— Четырнадцать. Он выглядит значительно старше.

— Не можете ли вы сказать, где он выучил приемы уличных драк?

Ее глаза расширились от удивления.

— Неужели он дрался с вами… таким образом?

— Судя по всему, он весьма искусен в кикбоксинге, да и кусаться здоров, — был вынужден я признать. — Таким трюкам не научиться за пределами районов трущоб. Крайне редкий случай.

Она наморщила лоб.

— Прошу вас, расскажите мне, что произошло.

Я кратко изложил ей суть происшествия. Она была ужасно расстроена.

— Значит, он проник в коттедж в Ардриге? Но ведь это называется на языке закона ночная кража со взломом? Или это взлом с целью вторжения?

— Не думаю, чтобы он что-либо взламывал, — постарался я ее успокоить. — Дверь была открыта. Там не было ни ключа, ни задвижки. Может быть, его впустил Рэбби Грэм. Они сверстники, и мальчики в таком возрасте тянутся друг к другу. Насколько я знаю, коттедж этот пустует, когда в Ардриге нет постояльцев. Несомненно, ни тот, ни другой не знали о моем приезде, и у Рэбби, вероятно, не было времени, чтобы предупредить об этом Джонни. А пустующий коттедж — идеальное укрытие.

— Но… от кого же он скрывался?

На этот вопрос у меня не было ответа. Алиса не отрывала глаз от тлеющих углей, словно видела в камине призраков.

— Вы помните книгу «Поворот винта»? Как ужасно это предположение о преждевременном развитии этих двух детишек, и это чувство, что им известно что-то жуткое, что недоступно для понимания взрослых! Точно такое же чувство я испытываю по отношению к Джонни: он знает что-то такое, что нам не дано понять. И в каком-то смысле его случай гораздо серьезнее, так как в отличие от тех детей в книжке он опасается того, что знает.

Может, из-за умирающего пламени в камине, движущихся теней в углах комнаты и над нашими головами, нервно сцепленных рук и дрожи в ее голосе, — но вдруг от нее ко мне передалось чувство чего-то зловещего. Было очень неприятно, что четырнадцатилетний мальчик знает о чем-то, боится чего-то, о чем мы, взрослые, даже не подозреваем. Единственное различие между невротическим и нормальным страхом кроется в причине, его вызывающей. Если причина, вызывающая страх у Джонни, была субъективной, то тогда он — невротик. Но если его страхи носили объективный характер, если он чувствовал реальную угрозу, исходившую от какого-то неизвестного источника, — тогда он — нормальный ребенок и нуждается в защите.

Эта идея не отличается новизной. Вновь я слышал внутри спокойный неодобрительный голос лорда Несса: «Здесь происходит что-то зловещее».

Но какое зло может грозить четырнадцатилетнему мальчику? Разве мог он нажить врагов в таком возрасте? Но даже если это и так, являются ли они почти наверняка членами его семьи? Кому еще есть дело до этого четырнадцатилетнего ребенка, чтобы ненавидеть его и постоянно ему угрожать?

Я украдкой бросил взгляд на сидящую рядом девушку. Оперев подбородок на руку, она по-прежнему всматривалась в огонь, а глаза ее были прикрыты длинными, легкими, как у Джонни, ресницами. Линия профиля от лба до подбородка была твердой, а цвет щек напоминал цвет спелого персика, — как у Джонни. Губы ее теперь были строгими, неулыбчивыми. Она была частью семейного круга Джонни, но я никак не мог ассоциировать с ней идею зла.

Да… предположение о том, что Джонни скорее жертва, чем агрессор, открывало новые горизонты…

Алиса вдруг сказала:

— Вы о чем-то думаете. О чем же?

Я попытался отмахнуться от ее вопроса.

— Так, ни о чем. Неважно.

— Прошу вас, мистер Данбар, скажите мне. — Бессознательно она сложила ладони вместе, и я увидел существующий с незапамятных времен жест, сопровождающий молитву: — Это может быть гораздо важнее, чем вы себе представляете. Вы же видите, все мы просто с ума сходим из-за Джонни. Что мы можем предпринять, чтобы удержать его дома, не позволить ему убегать? Только подумайте, если он убежит снова, то вас уже не будет рядом, — тогда кто же нам приведет его обратно? Предположим, он просто… исчезнет. Моя тетушка тут же умрет.

Сопротивляться этому умоляющему жесту было выше моих сил.

— Вы сами навели меня на мысль о том, что страх, испытываемый Джонни, может оказаться реальным, а не невротическим. Тогда я начал размышлять, чего же мальчик его возраста может бояться, какая ситуация может ему угрожать.

