— А если и есть, мне она неизвестна, — откликнулся воевода.

Король уже было собрался посетовать на то, что пропадает такой талант, но вовремя спохватился и не стал обижать цыган.

И вместо этого заметил:

— Просто с трудом верится. Похоже на сон.

Воевода усмехнулся.

— Завтра ваше величество будет говорить, что это и есть наше колдовство. Или же припишет это воздействию вина. И не поверит, что видел такое чудо своими глазами.

Король промолчал.

Он думал о том, что виденный им только что танец вызвал чувства, прежде ему неведомые и совершенно непостижимые.

Ему не хотелось признаваться в этом, и в то же время он знал, что, хотя не произнес ни слова, воевода догадывается о его мыслях и чувствах.

Стараясь поскорее вернуться к реальности и вновь обрести обычную для него самоуверенность, король заметил:

— Если это действительно было колдовство, то, сознаюсь, мне очень понравилось. Нельзя ли увидеть что-нибудь еще?

— Вы и вправду желаете этого, ваше величество?

— Ну разумеется! Я немало наслышан о цыганской магии, но ни разу не имел возможности наблюдать эти чудеса!

— У нашего племени есть очень своеобразный колдовской обряд, который может заинтересовать ваше величество. В том случае, если вы, конечно, не побоитесь принять в нем участие.

— Боюсь? Ну конечно же, я не боюсь! — воскликнул король.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен.

Настала пауза. Затем король добавил:

— Конечно! Я просто мечтаю увидеть. Может, никогда больше не представится случая.

Воевода пристально взглянул на него и заметил:

— Колдовской обряд, о котором идет речь и в котором я приглашаю принять участие ваше величество, называется цыганской свадьбой!..

Настала мертвая тишина. Король вскинул на воеводу удивленные глаза.

И тут медленно и робко из тени вышла Летиция.

Она уже успела снять головной убор, усыпанный драгоценностями, серьги и ожерелье, что были на ней во время танца, и сменила их на красный платок с золотыми монетками, так чудесно оттеняющими ее ясный белый лоб.

От бешеного танца щеки ее раскраснелись, а в глазах появился какой-то особый блеск, идущий словно изнутри и сравнимый разве что с мерцанием пламени в костре.

Король не сводил с нее глаз. Потом заметил воеводе:

— И на ком же вы предлагаете мне жениться?

— На Савийе, разумеется, на ком же еще! Но позвольте сперва объяснить кое-что вам двоим.

Произнес он эти слова очень торжественно и даже как-то мрачно, и король с Летицией переглянулись. А воевода тем временем продолжил:

— Если бы оба вы принадлежали к нашему племени кальдерашей, я не имел бы права осуществить эту церемонию.

— Но разве Савийя не вашего племени? — с удивлением спросил король.

Воевода отрицательно покачал головой.

— Мое племя никогда не смешивалось ни с каким другим. Вы же, ваше величество, и Савийя не являетесь цыганами в полном смысле этого слова. И тем не менее вам позволено видеть, слышать и чувствовать то, что недоступно и запрещено другим.

Король промолчал. Летиция же не удержалась от возбужденного возгласа.

Именно об этом она всегда мечтала и уже боялась, что ей никогда не доведется стать свидетельницей этого обряда.

Ведь цыгане, насколько ей известно, держат все свои колдовские ритуалы в строжайшей тайне, никогда не отвечают на расспросы чужаков, не рассказывают о том, что известно только их племени.

Она была почти уверена, что король не знает, насколько цыгане гордятся своим происхождением, и чистоту крови запрещается нарушать даже союзом с цыганами другого племени, не говоря уже о прочих людях.

Словно прочитав ее мысли, воевода заглянул Летиции прямо в глаза, и во взгляде его светилась мудрость и понимание. Затем он заговорил.

Сдержанное благородство его речи придавала не только венгерская кровь, но и культура человека, равного по своему происхождению любому из европейских королей.

