Гленнор черкнул себя пальцем по горлу.

— Если ваша милость позволит, — сказал я, недолго поразмыслив, — выскажу свою мысль по этому поводу. Никаких убийц, никакой выдачи! Зачем? Мы торжественно позволим графу Диону вернуться в Аквилонию, сохраним титул и земли, а сами понаблюдаем, кого привлечет персона последнего Эпимитрея. Как только они начнут мутить воду, накроем всю шайку скопом и снова докажем царствующему монарху полезность Латераны.

— Умно, — согласился Гленнор. — Так и сделаем. Поймаем ядовитую рыбку на живца…

При виде королевского замка, воздвигшегося в дальней стороне улицы Сигиберта Великого меня вдруг обуял приступ глупого смеха. Едва с седла не сполз.

— В чем дело? — поднял брови барон Гленнор. — Что смешного ты увидел?

— Не увидел, а вспомнил, — задыхался я. — Ваша милость, помните, как в самом начале этой истории я спросил: будут обойдены милостями мелкие исполнители или нет? Как думаете, могу я выклянчить у Конана орден Большого Льва?

— Я ведь говорил, обойдешься «Золотым пером» — расхохотался в ответ барон. — Большого Льва я оставлю для себя!

С тем мы и въехали в ворота королевского замка, охраняемые верными «Беркутами».

Отбили последний квадранс перед полуднем.

Королевский дворец снова шумел и гудел на тысячи голосов, на главном дворе скапливались роскошные повозки и портшезы, почти безликая раззолоченная публика именуемая по привычке «высшим светом» бессмысленно толклась в парадных залах, шушукая и сплетничая, строя самые невероятные предположения о случившемся и ожидая скорого выхода нового короля. Протестовать или возмущаться не осмеливались — весомые аргументы в виде насупленной гвардии Гайарда в синем и величественных Драконов с мечами наголо не давали особо горячим головам распускать языки. Поговаривали, что королем теперь будет Троцеро Пуантенский, шепотом передавали друг другу известие о том, что Нумедидеса якобы зарезали прямо в спальне, втихомолку ужасались невоспитанным вояками, наводнившим дворец…

Завсегдатаи дворцовых покоев и коридоров многое не узнавали — исчезли прежние камерлакеи, сменили помощников церемониймейстера, да и сам мастер королевских церемоний куда-то пропал, остатки шамарской гвардии окончательно удалили от двора, заменив пуантенцами и боссонцами.

На площади Сигиберта постепенно собирался народ, так доселе ничего не понявший и ожидающий самого невероятного — слухи по толпе ходили удивительные и нелепые, тихари Латераны, затесавшиеся в ряды досточтимых обывателей, с круглыми глазами выслушивали байки о новом пришествии Эпимитриуса, восшествии на престол принца аж из самой Вендии, о том, что Тарантия ночью была с налету взята штурмом немедийским войском, переодетым в облачения гвардии Пуантена… Так называемые «камни глашатаев» — огромные валуны, установленные на площадях, с которых оглашались важнейшие указы пока что пустовали и простецам оставалось лишь теряться в догадках, что же произошло? Ясно было одно — в стране новая власть и новый король. И имечко у него какое-то… странное. Коэн? Коннахар? Конхобар? Похоже на темрийское или гандерландское, звучит по-варварски. А вот прежнего государя, Нумедидеса, молнией поразило!.. Да ничего подобного, почтенный, умер от изнурения, порожденного слабоумием!.. Неправда, его гвардия зарубила!..

Впрочем, нас сплетни простецов пока не интересовали. Вся развеселая компания, включая короля Конана, пуантенских герцогов, барона Гленнора и новоназначенных нами управителей страны собралась в тех самых Малахитовых покоях, ожидая начала церемонии присяги. Торжеством должен был руководить извлеченный вездесущими конфидентами Латераны из небытия прежний церемониймейстер короля Вилера, старенький месьор Ламбо, который ныне суетился вокруг насупленного Конана и отдавал команды скрипучим голоском:

— … Ваше величество, я настаиваю! За тысячу лет ни один король во время присяги не показывался перед подданными в костюме обычного офицера гвардии! Надо одеть хотя бы форму легата! Благоволите!

