Шагая к выходу из дома, я подумал о том, что на сегодняшний день назначено еще целых семь важных встреч, в том числе и с Великим Жрецом храма Диска Возрожденного Солнца. Нам необходима поддержка жреческого сословия, имеющего огромное влияние на умы простецов.

— Куда? — коротко спросил меня ликтор, державший стремя, пока я садился в седло.

— В Латерану. Публио нам сейчас необходим даже больше, чем король.

— Это возмутительно! Меня отрывают от важных дел, засовывают в душную карету, не позволяя выйти из нее даже ночью и везут к демонам на рога, не объясняя причин столь отвратительного произвола! Чем меня кормили по дороге, даже упоминать не стану, это просто неприлично! Гленнор, ты меня слышишь?! Воз-мути-тель-но! Доколе?…

Публио скандалил умело, величественно, вкладывая душу. Его светлость потрясал тростью, воздевал очи горе, призывал в свидетели богов и оплакивал свою несчастную судьбу. Я, давая Публио выговориться, слушал и вылавливал из его малоосмысленных речений рациональные зерна. Оказывается, Камбон в своем рвении и впрямь перестарался — как только в Танасул прибыл мой гонец, со строжайшим приказом переправить Публио в Тарантию, старика мигом посадили в повозку, не позволив даже переодеться и собрать необходимые вещи, а потом безостановочно гнали лошадей вплоть до самой столицы.

— … Я не желаю участвовать в ваших сомнительных авантюрах! — воодушевленно голосил пожилой герцог, не давая вставить мне и словечка. — Я всегда был и остаюсь добрым аквилонским подданным, которого злостно оклеветали враги и недоброжелатели! Однажды я уже имел несчастье близко познакомиться с вашим так называемым департаментом по охранению один Сет знает чего! С меня довольно! Я буду жаловаться королю!

Причина воплей Публио была мне понятна и ясна: в кои-то веки можно безнаказанно и в свое удовольствие поорать на главу Латераны, другого случая может и не подвернуться! Вот он и пользуется редкой возможностью, отлично понимая, что нужен не я ему, а он мне.

Ладно, потерпим, пускай кричит. От пустых сотрясений воздуха еще никто никогда не умирал.

Раскрасневшийся Публио сделал передышку и принялся вытирать лоб засаленной тряпкой, которая некогда была шелковым кружевным платочком. Надо скорее перехватывать инициативу в свои руки!

— Вот указ о твоем полном помиловании и оправдании перед Высоким Судом Короны, — я выложил перед Публио первый пергамент. — Это — указ о назначении канцлером королевства. А в соответствии с этим рескриптом тебе возвращаются все ранее проскрибированные угодья и замки. Теперь последний указ. Распоряжение о твоей казни, как главаря шайки аферистов много лет подряд обчищавших сундуки налоговой управы Танасульского герцогства. Выберешь первые три, или тебе больше нравится четвертый?

— Наверное, это первый случай во всей истории Хайбории, когда человека под угрозой эшафота заставляют принять второй после короля титул страны, — сварливо проворчал Публио. — И это при живом канцлере! Я хорошо знаю Редрика, такие как он никогда не выпустят власть из рук добровольно. Значит, вы его убьете… Что характерно, его кровь будет и на мне. То есть, когда ваш мятеж будет подавлен, я пойду на плаху вслед за тобой, Гленнор. Знаешь, почему я готов согласиться? Хочется посмотреть, как ты будешь дергаться в петле.

— Для начала скажу, что твоя судьба в твоих же руках, — рассмеялся я. — Когда мы дадим Высоким сословиям твердое знание того, что королевская казна не станет отбирать все до последнего медяка, нас поддержат. После Нумедидеса и его дружков, которые вволю попаслись на аквилонских золотых хлебах, сделать это будет трудновато, но ведь мы справимся?

