Где теперь Мерле? Куда ее унес лев? Что стало с Королевой Флюирией?

Послышался бой ближних башенных часов — за ними пробили час все остальные, — и отражения других миров в канале тотчас исчезли, ровно через час после полуночи в воде погасли светящиеся окна. Теперь там едва различались смутные силуэты темных домов, но это уже было отражение реальной картины.

Серафин тихо вздохнул, хотел встать с парапета, но тут же подался вперед и вытянул шею. По воде что-то двигалось, легко и бесшумно. Да, что-то темное и большое. Это отнюдь не отражение ни потустороннего, ни настоящего мира. Может быть, русалка? Или огромная рыба?

Серафин снова заметил легкую волну в канале и на этот раз пристальнее всмотрелся в воду. Вот там уже скользит и вторая черная тень, а за ней — третья. Нечто большое, метров пять в длину. Нет, это не рыбы, хотя по очертаниям похожи на акул. И уж точно не русалки. Спереди предмет остроносый, а к середине — пошире и напоминает толстое бревно. К тому же, насколько можно определить в темноте, у странных предметов нет ни плавников, ни ластов.

Третий предмет всплыл на поверхность воды и заблестел под лунным светом. Да ведь это — металл! Серафину вдруг стало ясно, как и откуда появились здесь такие «акулы». Только волшебство может держать на воде предметы из железа или стали и делать их легкими как перышки. Волшебство египтян!

Серафин вскочил и бросился бежать. Путь вдоль канала был опасен — дома спускались к самой воде, и его могли заметить. Надо было сделать крюк, чтобы успеть проследовать за этими тремя плавучими аппаратами. Он ринулся назад по тупику, обогнул несколько кварталов и выскочил на хорошо знакомую площадь. В сорока шагах от него во тьме обозначился мостик через канал, возле которого он только что хотел скормить рыбам свой ужин. А слева находился небольшой дом, где они вместе с Мерле обнаружили трех предателей из Совета дожей, встречавшихся здесь с египетским шпионом, чтобы сбыть ему пойманную Королеву Флюирию.

Теперь дом казался заброшенным и опустевшим. Никому бы в голову не пришло, что именно здесь за закрытыми ставнями и за обшарпанными толстыми стенами совершилось предательство и было положено начало вторжению в Венецию войск Египетской Империи.

На мостике Серафин заметил фигуру в длинном черном плаще. Лицо было скрыто низко надвинутым на глаза капюшоном.

На миг Серафину почудилось, что снова повторяется недавнее приключение. Этого человека он уже видел, в такое же ночное время и на этом же самом месте. Конечно, это тот египетский посол, лазутчик, у которого они вырвали флакон с заключенной в нем Королевой! Мерле тогда обожгла египтянину руку с помощью своего волшебного зеркальца, а он, Серафин, натравил на него полчища бродячих венецианских кошек, исцарапавших лазутчику рожу.

Значит, этот опасный человек снова здесь и опять кутается в свой плащ с капюшоном, как какой-нибудь венецианский бандит.

Серафин, мгновенно оправившись от неожиданности, отпрянул назад и прижался к стене дома. Луна освещала значительную часть небольшой площади, но там, где притаился Серафин, было совсем темно.

Под покровом темноты он подкрался к мостику. Посол, казалось, кого-то ожидает. Серафин сразу догадался, чего именно он ждет. В самом деле, вскоре послышался глухой лязгающий звук, повторившийся три раза. Три черные длинные тени проскользнули под мостиком и приблизились к берегу.

Посол торопливо сошел с мостика и не спускал глаз с канала. Серафин оказался всего в каких-нибудь десяти шагах от него и сжался в комок за небольшим каменным алтарем с изображением, святой Девы Марии на фасаде ближайшего дома. К старому алтарю, пристроенному к дому, уже давно никто не приносил даров. В последние годы большинство людей молилось Королеве Флюирии, а в могущество церкви уже никто не верил, хотя были еще такие приверженные традициям горожане, которые по привычке посещали церковные богослужения.

Серафин смотрел, как посол, сойдя с мостика, отступил в сторону и выжидал. На парапет по узкой лесенке из канала поднялись шесть человек. Люди.

Люди ли? Серафин прикусил губу. Шестеро вновь прибывших, может, и были когда-то людьми, но теперь они совсем не походили на тех живых существ, какими когда-то, наверное, были.