— Сет тебя зажри, — втихомолку ругнулся киммериец, вылезая из удобного капитанского облачения и путаясь в рукавах поднесенного гвардейцами черного легатского колета с шитьем в виде дубовых листочков, лавровых веточек и перекрещенных клинков. — Месьоры, мне кажется, королю можно делать все, что заблагорассудится?!

— Ничего подобного, — заулыбался Троцеро, наблюдая как Конан щелкает пряжками перевязи с церемониальным мечом и застегивает бесчисленные крючки на груди. — Не государство принадлежит тебе, а ты государству. Так что изволь подчиниться традиции!

— Кстати, Троцеро, ты не в обиде, что должность вице-короля так неожиданно перепала племянничку? — хитро улыбнулся Конан, указывая взглядом на разодетого в парадный мундир гвардии Гайарда Просперо. Возле молодого герцога отирался и барон Ортео — юнец, не постеснявшись, обобрал дворцовую гардеробную, вытащив оттуда роскошный герольдмейстерский наряд. Ему уже объяснили, что с минувшей ночи бывший провинциальный барончик стал большим вельможей и теперь наш желторотый приятель вовсю старался соответствовать свалившейся на него ответственности.

— Оставь, Конан, — отмахнулся Троцеро. — Я уже навластвовался, сорок лет ношу корону Великого герцога, а управлять Пуантеном куда сложнее чем каким-нибудь Пограничьем или Хаураном… Останусь владетелем Гайарда, а уж Просперо пускай наслаждается званием первого королевского фаворита.

— Дядя! — оскорбился Просперо. — Как так можно говорить!

Между любящими родственниками уже была готова разразиться тихая свара, но месьор Ламбо по-прежнему не давал нам опомниться:

— Ваше величество, непременно следует надеть королевскую мантию! Этикет обязывает!

— Надеюсь, ее не с покойника сняли? — насторожился Конан, рассматривая алый плащ с вышитыми геральдическими львами. — Ночью на Нумедидесе была такая же!

— Ни в коем случае, — хрюкнул барон Гленнор. — Конан, успокойся, это запасная. Одевайся быстрее, полдень звонят!

— Скипетр в правую руку, — суетился месьор Ламбо. — Корону! Где корона?! Какая ужасная одежда — сочетание черного мундира гвардии и красной мантии! Готовы?

Мы все судорожно кивнули.

— Первым иду я, как мастер церемонии, втолковывал Ламбо. — Затем король в сопровождении двух ликторов с клинками в руках. Потом канцлер. Понятно?

Величественно-грозный Публио поглядел на церемониймейстера с высокомерием. Герцог Форсеза был опытным царедворцем.

— Рядом с канцлером шествуют вице-король и генеральный казначей, затем главы коллегиумов! — надрывался Ламбо, пытаясь выстроить сонмище наших соратников так, как предписывают традиции и куртуазия. — Граф Кертис, куда вы лезете? Прецептор столицы не столь уж важная персона, отойдите в дальний ряд! Будете стоять по левую руку от трона! Ваше величество, перед тем, как сесть на трон, поклонитесь собравшимся в зале подданным трижды — вперед, направо и налево! Боги милостивые, мы же опаздываем! Идемте!

Король обычно входил в тронный зал не через парадный вход, а через дверцу справа за троном, искусно прикрытую драпировкой. Пока мы шли по лестнице вниз, барон Гленнор задержался, подождал меня и подтолкнул локтем.

— Кажется удержались, а? — шепнул мне глава Латераны. — Уверен, Конану присягнут все, кого мы собрали во дворце, побоятся выступить открыто… Поздравляю граф, свершилось.

— А прецептор столицы не столь уж и важная персона, — ядовитенько повторил я слова церемониймейстера. — И буду стоять по левую руку. Каково?!

— Не обижайся, Кертис. Не важно где ты стоишь, важно — кого из себя представляешь. А мы с тобой — правая рука государства. Согласен? Или ты разуверился во всемогуществе Латераны?

Ответить я не успел. Процессия вышла в наполненный людьми большой тронный зал и месьор Ламбо сменил голос с дребезжащего, на низкий и раскатистый:

— Его королевское величество государь Аквилонии Конан Первый Канах!.. — разнеслось по колоннаде.