– Ты прав. В этой квартире жили двое моих ребят, одного надо было беречь как зеницу ока.

Семенов ничем не выдал своей реакции на признание шефа, молча ожидая дальнейших указаний. Андрей Ильич огляделся. Плотно сдвинутые тяжелые шторы не пропускали на улицу свет, но при желании легко догадаться снаружи, что внутри кто-то есть. Неожиданно откуда-то донесся едва слышный шорох. Семенов тут же застыл, предостерегающе подняв указательный палец. Шорох повторился, теперь к нему добавился странный придушенный писк, точно новорожденный котенок впервые пробовал собственный голос.

– Оставайтесь на месте, – шепотом приказал отставной подполковник гражданскому боссу и бесшумно выскользнул из спальни.

Лебедев затаил дыхание, внимательно прислушался – полная тишина, только кровь шумит в висках да семеновские шаги по-кошачьи шелестят где-то сбоку. Внезапно тишину взрезал резкий скрип, сменившийся страшным грохотом. Андрей Ильич рванул в коридор.

Одна дверца зеркального шкафа-купе врезалась в зеркало на противоположной стене, оставив от огромного сверкающего овала лишь деревянную раму, образовавшийся проем был усеян блестящими осколками. А у другой дверцы, сдвинутой влево, вполголоса матерился злобный Семенов, кляня на чем свет новомодную халтуру. Но не это потрясло ошарашенного шефа.

Его помощник держал в руках большой бесформенный предмет, закатанный в темное сукно, из какого шьют солдатские шинели. Верхним краем сантиметров на двадцать куль возвышался над семеновской головой, нижним не доходил до щиколоток.

– Уберите эту чертову дверцу, Андрей Ильич, – пропыхтел «добытчик», – я пройду.

Лебедев освободил проход, вернув зеркальную панель в вертикаль и придержав, чтобы Семенов с ношей мог свободно пройти. Затем, не мешкая, поспешил следом.

– Берите осторожно за верх, я придержу снизу, – распорядился помощник, – кладем аккуратненько на пол по моей команде. Рраз!

Андрей Ильич подхватил падающий на него край и бережно опустил на ковер. Что пряталось в суконном рулоне, при этом старался не думать.

– Будем надеяться, что не труп, – протелепатил Семенов, доставая из кармана перочинный нож. Дальше он действовал молча и сосредоточенно, как будто выполнял привычную работу. Разрезал скотч, склеивающий края, осторожно раскатал куль и неторопливо отогнул последний кусок.

С грязным кляпом во рту, закрытыми глазами, без кровинки в лице безжизненной тряпичной куклой на сукне валялся Васька. Из открытой раны на голове спускалась красная извилистая полоса, не успевшая потемнеть. Лебедев машинально опустился перед Василием на колени, попытался нащупать пульс. Внутри звенело пустотой и холодило, вызывая неприятные судороги в желудке. И еще страшно хотелось пить. «Проклятие, – подумал без вины виноватый, – почему в такие минуты на меня всегда нападает жажда?»

– Он жив, – доложил Семенов, отнимая руку от сонной артерии. – Но надо поторопиться, иначе парень преподнесет нам сюрприз, – потом вздохнул и неохотно добавил: – Надо бы милицию вызвать, Андрей Ильич. В больнице все равно будут пытать: откуда такая рана?

Лебедев молча кивнул на телефон, не бросая Васькину руку, словно не решался оставить беднягу без своей энергетики в надежде, что она подпитает чужое тело.

Голкина отвезли в больницу без проволочек. Пожилой врач гарантировать ничего не брался, но выразил слабую надежду, что все обойдется.

– Организм молодой, крепкий, может, и выкарабкается, – неуверенно пообещал он на пороге. – А вообще, грех говорить, но я доволен, что не зря приехали. Знаете, сколько иногда бывает ложных вызовов за дежурство? То пьянь какая «скорую» требует, то бабульки по каждому чиху – своими руками убивал бы таких!

С милицией оказалось сложнее. Молчаливый следователь вопросы задавал редко, но метко. Ответы выслушивал внимательно, не перебивал, не пытался загнать в ловушку, застать врасплох и всем своим видом выказывал желание помочь. К подполковнику ФСБ в отставке капитан милиции отнесся уважительно, но с ощущением собственного превосходства: бывших «конторщиков» презирал, полагая, что те продают свою честь за баксы.

