаточно энергии, чтобы исправить те ошибки, которые были под давлением рабовладельцев совершены в течение полувека в истории Соединенных Штатов, и чтобы заставить страну вернуться к подлинным принципам своего развития. Помимо этих политических явлений, был один важный статистический и экономический факт, указывающий, что использование федерального Союза в интересах рабовладельцев достигло такого пункта, когда оно — вынужденно или de bonne grace [добровольно. Ред.] — должно будет пойти на убыль. Этим фактом было развитие Северо-Запада, гигантский прогресс, достигнутый его населением с 1850 до 1860 г., а также то новое и живительное влияние, которое неизбежно должно было оказать все это на судьбы Соединенных Штатов.

Но разве все это было тайной главой истории? Неужели нужно было «признание» г-жи Бичер-Стоу, чтобы перед «Examiner» и другими политическими светилами лондонской прессы раскрылась тщательно скрываемая истина о том, что «до этого рабовладельческая партия использовала Союз в своих целях»? Разве американский Север повинен в том, что английские журналисты были захвачены врасплох резким столкновением антагонистических сил, борьба между которыми являлась движущей силой истории Соединенных Штатов в течение полувека? Разве повинны американцы в том, что английская печать приняла за порожденную в один день причуду то, что на самом деле явилось назревшим результатом многолетней борьбы? Тот факт, что образование и развитие республиканской партии в Америке было почти не замечено лондонской печатью, выразительнее всяких слов говорит о бессодержательности ее тирад против рабства. Возьмите, например, двух антиподов лондонской печати: лондонскую газету «Times» и «Reynolds's Weekly Newspaper»[156]; одна — самый крупный орган респектабельных классов, другая — единственный сохранившийся орган рабочего класса. Первая газета незадолго до того, как окончилась карьера г-на Бьюкенена, выступила с пространным восхвалением его управления и клеветой на республиканцев. Рейнольдс, со своей стороны, во время пребывания Бьюкенена в Лондоне был одним из его любимцев и с тех пор никогда не упускал случая превозносить Бьюкенена и всячески поносить его противников. Как могло случиться, что республиканская партия, выставившая в качестве своей программы открытую борьбу против агрессии рабовладельцев и использования Союза в интересах рабовладения, одержала победу на Севере? Как могло случиться, далее, что основная масса членов демократической партии Севера, отбросив в сторону свои прежние связи с лидерами рабовладельцев, не считаясь со своими полувековыми традициями, жертвуя значительными коммерческими выгодами и еще более значительными политическими предрассудками, поспешила поддержать нынешнее республиканское правительство и щедро предложила ему людей и деньги? Вместо ответа на эти вопросы «Economist» восклицает: