— Да ей все равно не угодишь! — согласилась с сестрой Мари-Генриетта.

— Ну, довольно, девочки! — остановила их принцесса Ольга. — Не надо забывать при этом, что кузен Луи относится к нам прекрасно.

— Это верно, — кивнула Летиция. — И в то же время он слишком слаб и безволен, чтобы спорить с женой. Какая жалость, что трон занял не наш отец!

— Уверена, что во все времена младшие сыновья только и делали, что сетовали на судьбу, — заметила принцесса Ольга. — Но ваш папа не возражал и не возмущался. Он никогда не мечтал стать великим герцогом. Единственное, чего ему хотелось, — радоваться жизни и быть счастливым в окружении своей семьи.

Говоря о муже, принцесса Ольга всегда становилась печальна и на ее прелестном лице появлялось выражение, заставлявшее дочерей спешно переводить разговор на другую тему.

Обе они обожали мать. Жестокой иронией судьбы выглядело то, что Павлу, счастливому мужу и отцу, было суждено погибнуть, в то время как его двоюродный брат Луи, похоже, до конца дней будет связан с нелюбимой женщиной.

Именно поэтому великий герцог старался принимать как можно меньше участия в светской жизни, предоставив своей супруге, великой герцогине, самой решать, стоит ли приглашать на прием того или иного государственного деятеля, и покорно позволял ей все дальше и дальше отодвигать себя на задний план.

Порой, когда ситуация становилась совсем уже невыносимой, он заходил в гостевой домик, навестить принцессу Ольгу.

Он сидел в маленькой гостиной, столь непохожей на огромные и пышные салоны дворца, и рассказывал ей о своих обидах.

— Знаю, как ты грустишь о Павле, — сказал он во время своего последнего визита. — Мне и самому с каждым днем не хватает его все больше. Будь он здесь, с нами, уверен, он смог бы мне помочь избавиться от этой страшной неуверенности в себе и пассивности.

— О, не стоит так говорит, Луи! — мягко возразила принцесса Ольга. — Народ тебя любит.

— Когда имеет возможность мельком увидеть меня, — ответил великий герцог. — И потом я точно знаю, люди возлагают на меня вину за множество законов, автором которых я не являюсь.

Он умолк и после паузы спросил:

— Полагаю, тебе, как и остальным, известно, что новый премьер-министр уже в кармане у Августины?

Принцесса Ольга не ответила. Только слегка наклонила голову, и великий герцог продолжал:

— Он ежедневно обсуждает с ней государственные дела и при этом не соизволит, хотя бы ради приличия, предварительно посоветоваться со мной. Все государственные бумаги он первым делом показывает жене, а затем, обсудив с ней, какое следует принять решение, просит меня подписать.

— Но почему тебе хотя бы раз не отказаться? — спросила принцесса Ольга.

— Да потому, что мне просто не хватает мужества! — ответил великий герцог. — Как мне не хватает Павла! Он всегда выдерживал за меня все баталии. Без него я чувствую себя словно без правой руки. В общем, даже и пытаться не стоит, вот так… без поддержки.

Принцесса Ольга вздохнула, затем взяла его за руку.

— И все же, Луи, дорогой, думаю, попытаться стоит.

— Но какой смысл? — спросил он. — Ведь тебе прекрасно известно — Августина держит в своих руках абсолютно все! Это она правит страной, и если я пойду против ее решений, то вскоре, вне всякого сомнения, меня или объявят безумцем, или засадят в темницу!

Оба они рассмеялись.

И, однако же, с грустью подумала принцесса Ольга, в рассуждениях великого герцога есть изрядная доля истины.

И еще она была совершенно уверена, что великая герцогиня способна действовать абсолютно безжалостно, стоит только кому-либо попытаться лишить ее власти.

Когда великий герцог ушел, ей осталось лишь молить Бога совершить чудо и избавить Луи от унижений, от жизни, которая постепенно превратилась в сплошной мрак.

Иногда она подумывала, не обратиться ли к нему от лица девочек с просьбой. Ведь Летиции уже исполнилось восемнадцать, и пора было устроить для нее во дворце бал, что дало бы девушке возможность познакомиться с приличным молодым человеком, принцем из какой-нибудь соседней страны или просто юношей из знатной семьи.