— Можно попытаться, — пожал плечами старый прохвост. — Надо полагать, герцога Шамарского, Редрика и остальных сразу же объявят злодеями короны? В таком случае их состояния не должны отойти к родственникам. Отобрать все, что получится! Земли и поместья распродать, причем не обязательно подданным Аквилонии — офирцы, например, дадут гораздо больше… Прошерстить сокровищницы замков, там обязательно отыщутся древние вещицы, которые охотно купят интересующиеся. Библиотеки, опять же — старинные рукописи, особенно посвященные магии, ценятся очень высоко, а я слышал, будто в коллекции Редрика есть даже кхарийские гримуары. Да любой уважающий себя маг их с руками оторвет, и еще приплатит за одну только возможность поглядеть на остальные манускрипты! Потом: на часть вырученных денег купим в Офире несколько участков в горах, где находятся золотые копи. Знаю, знаю, офирцы не продают золотоносные рудники чужеземцам, но мы запишем купчие на подставных лиц, в Ианте никто и ухом не поведет!.. Зато какая прибыль без лишних затрат! Работать будут каторжники, чтобы не платить жалование наемным рудокопам. Придется потратиться на охрану, с налогами я сам разберусь, ничего сложного…

Публио настолько увлекся, разговаривая более сам с собой, чем со мной, что я понял: старик оказался в своей любимой стихии. Его призвание — создавать деньги из пустоты, из ничего, превращать навоз в золото путем самых головокружительных махинаций. Публио запросто может продать стигийцам их же собственные пирамиды Птейона, доказав с помощью убедительных бумаг, что последний император Кхарии подарил их святому Эпимитриусу и вот уже тысячу триста лет эти усыпальницы суть законная собственность аквилонских королей! А продав, он еще потребует уплаты неустойки, ибо Стигия бесстыдно пользовалась нашими пирамидами целых тринадцать столетий без дозволения тарантийского казначейства и не уплачивая пошлин…

— Сейчас тебя проводят в покои на первом этаже, и принесут необходимые бумаги — донесения от налоговой и казначейской управ за последний год, — сказал я Публио, который продолжал что-то вполголоса бормотать, подсчитывая, складывая и вычитая. — Словом, разберешься. Толковые помощники у тебя будут. Желаю успехов… мой канцлер.

— Ах, да! — Публио, уже стоя на пороге, оглянулся. — Мне так и не сказали! Корольто кто?

— Ты его не знаешь. Достойный человек.

— Ну и ладно, — отмахнулся Публио и слуга закрыл за ним дверь.

Когда я, собираясь уезжать в город, прошелся мимо комнат отведенных будущему канцлеру, там уже раскатисто громыхал его басок — Публио вовсю гонял своих новых подмастерьев, выясняя, куда подевали отчет по налогам с чужестранных купцов за 1287 год.

Из всех лиц прошедших передо мною в тот день больше всего запомнилась морщинистая, похожая на темно-коричневое печеное яблоко в обрамлении серебряной бороды, физиономия святейшего настоятеля Хродомера, Великого Жреца и властителя дум, бывшего митрианского первосвященника Аквилонии. Почему бывшего? Верховное жречество отобрал для себя Нумедидес, чем несколько лет назад немало обидел священнослужителей. На этой обиде я и собирался поиграть.

В храм Возрожденного Диска пришлось приехать инкогнито, в одежде скромного горожанина и с измененной внешностью — кое-кто мог заинтересоваться, отчего вдруг барон Гленнор решил посетить уважаемого в народе жреца, зачем он понадобился Латеране? Пустили меня к настоятелю только когда Хродомеру был передан незаменимый гербовый перстень.

Ума не приложу, почему все жрецы, даже сухонькие тощие старикашки, выглядят настолько значимо, так царственно, как не получится у любого короля? Хродомер меньше меня ростом на полторы ладони, а кажется выше на целую голову, глядит сверху вниз с эдакой снисходительностью взрослого, которому надоедает маленький ребенок. Белая с золотом хламида, на груди изображение Диска Митры, худощавая длань утверждена на огромной книге в черном переплете. Величие, как оно есть!

— С чем ты пришел в дом света, не ведающий теней, дитя мое? — скрипнул старец, когда я отбил церемониальный поклон до земли. — Барон, ты ведь знаешь, что истинных служителей Митры мало интересуют мирские дела, наша цель состоит в совершенствовании человеческих душ, но отнюдь не в интригах за власть и золото…