Судя по тому, чему учили по учебнику Всемирной Истории Реджи Брауна и его ровесников, Третья Мировая Война носила ярко выраженный идеологический характер, и, потому, могла и не начаться. Экономическую выгоду не получала ни одна из воюющих сторон по той простой причине, что и не рассчитывала получить ее. К началу осени 2025 года соотношение сил, сложившееся между великими державами, было примерно таким же, как и в восьмидесятых, к примеру, годах двадцатого столетия. Те же основные союзы, то же военно-стратегическое равновесие, те же действующие конституции в странах-участницах конфликта, та же полная бессмысленность ведения боевых действий. Казалось, что может быть проще - полемизируйте, дискутируйте, спорьте сколько влезет, как спорили всегда; лезьте из кожи вон доказывая вашу правоту, но не хватайтесь господа, пожалуйста, за ножи. Ножи - это совсем другое дело. Но, увы, спорили, спорили - и доспорились. Ибо сорвались на крик, на площадную брань, переступили за порог нервной устойчивости государственных организмов. Военная партия победила, но победа оказалась воистину пирровой. Трезвый расчет был с позором изгнан из коридоров власти, а немногочисленные оптимисты опровергнуты, так сказать, действием, безудержным ходом событий. Слепая, обыденная ненависть застлала стратегам человечества глаза. Первый день ядерной войны одновременно стал и последним днем триумфа высших представителей капиталистической элиты, совершенно обезумевших от животного страха перед коммунизмом. Несколько недель спустя элита эта сама пала жертвой собственного эгоизма и обдуманной политики культивирования мистического и иррационального в ущерб разумному и рациональному. Но этим сатанинским коммунистам тоже пришлось несладко, не так ли? Так мстили человечеству те, для которых сама мысль о том, что, неровен час, придет конец строю, обеспечивающему им сверхприбыли, раболепные взгляды услужливых чиновников, победоносную биржевую горячку, виллы, бассейны, белоснежные яхты, продажных женщин и прочую мелочь, являлась невыносимой. То, что в начале двадцать первого века на планете от элементарного недоедания ежегодно погибали десятки миллионов людей, и эта цифра продолжала увеличиваться, их заботило мало. Элита привыкла наслаждаться плодами цивилизации. Она обладала всем: эмоциями - для себя; демократией - для себя; нефтью, золотом, бриллиантами и драгоценными украшениями - для себя; привилегированными клубами и средствами производства - для себя; чистым воздухом и голубым прибоем - для себя. Ради всего этого темно-серо-буромалиновая человеческая масса, все эти неудачники от природы, бездельники, что без устали плодили себе же подобных бездельников (и каких урожаев, каких биотехнологических прорывов могло хватить на эту ораву!), основательно перепахала матушку-землю за все столетия до и от Рождества Христова. Казалось, можно было и почить на лаврах, подкидывать время от времени относительно приличным и богобоязненным неудачникам обглоданные кости в блестящих упаковках и продолжать предаваться нирване, но не тут-то было. Никак не проходило у достойнейших представителей рода человеческого пугающее ощущение мирового непостоянства. Все бы хорошо, справиться со своими баламутами хватило бы и смелости и сил, но как было быть с этими красными чертями со своими ОССС, КГБ, ГРУ и прочими атрибутами, что так прочно обосновались чуть ли не на третьей уже части земного шара, и с дьявольским упорством мутят воду в оставшихся двух третях? "Неправильно, нехорошо живете, - истово вопят на всех радиочастотах красные и их подголоски. - Эксплуатируете, угнетаете, обманываете, рвете из рабочих рук кусок хлеба". "Империализм, гегемонизм, социальная справедливость, классовая борьба, диктатура пролетариата, одномерный человек, закат Европы, гибель цивилизации", - вторят им яйцеголовые интеллектуалы, и от этого можно совсем взбеситься, ибо жрут эти интеллектуалы за троих, и требуют все новых и новых денег на свои писания и прожекты. И это благодарность? Разве мы, верхи, не по справедливости делились со своими неудачниками, не говоря уже о яйцеголовых? Разве где-либо в мире достигли более высокого уровня жизни и комфорта, чем на старом, добром Западе? Разве мы, верхи, не нянчились с