Но она знала, что, если даже великий герцог и согласится, жена его категорически воспротивится этой идее, а у Луи недостанет сил и воли настоять на своем.

Она поделилась своими мыслями с Летицией, и дочь сказала:

— Ты совершенно права, мама. Уверена, кузену Луи тут же заткнут рот. Но все же рано или поздно кто-то должен восстать против нее. Ясно, что это будешь не ты.

— О, если бы отец был жив! — вздохнула принцесса Ольга.

Обе они понимали, что на эту тему все сказано и пересказано и изменить ничего нельзя.

Теперь же, стоя у окна, Летиция говорила:

— Знаешь, я уже стала думать, раз мы такие беспомощные и сами ничего добиться не можем, стоит прибегнуть к колдовству.

— Колдовству? — воскликнула Мари-Генриетта. — Но ведь у нас нет знакомой колдуньи!

— Цыгане тоже умеют колдовать, — заметила Летиция.

— Даже если и так, то здесь все равно ничего не получится, — сказала Мари-Генриетта. — Ведь Августина запретила им даже приближаться к столице, велела жить в горах и полях, если они не хотят, чтоб их вообще выгнали из Овенштадта.

— Она вполне способна и на такое! — откликнулась Летиция.

— И люди возненавидят ее за это еще больше! И потом, известно ли тебе, что в жилах многих овенштадтцев, в том числе и в наших, течет цыганская кровь? — Мари-Генриетта рассмеялась. — Смотри, остерегайся заговаривать об этой цыганской крови в присутствии Августины. Иначе, чего доброго, она и тебя из страны вышлет!

— Мне всегда говорили, что в Пруссии ненавидели цыган, — откликнулась Летиция. — Но цыгане — часть нашей земли, и без них эта страна была бы совсем другой.

Она подумала о пестрых толпах цыган, кочующих по долинам, об их музыке и песнях, от которых всегда так сладко замирало ее сердце и; хотелось плясать.

Отец рассказывал, что когда был молод, они с братом Луи часто сидели с цыганами у костров, слушали прекрасные и дикие напевы цыганских скрипок. И любовались молоденькими цыганками, танцующими с грацией, столь характерной для их племени.

— Ты у меня очень грациозная, прямо как маленькая цыганка, — говорил он тринадцатилетней Летиции.

— О, папа, как замечательно! Так ты всерьез думаешь, что я грациозная?

— Конечно, просто уверен, — отвечал отец. — Как и в том, что ты обязательно вырастешь самой настоящей красавицей и я буду тобой гордиться.

Рассказы о цыганской жизни всегда занимали Летицию, несмотря на то, что она знала: и словом упоминать о них во дворце не стоит.

Знала она и историю о том, что давным-давно был в их семье некий прапрапрадедушка, тоже великий герцог. Он был женат дважды, но ни в одном из браков детей не имел.

Вторая жена была намного моложе его, сам же герцог, старея, все более страстно мечтал о наследнике.

Если наследник у него не появится, то корона перейдет от семьи Раконзи к другому семейству, которое они не любили и которое с течением времени обленилось и совершенно погрязло в бесконечных оргиях и распутстве, а потому никак не могло нормально управлять государством.

Великий герцог бессчетное число раз возил свою супругу и к врачам, и на курорты, а в конце концов, окончательно отчаявшись, решил прибегнуть к помощи цыган.

Легенда, которую впоследствии рассказывали только шепотом, гласила, что как раз в то время великий герцог занемог и герцогине пришлось одной отправиться в табор самого известного из цыганских племен в стране.

Ее принял цыганский воевода, или король, молодой темноволосый и очень красивый мужчина.

Она приняла участие в трапезе, во время которой цыгане наполняли драгоценные кубки редчайшими и вкуснейшими виноградными винами.

После пира были танцы вокруг огромного костра.

Очень поздно, когда цыгане постарше улеглись спать, а скрипки умолкли, цыганский король поднялся и увел великую герцогиню в лес.