— Ну и что?

— И тогда меня осенило. Если он — единственный ребенок в семье, значит, он, вероятно, является наследником всего состояния своего отца.

— Да, это так. Ну и что?

«Как это она сама не сделала вполне очевидный вывод?» — в замешательстве подумал я.

— Возможно, я начитался детективов, — неловко продолжал я. — Но я не мог избавиться от мысли, — кто унаследует собственность в случае, если… что-нибудь произойдет с Джонни?

Персиковый цвет ее щек, вызывавший у меня восхищение, вдруг поблек, и лицо стало каким-то бледным, холодным, мраморным, сосредоточенным. Она опустила глаза, и ее овальной формы веки казались четко высеченными, как на пустых загадочных глазах древней статуи.

Вскинув голову, она в упор посмотрела на меня.

— Я являюсь прямой наследницей после Джонни, мистер Данбар. — Сладостный изгиб ее губ стал горьким. — Неужели вы предполагаете, что моя тетка и дядя об этом не думали?

Когда после короткого сна я спустился вниз, в гостиную, был уже полдень. Через открытую дверь была видна часть окружающего ландшафта, — розовые и зеленые ухоженные клумбы на фоне пурпурных гор, очертания которых особенно подчеркивались холодным чистым небом. Эта четкая линия меня озадачивала, пока я не вспомнил, что поверхность каждой горной вершины — это безжизненные болота без Деревьев; они были пурпурными потому, что наступил август, а в это время обычно буйно зацветает вереск.

Вероятно, миссис Грэм слышала, как я вхожу в гостиную, так как тут же появилась, через дверь кухни. Она отмахнулась от моих извинений за опоздание. Она уже знала о нашем ночном путешествии с Джонни Стоктоном и Решила не будить меня, подождать, покуда я сам не проснусь. Принесла свежих яиц к завтраку. На мое бодрое приветствие: «Какой прекрасный сегодня день!» — кисло ответила: «Если солнце так ярко светит, это к дождю, сэр…»

На небе не было ни облачка, и поэтому я, отнеся ее к числу неисправимых пессимистов, вышел в сад и направился к болоту, не удосужившись прихватить с собой ни шляпы, ни плаща.

Вчера поздно ночью мне все же пришлось покинуть Крэддох-хауз, так и не повидавшись ни со Стоктоном, ни с Шарпантье, так как на сбор членов поисковой партии у полиции ушло значительно больше времени, чем предполагала Алиса Стоктон. Я пообещал ей вернуться утром, но сейчас был уже готов пожалеть об этом обещании. В такой прохладный тихий, умиротворенный день выходка Джонни Стоктона казалась мне лишь нарушением обычной дисциплины, и с этим, на мой взгляд, должны были разобраться члены его семьи либо полиция. Какое это все имело отношение ко мне? Ради чего я возвращался туда? Может, я цеплялся за любой предлог, каким бы неловким он ни был, только чтобы вновь повидать Алису Стоктон?

Хотя уже наступил полдень, тени на бледном солнцепеке были такими же длинными, как на родине вечером, — еще одно напоминание, что я нахожусь гораздо ближе к северу, чем обычно. Даже воздух здесь был каким-то чужим, — его мягкость и влажность ощущали мои щеки, но в нем не было звенящей упругости, электрических разрядов, свойственных более сухому и горячему воздуху Нью-Йорка. Мне казалось, что поколения людей здесь исчерпали своим дыханием жизненную силу окружающей атмосферы, сделав ее мягкой и тягучей.

Преодолев выступ первого холма, я наткнулся на стадо овец особой высокогорной породы, черномордых, маленьких, крепко сбитых. Шерсть у них была не белой, а скорее цвета сероватой устрицы, и лишь самцы носили черные маски, а их острые рога и беспокойные, бегающие глаза заставляли вспомнить детское представление о дьяволе. У овец были томные глаза и маленькие белые мордашки, а их жующие рты с какой-то сексуальной ухмылкой напоминали мне придворных жеманниц на полотнах Фрагонара и Буше. Я услыхал короткий энергичный лай и увидел, как черная собака, больше похожая на сеттера, чем на колли, выскочила из-за вершины. Вот сверкнули ее клыки, и она куснула за ногу ближайшую овцу. Все стадо устремилось вперед, словно какая-то сероватая река, с избытком блеяния в минорном ключе. Я пошел за ними и вдруг наткнулся на Рэбби Грэма.