Мумии.

Да, шестеро воинов-мумий Империи с такими иссохшими лицами-масками, что все они казались близнецами-братьями. Человеческие черты, когда-то отличавшие их друг от друга, исчезли. Их головы выглядели черепами, обтянутыми серой кожей.

Все шестеро были в форменной одежде, которая в лунном свете поблескивала металлом. У каждого был меч, каких Серафин еще ни разу не видел: длинный клинок в форме полумесяца, причем острой стороной не наружу, по изгибу, как у сабли, а внутрь. Владение таким оружием требует особых навыков и мастерства. Вот, значит, каковы эти серповидные мечи египтян, смертоносные ятаганы имперских воинов-мумий.

В каждом из плавучих аппаратов помещалось по два воина. Они там лежали один за другим, как в узком гробу, и не могли двинуть ни рукой, ни ногой.

«А если бы и двинули, — молча усмехнулся Серафин, — все равно не смогли бы наставить друг другу синяков: только бы кожу на костях поцарапали».

Вот, значит, кого египтяне из своих покойников делают. Послушных и жестоких рабов, сеющих и несущих разруху. Наверное, в эти минуты незваные гости высаживаются из своих плавучих гробов на всех причалах Венеции.

Самое ужасное в том, что эти враги — не из плоти и крови, а… такие странные существа. С завоевателями — людьми — можно разговаривать, можно просить о пощаде или просто надеяться на то, что у них найдется хоть капля человечности. А чего ждать от мумий?

Серафину казалось немыслимым, чтобы жители Венеции были порабощены, чтобы здесь правил убийца Фараон. Ему было понятно и другое: сейчас надо вести себя тише воды, ниже травы, нельзя ни показываться вратам, ни даже дышать, но это было свыше его сил. Когда же он вдруг увидел, что египетский посол отдает шестерым воинам какой-то приказ, он не выдержал. Нечего прятаться, надо действовать! Даже если это сущее безумство.

Он издал протяжный громкий свист. На какой-то момент вокруг все замерли. Затем египтянин резко обернулся, полы его плаща взметнулись, капюшон на миг соскочил, и Серафин успел заметить на его лице следы беспощадной кошачьей атаки. Лоб и щеки лазутчика пестрели не то чтобы кровавыми царапинами, а рваными бороздами, от которых навсегда останутся безобразные шрамы. И этот человек знал, кому он обязан своим уродством. А теперь он узнал и тот посвист, после которого недавно все кошки Венеции набросились на него. Посол понял, что снова раздался сигнал Серафина.

Он что-то крикнул на непонятном языке и указал на алтарь Святой Девы, словно увидев мальчишку за каменной стенкой. Серафин не ожидал, что воины-мумии так быстро сорвутся с места, размахивая своими ятаганами. Один из них остался возле посла. Египтянин снова накинул на голову капюшон, взглянув в сторону Серафина с такой лютой ненавистью, словно обещал ему в отместку зверские пытки и мучительную смерть.

Мумии быстро приближались. Серафин выскочил из укрытия, как только по его зову появились первые кошки.

Тридцать, сорок, пятьдесят котов и кошек всех мастей выскочили из закоулков, чердаков и канализационных протоков. С каждой секундой их становилось все больше, и вот уже вся площадь кишела кошками.

Посол с проклятиями отскочил назад на мостик и громко приказал одному из воинов вернуться, чтобы защитить его от кошачьего нашествия. Остальные четверо воинов шли вперед, не обращая никакого внимания на маленьких злых тварей, облепивших их со всех сторон. Кошки рвали когтями желтую, как пертамент, кожу, впивались зубами в одежду и снаряжение, кусали мумий за пальцы и раздирали в клочья сухие щеки и руки.

Но ничто не могло задержать воинов-мумий, каждый из которых, увешанный кошками, как рождественская елка игрушками, продолжал невозмутимо идти вперед, пробиваясь сквозь острозубый и мохнатый шквал, налетевший на врагов. Острые ятаганы методично, со свистом косили кошек на лету и рубили на земле. Жуткий визг и дикое мяуканье эхом отдавались от стен домов. Кошачье племя поняло, наконец, как надо действовать: кошки цеплялись теперь за рукава и повисали на руках мумий, мешая им махать ятаганами.