бумагомараками, не делали вид будто они ничем не хуже нас? А чем они платят за добро? "Империализм, классовая борьба, диктатура пролетариата?". Такой валютой в обмен на доллары и евро? Нет, конечно же не яйцеголовым лезть первыми на баррикады, но кто может поручиться, что они не переметнутся к красным, если те, не дай бог, водрузят алые стяги где-нибудь на Монмартре? А "третий мир"? Ох, уж этот прожорливый и вечно недовольный "третий мир"! Существование "мировой деревни" не позволяло изнеженным верхам капиталистического мира всласть наслаждаться приторно-цветными сновидениями на своих шелковых матрасах; они боялись, иногда не вполне осознанно, проснувшись одним сероватым утром обнаружить себя такими же нищими и оборванными, как и те несчастные, которых они, или же их предки, обогнали и обобрали. Столпы общества чувствовали себя обманутыми, да и было отчего. Счастье, доставшееся на их долю, оказалось зыбким, покоившимся на нетерпеливо вздрагивающем вулкане, и, с течением времени, охватывавшее их чувство неопределенности лишь усиливалось. Усиливалось до тех пор, пока не превзошло некий запретный порог, за которым сильные мира сего готовы скопом поднести естественный инстинкт самосохранения в жертву своим же агрессивным флюидам.

   В учебнике Всемирной Истории довольно подробно описывался ход боевых действий; анализировалась ситуация, предшествовавшая катастрофическому обострению кризиса; приводились фамилии тех государственных деятелей, которые в принципе могли сделать больше чем сделали (или не сделали) для предотвращения роковой развязки. Но поскольку это был все-таки учебник по истории, а не по психологии масс, в нем обходился вопрос: а на что все же надеялись облаченные и в гражданские костюмы, и в военные мундиры высокопоставленные граждане своих государств, отдававшие подчиненным совершенно конкретные и беспрецедентно варварские распоряжения и приказы, достоверно при том сознавая, что они непременно будут выполняться? Стратеги ведения "затяжной ядерной войны", на американской, скажем, стороне, возможно и не предполагали, что вся кампания всего то за неполную неделю примет форму всеобщей анархии и хаоса, но не могли же они, в самом деле, всерьез опираться на хвастливые и безответственные заявления безнадежно проституированной монополистической прессы об отвратимости возмездия и непреодолимости антикоммунистического "Вала Авраама Линкольна" (так окрестило верховное командование США космический оборонительный рубеж, состоявший из постоянно барражировавших над планетой спутников и челноков, оснащенных лазерным и электромагнитным оружием). А как могла советская, наоборот, сторона недооценивать убойную силу затаившихся в глубоких шахтах и на громадных атомных подлодках ракет дальнего радиуса действия "Гарри Трумэн" и "Генерал Грант"? Президенту США, военспецам высших рангов стран НАТО, крупнейшим финансовым воротилам и советскому правительству было прекрасно известно, что широко разрекламированный спутниковый вал бессилен против выстреливаемых с подводных лодок-невидимок управляемых крылатых снарядов, разрушивших впоследствии четвертую часть Северной Америки, и не полностью обеспечивает защиту от межконтинентальных баллистических ракет, запускаемых в определенном, так называемом "зеркальном" порядке. Нет, политиками и генералами западных стран руководили скорее злоба и ненависть, нежели трезвый расчет. Здравомыслящие американцы, в массе своей, были против войны, но, увы, поводок в руках "молчаливого большинства" на сей раз оказался слишком слаб для того, чтобы удержать своих "цепных псов" от решительных шагов к пропасти. Пропаганда, которую и в лучшие-то годы нельзя было назвать мирной, накануне войны и вовсе словно с цепи сорвалась. Пропитанные шовинизмом телепрограммы и передовицы ведущих газет предавались безудержному восхвалению американской военной машины, как бы взбадривая "своих парней", ура-патриоты процветали и делали завидные карьеры, ФБР и вся натасканная против инакомыслящих судебная система, работали с интенсивностью, какая никогда ранее не наблюдалась в Соединенных Штатах, а либералы, пацифисты и сторонники сбалансированных действий оказались разобщенными до неприличной бездеятельности. Формирование общественного мнения