— В понедельник, когда он будет выходить из детского сада. Они подъедут туда и схватят мальчика, пока шофер… надо поспешить, а то кое-кому начинает не нравиться, что его отстранили от участия в беседе.

К ним сутулясь подошел Рой-Рой.

— Трудно сказать, как они теперь себя поведут — ваше появление здесь все осложняет. Не волнуйтесь, я помогу вам отсюда выбраться. Только не поддавайтесь ни на чьи уговоры не обращаться в полицию.

— Мой муж ведь тоже в этом замешан?

— О мальчике он не знает.

— Но он приказал убить Джо.

— Не исключено.

Она увидела, как Хендрикс улыбнулся и покачал головой, но не ей. Глядя на Рой-Роя, он продолжал:

— Дверь в задний дворик не заперта. Секунд через тридцать я делаю свой ход, вы бежите туда, выходите — и вперед. До машины добраться не пытайтесь — бегите в лес. Используйте ваше единственное преимущество.

— Почему вы так поступаете?

Хендрикс со смехом протянул руку взять записку у Рой-Роя. Немой посветил ему фонариком.

— Что там у тебя, Рой? Очередная поэма?

Они понимают, что Рой-Рой отклонился от сценария.

Дело не только в записке. Судя по тому, как близко Донат встал за его спиной, Хендрикс догадывается, что парни готовят какой-то сюрприз. Не переставая говорить — «Нам придется отпустить миссис Уэлфорд домой, Рой», — он медленно поднимается со стула, вытаскивает его из-под себя, затем, швырнув скомканную бумажку, перехватывает руки на его спинке, все так же улыбаясь Рой-Рою и глядя в его по-кошачьи суженные глаза, — «А то из-за нее все сорвется. Ясно тебе, хер глухой?»

Фонарик гаснет. Хендрикс поднимает стул над головой и, развернувшись, обрушивает его на лицо Доната.

Удивленно крякнув, парень пятится назад.

Детектив кричит Карен, чтобы она уходила, и открывает дверь в коридор. Увидев, как она, задрав юбки выше колен, срывается со стула (Рой-Рой ее не останавливает — просто стоит и качает головой), Хендрикс выскакивает в дверь и вслепую несется к лестнице, рассчитывая, что если он успеет спуститься в гараж и добраться до «каприса», прежде чем его поймают… насколько он помнит, пистолет все еще лежит там в «бардачке».

До него доносится крик девушки, шум недолгой борьбы, звук захлопнувшейся двери — плохо дело, раз в таком порядке, — а сзади — дробный топот с попискиванием резиновых подошв по голым доскам.

Он делает рывок, но заряд кончился — никакого ускорения, твою мать! — сигнал из мозга не доходит до его отваливающихся ног. Гонка из дурных снов, которые преследовали его на протяжении всей жизни. Сзади раздается звук, похожий на конское ржание. Незащищенную спину детектива начинает покалывать от предвкушения, как будто страх, что этот дьявол настигнет его, перерос в желание быть настигнутым. Он чуть не падает, споткнувшись об упаковочную коробку, но его спасает стена, и он продолжает бежать. До лестницы всего пара шагов. Ты сможешь, Эдди! Надежда оживает: еще рывок — и он наконец достигнет цели… Но тут сильный толчок сзади сбивает его с ног.

По инерции его несет вперед, он хватается за первую ступеньку и подтягивается к ней на животе. На мгновение у него возникает мысль, что еще не все потеряно, — надо лишь скатиться вниз головой по темной лестнице. Но он не чувствует отката: его не пускает тяжесть в ногах, и тут на него наваливается бандюга и подминает его под себя.

Прижав ногой его шею к полу, Рой-Рой отматывает кусок упаковочной ленты, потом садится на корточки и связывает ему руки за спиной. Малейшая попытка пошевелиться вызывает у Хендрикса краткие вспышки боли и жжение в основании черепа.

Чего зря стараться?

На пульсацию в голове тошнотно накладывается шум мотора. Должно быть, Донат загоняет «вольво» в гараж. Что ж, разумно. Мотор умолкает; слышен скрежет закрываемой гаражной двери. В голове все еще бухает.

Рой помогает Хендриксу встать на ноги, а чтобы тот не истолковал его жест превратно, припечатывает его лицом о стенку. Затем ведет за галстук назад в гостиную.