— Брак, что заключается между настоящими цыганом и цыганкой, священен, и оборвать его может только смерть, — сказал он. — Для кальдерашей подобный союз — таинство, разорвать узы которого просто немыслимо. Поступивший подобным образом тут же изгоняется из племени.

После небольшой паузы он продолжил:

— Но существует еще одна церемония, принятая не у кальдерашей, а у других цыган, в особенности выходцев из России и Франции.

Он со значением взглянул на короля и добавил:

— Этот брак во многих отношениях напоминает азартную игру, однако жених с невестой находятся под покровительством богов.

Король с Летицией внимали каждому его слову, а воевода говорил:

— Основная часть обряда заключается в том, что разбивают глиняный кувшин. Количество осколков, на которые он разобьется, укажут дни, недели, месяцы или годы, в течение которых жениху с невестой надлежит хранить верность друг другу.

Голос его звучал все громче, затем с особой торжественностью он добавил:

— А после этого муж с женой вольны распоряжаться своей дальнейшей жизнью сами, решать, будут ли жить порознь, или же разобьют следующий глиняный кувшин.

Он умолк, и Летиция затаила дыхание.

Теперь она понимала, как воевода решил помочь ей.

Если король согласится на этот обряд, он будет связан с ней в течение всего своего пребывания в Овенштадте, а потому не сможет предложить руку и сердце Стефани.

Проблема, лихорадочно думала она, заключается в том, что король может отказаться принять участие в этой свадьбе или же воспринять ее не более чем шутку.

Воевода, похоже, прочитал и эти ее мысли. Он обратился к королю:

— Должен предупредить ваше величество, что стоит нарушить данную во время обряда клятву раньше времени, определенного богами, и на голову вашу обрушатся неисчислимые несчастья и беды. Это проклятие, которого так боятся все цыгане.

После секундного замешательства король ответил:

— Можете положиться на меня. Ведь как-никак, а я праправнук самой настоящей чистокровной цыганки. Я сделаю все, как велит ваш обычай.

Сердце у Летиции екнуло.

Воевода, чуть улыбнувшись, заметил:

— Итак, такова ваша воля! Тогда вскоре, ваше величество, вы увидите и услышите то, чего никогда не доводилось видеть и слышать ни одному человеку, в чьих жилах не течет цыганская кровь!

Все это произвело такое впечатление на Летицию, что она не сдержалась и захлопала в ладоши. Воевода сказал:

— Брачная церемония сейчас начнется, но прежде вашему величеству придется выполнить один обычай. Жених обязан выкупить невесту. Так что если у вас есть золотая монетка, давайте ее мне.

— Думаю, что одна монетка — слишком ничтожная плата за то сокровище, которое я получу, — ответил король.

И без лишних слов отстегнул от своего белоснежного мундира один из орденов.

Он представлял собой звезду, усыпанную бриллиантами, и когда король протягивал ее воеводе, она мерцала и переливалась в отблесках пламени точно живая.

— Теперь свадебную чашу! — приказал воевода. Молодая цыганка подала ему огромный кубок, украшенный искусной старинной резьбой и разноцветными драгоценными камнями, — раза в три больше тех, что видела до сих пор Летиция.

Сперва воевода протянул кубок королю, и когда он отпил, передал его Летиции.

Вино показалось девушке изумительным и несколько необычным на вкус. Оно было вовсе не похоже на то, которым угощал ее воевода в первый раз.

Однако как и в прошлый раз, внезапно все вокруг стало для Летиции прекрасным, словно окрашенным в золотистые тона. Мало того, девушка чувствовала, как ее настроение передается окружающим.

Выразить словами это было невозможно, но ей казалось, что звезды стали ярче и ближе, что их свет проникает повсюду, а темное бархатное небо лелеет их точно в колыбели.

— Итак, — сказал воевода, — все должно произойти сегодня. И союз между вами должен быть скреплен пиром.

Принесли еще одно кресло и поставили рядом с теми, в которых сидели король с воеводой, наблюдая за танцем Летиции. Девушка уселась между двумя мужчинами.