давно было отдано на откуп "ястребам". Союзникам по НАТО предложили шагать за заокеанскими "трубадурами свободы" до победного конца, не забыв предварительно поставить этих своих союзников в незавидное положение атомных заложников. В сложившейся обстановке значительная часть американского народа поверила словам судьбоносного президентского послания, в котором драматическая необходимость ведения ядерной войны оправдывалась прежде всего интересами сохранения гибнущих христианских ценностей и отстаивания привычных национальных идеалов. Впрочем, не исключено, что и сам президент в тот момент верил своим словам. Третья Мировая Война было идеологизирована до крайнего абсурда, и, может быть, именно в этом и проявилась скрытая мощь законов исторического материализма. Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон и Гитлер надеялись прибрать к рукам сказочные богатства и почти неисчерпаемые ресурсы, дотоле им не принадлежавшие, военная победа для них оборачивалась реальными миллионами тонн и кубометров, торжеством их неконтролируемой личной власти, но "победитель" Третьей Мировой ничего не получал, более того - заведомо терял. И те, кто планировали и санкционировали операцию "Санраиз-Сансет", не могли не отдавать себе в этом отчета. Не удивительно, что современным историкам пока не удалось обнаружить в чудом сохранившихся архивах документов, прямо свидетельствующих о готовности правящих кругов США вести войну на тотальное уничтожение противника, но сейчас и без документов вполне ясно: они готовы были жертвовать миллионами американцев - ведь владельцы личных противоатомных бункеров составляли ничтожную долю американского народа, а бомбоубежища могли вместить в свои чрева не более трети населения страны. Соединенные Штаты не постеснялись потянуть за собой в ядерную пропасть своих ближайших партнеров, - и цветущие европейские города были повергнуты в прах. Характерная участь постигла гордый Альбион, прекрасную родину сэра Реджинальда Брауна, эсквайра. Десять миллионов убитых, втрое больше пострадавших от химических атак противника и от тех или иных форм радиационного поражения, практически уничтоженная промышленность, разруха в городах и сельских районах, лютые морозы по всей территории - и это в богатейшей стране с высокоразвитой гражданской обороной. Совершенно непонятно, на какой благоприятный для себя исход могло рассчитывать островное государство, ресурсы которого не шли ни в какое сравнение с ресурсами сверхдержав, но ведь и то правда, что стоящие у власти консерваторы, во имя, как они утверждали, блага Великобритании, максимально нагнетали напряженность в международных отношениях. И куда делось хваленое британское хладнокровие: любая мелочь, произведенная в редакциях ведущих газет, немедленно подхватывалась на Даунинг-Стрит 10 и раздувалась до неимоверных размеров, а тем временем редкий день проходил без какой-либо хитроумной провокации в адрес социалистической части мира. Форин-Офис в ту пору отказывался не то чтобы приносить формальные извинения, но даже давать какие-либо объяснения по поводу незаконных действий британских рыцарей плаща и кинжала, чуть-ли не ежедневно задерживаемых с поличным в государствах Восточной Европы и в Советском Союзе, а архиепископ Кентерберийский не стеснялся публично благословлять незадачливых шпионов. В стратегическом отношении британская военная машина была лишь придатком американской, но ее патроны подчас проявляли большее рвение, чем их заокеанские коллеги - видимо сгоряча лидеры правящей партии тори не успели разобраться откуда исходит действительная угроза британскому суверенитету. Викторианские замашки лишали их спокойного сна, а поскольку они понимали, что само существование Советского Союза делает невозможным возрождение былой ведущей роли Англии в европейской политике, то не прочь были разделаться с ним даже ценой превращения своей страны в прямого вассала Соединенных Штатов. Робкая оппозиция со стороны лейбористов и тред-юнионов только раззадорила премьер-министра. В конце концов вся политика его кабинета была продуктом недовольства слишком долгим сохранением послеялтинского расклада сил в Европе, и в начале сентября 2025 года она, эта политика, наконец получила логическое завершение.