— А знаешь, — Хендрикс, пыхтя, нащупывает языком кусок сломанного зуба и выплевывает его, — Виктор не слишком обрадуется, когда обо всем узнает.

Рой-Рой пихает его на диван, швыряет ему в лицо конец галстука и уходит.

— Узнает, как вы спутали ему все карты, — кричит детектив ему вдогонку, поводя шеей в попытке ослабить узел. — Хрен он это одобрит…

Ему трудно дышать, голова горит, рот полон крови и обломков, над правым глазом — фонарь с детское колено, но могло быть и хуже.

Он не сводит глаз с Рой-Роя, который ходит взад-вперед от окна к окну, сгорбив плечи, сунув руки в карманы.

— Надо отсюда сваливать, Рой, спасать задницы. Хейнс не приедет. Девица говорит, она заявила в полицию. — Он морщится от боли всякий раз, как в сломанный зуб попадает воздух. — Дай ей бумагу, если мне не веришь, — пусть она напишет.

— О да, конечно, а заодно спросите, нельзя ли мне воспользоваться телефоном, пока вы тут разбираетесь, — присовокупляет Карен сардоническим тоном. — Вы что, не понимаете, что напрасно тратите время?

Она сидит в другом углу дивана. По ее склоненной позе Хендрикс понимает, что руки у нее тоже связаны за спиной.

— Вам не больно, миссис Уэлфорд?

— Вы шутите?

Он оборачивается на уютный звук вспыхнувшего газа, видит в его голубом сиянии Доната, склонившегося над кухонной плитой.

Донат греет воду в ковшике.

— Может, и не получилось так, как я рассчитывал, — сипит Эдди, — зато мы дали им повод к размышлению. Они ребята сообразительные, им хватит ума понять, что они наломали дров. В сложившейся ситуации им придется посоветоваться с Виктором.

— О чем же вы тогда беспокоитесь?

Он не отвечает. Сидит себе, смотрит на мельтешащий силуэт Рой-Роя и прислушивается к домашним кухонным звукам.

Карен ждет.

— Не будут они ни с кем советоваться, — говорит она наконец, — и вы это знаете.

— И все-таки я могу нас вытащить.

— Ха-ха!

— Поверьте, это сработает.

— Почему я должна вам верить?

— Потому что я пытаюсь вам помочь, миссис Уэлфорд, и я ваш единственный козырь. — Он поражен ее мужеством. Попала в такой переплет, а ей хоть бы хны, — В крайнем случае предложим им сделку. Но только в самом крайнем, хорошо?

— Думаете, от них можно откупиться? Купить их преданность Виктору? — С сомнением спрашивает Карен. — Он же им как отец родной.

— Когда дело доходит до денег, мы все говорим на одном языке.

Его внимание привлекает бульканье закипающей воды и негромкий скрежет ковшика, снимаемого с крючка.

Она прокашливается.

— У меня на шее колье, которое чего-то стоит.

На кухне наливают воду.

— Что это с тобой? — спрашивает он Доната, который входит с чашкой кофе и садится между ними на диван. — Какой-то ты пришибленный.

В темноте ему не разглядеть, насколько его физиономия пострадала — да и пострадала ли? — от удара стулом.

Не обращая на него внимания, Донат включает телевизор — старенький девятнадцатидюймовый «Зенит», и пультом убирает звук. Пробегает по каналам, перескакивая с Дэвида Леттермана[53] на шоу нудистов и обратно, и наконец останавливается на старом черно-белом фильме.

— Дьявол! — Хендрикс шмыгает носом. — Кофе-то какой ароматный. Может, угостим нашу гостью? Эй, дурень, я, между прочим, выиграл пари. Все по-честному. Он не едет. Как думаешь, не пора ли нам отправиться по домам?

На подбородке у Доната царапина загогулиной, волосы слегка взъерошены — вот и весь ущерб. В очках (таких же, как у Виктора, «бухгалтерских», в тоненькой металлической оправе, — парень нацепил их, чтобы смотреть телевизор) он похож на безобидного «ботаника», мирно попивающего кофе, пялясь на Одри Хепберн с Кэри Грантом[54] в этом, как его… ну, неважно. Хендрикс не помнит название фильма, зато может гарантировать, что если его супружница еще не спит, то у нее включен тот же канал. Ему даже кажется, что между ними установился контакт.