– Говорите, они жили вдвоем? А где второй?

– У тетки в деревне, – не моргнул глазом Лебедев. – Я отправил его туда на каникулы. Парень много учится, устает, впереди выпускные экзамены. Пусть расслабится, отдохнет, попьет молока парного. – Андрей Ильич вдруг с ужасом осознал, что его понесло, но остановиться не мог. – Может, влюбится, буду только рад. Гормоны дадут мозговым извилинам передышку, согласны?

– Ну да, ну да, – задумчиво поддакнул следователь.

Из гостиной вышел грузный мужчина средних лет, с набрякшими под кустистыми бровями веками, в затрапезном коричневом свитере, линялых джинсах и небольшим чемоданчиком, полным криминалистических причиндалов. Свидетель дал себе слово: если все обойдется и эти ребятки не будут путаться под ногами, он одарит их приличной техникой. Отделения милиции родное министерство заботой не баловало. Эксперт подошел к следователю, что-то шепнул на ухо.

– Я подожду в машине, – закончила вслух линялая тумба и двинула к двери.

– А почему, извините, у вас о парне такая забота? – сочувственно поинтересовался дотошный ищейка. – Он вам родственник?

– Сын, – выпалил не задумываясь глава «Оле-фармы».

– Интересно, продолжайте.

– Незаконный, – продолжал нести ахинею «отец». – В молодости я любил одну женщину, она умерла.

– Давно?

– Что? Любил?

– Скончалась давно?

– Два года назад.

– И с кем жил ребенок?

– Естественно, с ней, – усмехнулся Лебедев.

– О сыне вы, конечно, ничего не знали?

– А вы, когда расстаетесь с женщиной, отрубаете хвост сразу или по частям?

– Наверное, вам покажется это смешным, но в моей жизни одна женщина – моя жена. И рубить я не могу, не выношу вида крови.

– Ваше счастье, – равнодушно пожал плечами легкомысленный человек.

О происшедших событиях Егорин высказался однозначно:

– Это Львович.

– Не пойман – не вор.

– Ерунда! Поимка – вопрос времени и денег. А все твое упрямство, Андрюха, – не удержался от упрека друг. – Если б ты не скрытничал, как последний идиот, ситуация была бы сейчас под контролем. – Лебедев промолчал. – Сыщик-то твой хоть жив?

– Пока.

– Что ты вкладываешь в «пока»?

– Надежду.

Евгений вздохнул и уставился в окно.

– Что будем делать?

– Искать.

– Как?

– Тихой сапой.

– Все шутишь?

– Не до того.

На столе вице-президента компании зазвонил мобильный, Егорин поспешно схватился за телефон, будто только и ждал звонка.

– Але, – проворковал в трубку, его лицо изменилось в момент: только что хмурилось и озадачивалось, а тут вдруг прояснилось и засияло, поглупев невыносимо.

«Влюбился, что ли? – безразлично подумал Андрей Ильич. – И как только эти вечные шашни не отвлекают его от дел?» Женька женился на третьем курсе, ходил окольцованным уже третий десяток, чуть меньше шастал на сторону. Егорин был неисправимым бабником и ничего поделать с этим не мог.

– Не в силах я, старик, отказываться от женской ласки, – вздыхал он после очередной интрижки, – не по мне сидеть на диете. Пусть лучше сдохну от обжорства, но испытаю всю прелесть вкусовых ощущений.

В этот раз он, похоже, облизывался на очередной «деликатес», лишь предвкушая сладость.

– Хорошо, маленькая, я понимаю, – кивал китайским болванчиком трубке солидный бизнесмен. – Я подожду... Верю... Конечно... Целую, мышонок, пока!

– Совсем маленький мышонок? Или уже созрел для игр с котом?

Евгений неожиданно растерялся, словно невинный вопрос оказался убийственно метким и поразил неведомую цель, потом буркнул:

– Отстань, – и тут же вызвал без надобности секретаршу, будто искал в ней защиту: – Два кофе, Зиночка! Андрею Ильичу покрепче, мне, как всегда, с молоком.

– Нет, – поднялся Лебедев, – я пошел работать, кофе распивать будем после.